– Вот и теперь я рассердил вас. Иди сюда, моя милая, дай мне вернуть тебе твою прекрасную улыбку.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, а потом начал целовать лоб, нос, глаза и то местечко, где обычно играли веселые ямочки.

– Ох, Джейкоб, – вздохнула она, отстраняя его.

Чаллис выпустил ее из объятий, его руки дрожали.

– Генриетта, могу ли я надеяться?..

– Нет, – сказала она, отворачиваясь. – У нас не может быть будущего. Моя мать намерена в ближайшее время выставить меня на брачный рынок. Она собирается дать бал и пригласить на него возможных женихов. И хотя она никогда не станет заставлять меня выйти за того, кто мне противен, она должна быть уверена, что рядом со мной будет красивый, молодой, состоятельный мужчина.

– Может быть, я мог бы попробовать выдать себя за джентльмена? Денег у меня много.

– Награбленных денег.

Джейкоб еще раз с силой привлек ее к себе.

– Генриетта, остановитесь. Вы не можете отрицать, что между нами существует какое-то влечение, притяжение, которое делает нас близкими друг другу, несмотря на все барьеры и условности, связанные с нашим происхождением и всем прочим. Если это не так, почему же вы отрицали, что я и есть тот самый разбойник? Вы сами сказали, что не могли выдать меня.

Все, что он говорил, было правдой, и когда Джейкоб наклонился, чтобы еще раз поцеловать ее, Генриетта ощутила всепоглощающее чувство близости.

– Вы правы, – прошептала она. – Я… я тоже, наверное, влюбилась.


На эбеново-черном небе плясали тысячи звезд, а полумесяц луны казался плывущим под парусом кораблем. Кругом было тихо; весь Мэйфилд благополучно почивал. Только закутанный в темный плащ всадник неподвижно стоял у дороги, известной как Пенни-Бридж, прислушиваясь к скрипу приближающейся кареты, начавшей нелегкий спуск по крутой и неровной дороге. Джейкоб Чаллис улыбнулся.

Он уже натянул на лицо платок и поглубже надвинул шляпу, опасаясь вездесущего лунного света, так что теперь в темноте поблескивали только его глаза. В таком виде он чувствовал себя достаточно неузнаваемым для того, чтобы, внезапно появившись из-за деревьев, остановить карету и приказать пасса жирам. «Не двигаться!» Теперь Джейкоб грабил целенаправленно, искренне веря, что он и Генриетта Тревор встретились не случайно, а по воле рока, и им суждено вместе прожить свою жизнь. Джейкоб готов был выходить на дорогу каждую ночь, пока не соберет достаточно денег, чтобы стать владельцем торгового судна или вложить средства в какое-то предприятие. Все, что угодно, лишь бы обрести подобие респектабельности и получить возможность открыто ухаживать за старшей дочерью покойного глиндского сквайра.

Долгожданный момент настал, и Джейкоб услышал, как кучер закричал: «Тпру-у!» и копыта лошадей заскользили по гравию. Чаллис ринулся вперед и через мгновение уже был возле кареты, один пистолет с взведенным курком направлен на козлы, второй – в окошко кареты.

– Стой! – громко закричал он и метнул взгляд на козлы, чтобы посмотреть, вооружен ли кучер, но, к его изумлению, там никого не было. Ничья голова не появилась также в окошке над дверцей, на которой красовался герб Бейкеров.

– Стой! – снова приказал Чаллис, но в следующую секунду был сбит с лошади, которая испуганно заржала и попятилась, когда что-то темное слетело с крыши кареты.

Разбойник с такой силой ударился о землю, что не мог встать. Он лежал, беспомощно хватая ртом воздух, не замечая, что платок упал с его лица.

– Это все-таки ты, – произнес чей-то голос – Так я и думал.

Чаллис поднял голову и увидел, что над ним наклонился Николас Грей, держа и руке пистолет, направленный прямо в сердце Джейкоба.

– Одно движение – и ты на том свете, – предупредил он. – Довольно тебе водить меня зa нос.

Лейтенант медленно выпрямился, не отклоняя оружия от цели, и подождал, пока Чаллис пришел в себя и с трудом встал на ноги.

– Ты мне надоел, – продолжил Грей. – Вот уже несколько недель ты держишь в страхе всех, кто ездит по этой дороге. Наконец-то этому положен конец. Будешь сидеть под замком до самого вынесения приговора. Считай, что ты уже болтаешься на веревке, Чаллис.

Джейкоба бросило в жар. Одна только мысль о таком конце наполнила его неизъяснимым ужасом.

– О, Господи! – против воли вырвалось у него.

– Вот так-то! – сказал Грей. – А теперь полезай в карету. Поедешь прямиком в тюрьму.

Но когда Чаллис повернулся к нему спиной, выражение лица Николаса сразу изменилось. Несмотря на то, что разбойник был все равно, что заноза на его теле, лейтенант никак не мог справиться с симпатией, которую против воли вызывал в нем этот человек. Он ненавидел то, что ему приходилось сейчас делать. К величайшему огорчению Николаса, Эдвард Джарвис освободил Фрэнсиса Хэммонда, в то время как лейтенант надеялся, что арестованный Хэммонд донесет на своих товарищей и с помощью драгун таможенникам удастся схватить контрабандистов на месте преступления. Мысленно проклиная свою работу, Грей занес ногу на подножку и только на секунду опустил глаза, чтобы разглядеть ступеньку.

Настала его очередь полететь на землю. Удар тяжелого, как молот, кулака вышиб из его руки пистолет, второй удар поразил его в челюсть. Николас упал на спину и увидел, как Чаллис перебегает через дорогу.

– Стой, стрелять буду! – закричал Николас, но Джейкоб продолжал бежать.

Вытащив из кармана второй пистолет, лейтенант прицелился и выстрелил. Наступила тишина, темная фигура разбойника растворилась во мраке С трудом поднявшись на ноги, Николас в ярости пробормотал.

– Будь ты проклят, мерзавец. Клянусь, что в следующий раз ты от меня не уйдешь!

Николас понимал, что теперь у Чаллиса есть только два выхода, либо немедленно и навсегда покинуть Мэйфилд, либо убить лейтенанта Грея, пока тот не рассказал о ночном происшествии.


Посреди ночи Джона Лэнгхема разбудил внезапный стук в парадную дверь. Не успев толком проснуться и сообразить, что происходит, он соскочил с кровати и подбежал к окну. Приоткрыв одну створку, доктор высунулся наружу, при этом его ночной кол пак предательски свесился на лоб.

Внизу маячила какая-то темная фигура в скрывающей лицо широкополой шляпе. Услыхав, что окно отворилось, человек поднял голову и хриплым голосом спросил.

– Мистер Лэнгхем?

– Да, – испуганно ответил тот.

– Кто это?

– Чаллис, сэр. Джейкоб Чаллис. Может быть, вы сумеете мне помочь. Я ранен.

– Ранен? – Перегнувшись через подоконник, Джон сумел разглядеть, что Чаллис держится за плечо, а между его пальцев сбегают струйки крови. – Подождите, я сейчас спущусь.

Спустившись вниз и открыв дверь, доктор увидел мертвенно-бледного, с трудом державшегося на ногах Чаллиса.

– Господи помилуй, – ужаснулся Джон. – Кто это сделал?

– Контрабандисты, – коротко ответил Чаллис. – Вы поможете мне, сэр?

– Разумеется. Заходите и ступайте прямо в мой кабинет Я разбужу слугу, пусть принесет вам выпить чего-нибудь покрепче.

Пятью минутами позже Джон Лэнгхем, полностью одетый, за исключением парика, вместо которого у него на голове красовалась льняная шапочка, уже стоял возле лежащего на кушетке Чаллиса. Глаза раненого были закрыты, кровь уже пропитала весь рукав и капала на пол. Как и предполагал хирург, пуля застряла в плече.

– Мне придется вытащить пулю, Чаллис, иначе дело может плохо кончиться. – Помня о том, что произошло однажды, доктор помедлил, прежде чем сказать. – Я владею методом, с помощью которого вы совсем не будете ощущать боли во время операции.

– Так используйте его, – с оттенком нетерпения произнес Чаллис.

Его словно выточенное из гранита лицо исказилось, и он прикусил губу, чтобы не застонать.

– Смотрите на циферблат моих часов, которые я буду покачивать перед вашими глазами, и слушайте. Скоро ваши веки потяжелеют, и вам захочется спать. Вы закроете глаза и после этого почувствуете, как я прикасаюсь к вашему плечу. Это будет единственное, что вы ощутите, Джейкоб. Я вижу, что ваши глаза уже закрылись. Я буду медленно считать до двадцати, и когда закончу, вы будете слышать меня, но не будете ощущать боли. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – вполне членораздельно произнес Чаллис.

– Отлично. – Джон взял хирургический нож и вонзил его в рану. – Вы чувствуете, что я прикоснулся к вам, Джейкоб?

– Чувствую.

– Легкое прикосновение, не так ли?

– Очень легкое – Голос Джейкоба был ровным, но каким-то неестественным.

Ничего больше не говоря, Джон Лэнгхем точился на операции. Он извлек пулю, осушил рану, промыл ее настоями целебных трав, после чего нанес мазь, приготовленную из тех же трав, и наложил повязку. Взглянув на пациента, Лэнгхем увидел, что тот пребывает все в том же состоянии и ничего не почувствовал.

– Джейкоб, – позвал Джон. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Очень.

– Тогда я хочу, чтобы вы вернулись назад, в прошлое, задолго до того, как вы лежали во чреве вашей матери, но не к моменту смерти. Вернитесь за двадцать лет до вашего рождения, Джейкоб. Где вы?

– Нигде. Плаваю, парю в темноте. Совсем нигде Джон засомневался, стоит ли продолжать, с таким непредсказуемым субъектом, как Чаллис, не наткнется ли он опять на что-нибудь вроде повешения? Осторожно выбирая слова, Лэнгхем все-таки продолжил.

– Джейкоб, я хочу, чтобы вы вернулись на четыреста лет назад. Вернитесь в это время. Где вы? Все еще летаете в темноте?

– Нет. Я в лесу, присматриваю за моим другом.

– Как вас зовут?

– Маркус де Флавье, оруженосец из Гаскони. При этих словах Джона охватило весьма странное чувство, будто он уже когда-то слышал это имя.

– Расскажите мне, что сейчас происходит.