– Идем-ка на большую веранду. Там нормально поедим, Женуария уже готовит, и поговорим заодно.

Последнее предложение Вершинина несколько насторожило – он приблизительно представлял, о чем она с ним хочет побеседовать, а обсуждать именно эту тему совсем не имел желания.

Но бабушка – это святое! Ей он не мог отказать практически ни в чем.

Значит, придется беседовать.

Они расположились за большим столом на главной веранде. Евгения Борисовна накрыла хлебосольно, предложив чуть ли не праздничное меню: и горячие блинки со сметаной, медом и икоркой на выбор, и замысловатый омлет, и паштет, сыры. Поставила самовар с явным намеком на долгие посиделки, заварила два разных чая – один травяной, другой черный, да еще варений и плюшек всяких не забыла.

Но Григорий все отвлекался на продолжавшиеся звонки, пока Глафира Сергеевна не попросила тоном, не терпящим возражений:

– Выключи-ка свой телефон, поешь спокойно, и поговорим. Успеешь еще поработать и распоряжения дать.

Вершинин послушно отключил телефон и принялся уплетать блины, запивая их душистым чаем. Глафира Сергеевна смотрела на него с улыбкой, но и про себя не забывала: блинками тоже баловалась. Они посмеивались, обмениваясь легкими шутками, болтали о ерунде, ровно до той поры, когда Григорий, наевшись до отвала, не откинулся на спинку плетеного кресла в тот самый «отвал».

– Ну что, наелся? – обманчиво нейтрально спросила бабушка.

– Не то слово! – погладил он себя по животу.

– Ну вот и хорошо, – кивнула она и хитро улыбнулась. – Тогда поговорим.

– Этого следовало ожидать, – безнадежно вздохнул Григорий.

– Безусловно, – подтвердила его предположения бабушка и спросила: – Что у тебя с Марьяной?

– Ну, как что? – усмехнулся он, предприняв попытку свести все к юмору. – То самое.

– Не вижу предмета для шуток, – строго одернула его Глафира Сергеевна. – Марьяна очень серьезная девочка, не финтифлюшка какая, и если она допустила близость с тобой, значит, испытывает к тебе определенные чувства. Эта девочка очень дорога мне, она скрасила последние годы моей жизни, наполнив их светом, любовью, радостью и смехом, она стала мне близким человеком. И мне даже думать не хочется, что ее могут обидеть.

Вершинин отметил про себя, что бабушка сказала: «могут», а не «ты можешь».

– Надеюсь, что я ее не обидел, – предположил Григорий.

Но, не выдержав строгого изучающего взгляда бабушки, поднялся с кресла, присел на балюстраду веранды и засунул руки в карманы.

– Ты сделал ей предложение? – в лоб, без всяких «марлезонов» спросила Глафира Сергеевна.

– Нет, – помолчав пару мгновений, ответил Вершинин.

– Ну, ладно, пусть не предложение, но ты просил ее жить вместе, как-то обозначил, что вы будете вдвоем? – допытывалась она.

Он глубоко вздохнул, выдохнул и снова односложно ответил:

– Нет.

– Но почему? – откровенно поразилась Глафира Сергеевна. – У вас же не просто секс какой-то! Это очевидно, что у вас взаимные чувства!

Он снова помолчал, смотрел на нее задумчиво, опять вздохнул тяжело, выдохнул безнадежно и признался:

– У меня там есть женщина.

– Как?! – ахнула потрясенно Глафира Сергеевна.

– Да так, – усмехнулся невесело Григорий. – Обычным порядком.

– Постой, – сделала она останавливающий жест ладонью. – Может, я чего-то кардинально не поняла. Ты хочешь сказать, что у тебя есть женщина, с которой тебя связывают серьезные отношения?

– Именно так, – вновь повздыхал он из-за необходимости объяснять. – Мы с Анной уже восемь месяцев вместе, и она не какая-то фря, как ты любишь называть моих барышень, а интересная, умная женщина. Она работала в нашей команде помощником архитектора, так мы и познакомились.

– И что, ты сделал ей предложение? – недоумевала бабушка.

– Нет, предложение я ей не делал, – в который уж раз тяжело вздохнул Григорий и снова невесело усмехнулся. – Я неважный жених, бабуль. Перекати-поле какой-то, мотаюсь по стране, по научным лабораториям и институтам, участвуя в интересных мне проектах. Капитала не накопил за эти годы, ничего не приобрел: квартиры нет, даже машины нет, в Москве езжу на отцовской. Да и довольствуюсь я малым, все необходимые вещи умещаются в один рюкзак: закинул на плечо – и к новому месту работы, а остальное немногочисленное барахло хранится у родителей. Какой из меня муж?

– Думаю, хороший! – твердо заявила Глафира Сергеевна. – Просто ты сам пока об этом не знаешь и не можешь судить!

– Да уж, судить точно не могу, – усмехнулся он. – Только у меня не возникало и необходимости об этом задумываться, поскольку серьезных отношений я сторонюсь. Да и желания завести семью никто у меня не вызывал. А тут Анна. Работали, много работали, потом жить стали вместе. Не потому что сговорились, а потому что в одной избе располагались, так вот и получилось совместное житье само собой. Восемь месяцев, и мне вроде хорошо с ней.

– Тогда какого лешего, скажи на милость, имея отношения с другой женщиной, ты залез в постель к Марьяне?! – беспредельно возмутилась Глафира Сергеевна. – О чем ты думал?!

– Ни о чем! – пояснил ей с нажимом Григорий. – Я в тот момент вообще ни о чем ни помнить, ни думать не мог! Надеюсь, ты понимаешь.

– Я не могу передать тебе, насколько я потрясена! – с огорчением сказала бабушка. – Потрясена тем, что ты, именно ты, Григорий, вступаешь в интимные отношения с чистой, замечательной девочкой, уже имея устоявшуюся связь с другой женщиной! Это… я и подумать не могла, что ты на такое способен!

– У меня нет никаких устоявшихся отношений с другой женщиной, – почти по слогам четко заявил он. – Когда мы первый раз очутились с Анной в кровати, то сразу договорились, что это просто хороший секс и более ничего: ни меня, ни ее в тот момент не интересовала семья и что-то серьезное: у каждого своя жизнь и карьера. Тем более я ее как потенциальный супруг не интересовал: не тот формат, она предпочитает мальчиков побогаче, а меня это более чем устраивало. Сейчас ее работа на объекте полностью завершена, и она возвращается к себе в Иркутск. Но перед самым моим отъездом у нас произошел разговор, и она призналась, что за это время сильно ко мне привязалась и хотела бы, чтобы мы поженились, я обещал ей подумать. С этим и уехал. Ну и подумал, взвесил все и склонялся к тому, что, может, у нас с ней все и получится. По крайней мере, она первая женщина в моей жизни, с которой я прожил вместе больше месяца, и мне было вполне комфортно и хорошо. А тут Марьяна случилась.

– То есть на Анне ты уже передумал жениться? – уточнила бабуля.

– Да все это было… – он сделал рукой неопределенный жест, – изначально понятно, что нет. Я бы и не женился, к каким бы там выводам ни пришел по своей привычке подвергать все анализу. Но не мог же я сказать ей об этом по телефону или по скайпу. Такой разговор требует личного присутствия и проявление уважения к женщине. Только…

– Что? – подтолкнула его вопросом бабуля.

– Только это ничего не изменит в моей жизни, Марьяне я делать предложение не намерен.

– О господи! – всплеснула от негодования руками Глафира Сергеевна. – Ну, а здесь-то что не так? Не любишь, что ли?

– Пожалуй, категорию чувств мы обсуждать не будем, – не порадовал признанием Григорий, но пояснил: – А причина та же: что я ей могу предложить? Мотаться со мной по стране? Стать верной декабристкой? Я не знаю, где окажусь через три-четыре месяца, когда полностью передам дела преемникам, не знаю, где буду жить и чем заниматься. Предложений имеется много, но пока я еще ничего не выбрал. И куда ей в такую жизнь? А ее работа, ее призвание и талант? Не монтируются наши жизни с ней, как видишь, бабуль. Так что говорить не о чем.

– Как раз-таки есть о чем! – решительно возразила ему Глафира Сергеевна. – Уверена, что если ты предложишь Марьяше только себя самого, она с радостью примет такое предложение. Но ты же не голь перекатная, ты солидный мужчина. Вот ты говоришь: ничего не нажил. Как же не нажил? А уникальнейший опыт, знания и научные достижения. Я Интернет просматриваю и научные журналы тоже не забываю, все статьи о тебе прочитала. Ты универсальный, редкий ученый в нашей стране, имеющий такой богатый практический опыт исследовательской и научной работы, который мало у кого найдется. Тебя приглашают работать ведущие институты как нашей, так и других стран. А такое богатство куда как подороже любого барахла будет. И мне кажется, Гришенька, что ты полностью удовлетворил свое юношеское стремление к познанию всего на свете, к далеким странствиям и настоящей суровой работе, к мужскому становлению характера и личности. И неизбежно пришло то время, как у каждого стоящего мужчины, когда пора передавать свои знания и мужать, расти за счет воспитания учеников, а знания накапливать в переработке, систематизации и закреплении всего того опыта, что ты приобрел.

– То есть старость подкралась незаметно, – усмехнулся Григорий.

– Не старость, а зрелость ума, – подняла она многозначительно палец вверх, после чего попросила его налить ей еще чаю и продолжила свое наставление: – Ты оттого не чувствуешь, куда дальше двигаться, что привык, что тебя захватывает и увлекает новая идея. А сейчас пришла пора разобраться с уже накопленными знаниями. И вот что я думаю по этому поводу: пора тебе, Григорий Павлович, начинать преподавать. Поднимем все Петрушины связи и знакомства, обратимся к его друзьям, к ректорам университетов, отца твоего подключим, и ты сможешь предложить новое направление, разработаешь курс универсальной инженерии, или как ты ее там назовешь. Если припечет в одном месте куда-нибудь поехать и что-то там поэкспериментировать и исследовать, то будешь делать это в летние каникулы, как все солидные преподаватели. А что касается жилья, так усадьба тебя ждет.