Дина Лампитт - Уснуть и только

Потом, лежа в супружеской постели, чувствуя у себя на пальце все то же таинственное кольцо, Дженна думала о будущем и гадала, много ли у нее будет детей. Рядом с ней мирно спал Бенджамин. Теперь Дженна знала, что муж по-настоящему любит ее, независимо от чар и зелий. Сердце Дженны переполнялось радостью и счастьем, и, наконец, она заснула, твердо решив, что на следующий день сожжет книгу Алисы Кэсслоу.

Любуясь весной, вновь пришедшей в колдовскую долину, Дженна и Бенджамин рука об руку гуляли вдоль реки. В твердом пожатии Бенджамина чувствовались любовь и нежность, забота и внимание.

Хотя зима была холодной и долгой, природа уже начала пробуждаться после зимней спячки. Родившиеся зимой ягнята ковыляли на неокрепших ножках, присоединяя свои тоненькие голоса ко всеобщему гимну возрождения природы.

– Скоро и у нас будет ребенок, – сказала Дженна, и Бенджамин, положив руку на ее выпуклый живот, ответил:

– Для меня это не может быть слишком скоро.

В последние месяцы они были безгранично счастливы, как будто их примирение навсегда похоронило тяжелые воспоминания и навеки скрепило их союз. Порой Дженне даже казалось, что их любовь столь огромна, что ни один из них не сможет выжить, испытав такое счастье. Когда ее посещали такие мысли, Дженна вздрагивала от мрачных предчувствий и думала о том, как предотвратить грядущие бедствия.

Она так и не нашла в себе сил уничтожить книгу своей тетки. Бесконечно долго Дженна перебирала потемневшие страницы и, наконец, снова заперла книгу в шкатулку, не в силах предать огню чужой многолетний труд. Однако в каком-то смысле она сдержала свое слово, данное в день примирения с Бенджамином, с тех пор ни разу не обращалась к этой книге и даже настойку из листьев малины для облегчения родов готовила по памяти.

Внезапно Дженна ощутила острую нужду в глотке этого снадобья, тупая боль, возникшая в пояснице, разлилась по всему телу. Ей захотелось поскорее попасть домой. Почувствовав перемену в настроении жены, Бенджамин спросил:

– Что-нибудь не так, любимая?

– Просто немного устала, – ответила она. – Не думаю, что сегодня нам придется звать Агнес.

Но судьба распорядилась по-своему. Когда супруги поравнялись с домом Кэсслоу, Дженна почувствовала, как по ее ногам заструилась вода, и поняла, что ребенок не может больше ждать.

– Придется нам зайти, – сказала она. – Наше дитя просится на свет.

Сразу же поднялась суматоха. Агнес помогла Дженне подняться по лестнице и уложила в постель, которую еще недавно делила с сестрой; Бенджамин поспешил в деревню за акушеркой и за настойкой из листьев малины; из Бэйндена прибежала помочь няня юного Ричарда; а Даниэль, прихватив несколько монет, отправился выпить эля.

В течение нескольких часов мучений, отчасти облегченных травяными настоями, Дженна грезила наяву. Ей казалось, что она вновь видит молодого мужчину с ястребиными чертами, владельца кольца, которое прочно обосновалось на ее пальце. Дженна видела себя стоящей возле пруда и наблюдающей, как мертвое тело незнакомца замуровывают в стене ее собственного дома. Значит, в коттедже Даниэля скрыт ключ к тайне! Очнувшись, Дженна увидела над собой встревоженное лицо Бенджамина.

– Дорогая моя, ты была такой бледной и неподвижной, что я подумал, будто ты при смерти.

– Ну уж нет, – ответила Дженна. – Мне еще слишком многое надо сделать, чтобы произвести на свет твоего ребенка.

Желая хоть как-то разделить ее муки, Бенджамин сделал попытку остаться в комнате, но недоумевающие и возмущенные лица акушерки и остальных женщин заставили его уйти и отправиться на поиски Даниэля. Часом позже, выйдя из Мэгфилдского трактира, Бенджамин передернулся, почувствовав дуновение холодного, наполненного соленой влагой ветра. В эту промозглую, сырую мартовскую ночь должен был появиться на свет его ребенок. Снедаемый нетерпением, Бенджамин обратился к тестю:

– Я должен вернуться домой. Я хочу быть вместе с Дженной.

Что-то неладно, вдруг уверился Бенджамин. В действие вступили какие-то жестокие, злые, безжалостные силы. Перекрестившись, Бенджамин галопом умчался в темноту.

Проезжая по гряде над Бэйнденом, он увидел, что между деревьями мелькает свет фонаря и, решив, что это посланец из дома Кэсслоу, двинулся навстречу. Но это были два всадника, причем даже на расстоянии Бенджамин распознал в одном из них женщину. Что-то в ее облике было пугающе знакомым, и когда фонарь вдруг качнулся под порывом ветра, Бенджамин увидел облако пушистых светлых волос и узнал Дебору Мейнард. Значит, она вернулась в Мэгфилд в ту самую ночь, когда он должен стать отцом.

Его первым порывом было избежать встречи, и Бенджамин, пригнувшись в седле, направил коня в густые заросли. Но сразу же вслед за этим он услышал крик ужаса и, присмотревшись, увидел, что Дебора и ее спутник остановились перед каким-то темным, приземистым строением, а лошадь Деборы, испуганно заржав, встала на дыбы.

Бенджамин так никогда и не смог понять, что заставило его устремиться к ней на помощь. Ухватив лошадь под уздцы, он заставил ее стоять спокойно, но Дебора даже не взглянула на него, вперившись взглядом в таинственное строение. Это была кузница, и, поскольку Бенджамин не узнал ее, то сразу потерял ориентировку и решил, что свернул не в ту сторону и заблудился.

– Где мы? – спросил он.

Никто не ответил, а спутник Деборы, слуга из Глинда, к удивлению Бенджамина, вдруг издал испуганный возглас и умчался прочь. Воцарилась тишина, которую нарушало только завывание холодного соленого ветра, но в следующее мгновение все ночные звуки показались им преувеличенными во стократ. В уши Бенджамина ударила разноголосица ночных тварей, больших и малых, всхрапывание и фырканье их лошадей, крики сов.

Повернувшись, он взглянул на кузню. Над горном склонился монах с выбритой тонзурой, открывавшей костистый, обтянутый кожей череп.

– Где мы? – повторил Бенджамин, но Дебора снова не ответила, и короткий взгляд на ее замерший профиль убедил плотника, что она находится в состоянии, близком к трансу, и не в силах оторвать глаз от монаха.

Очень медленно кузнец повернулся к ним, и Бенджамин замер, глядя в его огромные, как озера расплавленного металла, нестерпимо сверкающие глаза.

– Кто вы? – выкрикнул плотник, но вместо ответа монах отвернулся и вновь склонился над горном.

Откуда ни возьмись, вдруг поплыли волны тумана – небывалое при таком ветре явление – и скрыли от них кузницу и монаха.

– Господи, спаси нас! – воскликнул Бенджамин. – Что это было, видение?

Дебора повернулась к нему, и по ее ошеломлен ному взгляду Бенджамин догадался, что она только сейчас поняла, что это он.

– Наверно, это был предвестник смерти, – прошептала она.

Осознав, что когда они виделись в последний раз, то предавались самому интимному на свете занятию, Бенджамин поспешил заявить:

– Мы с Дженной помирились, Дебора.

Дебора бросила на него полный презрения взгляд.

– Я была не в себе, когда это случилось. Больше я не интересуюсь мужчинами. Я, наконец, изгнала дьявола, и за это сама была изгнана. Теперь моя единственная забота – это мой сын. Ты не знаешь, где он?

– Большую часть времени он проводит со своей няней, Сарой Стивен. К сожалению, твой муж совершенно им не интересуется.

– Она по-прежнему каждый вечер возвращается из Бэйндена домой?

– Да, и, как правило, берет с собой ребенка. Лучше всего тебе обратиться к ней, Дебора. – Бенджамин дотронулся до ее руки. – Прости мне то, что я тогда сделал.

В свете фонаря ее лицо выглядело пепельно-бледным.

– Нет, это ты прости меня. Иногда я бываю дикая, ты сам видел. Больше это не повторится.

– Надеюсь, что нет, – с горечью отозвался Бенджамин.

– Бенджамин, последняя просьба. Не мог бы ты проводить меня до дома Стивена? Я слишком напугана, чтобы ехать туда одна.

Бенджамин заколебался, ему хотелось поскорее очутиться рядом с Дженной, но он знал, что не может оставить Дебору одну, беззащитную, посреди леса в эту темную ночь.

– Тогда давай побыстрее, – нехотя согласился он, – моя жена рожает, и я хочу поскорее вернуться к ней.

Дебора не ответила, лишь слегка кивнула головой, и они, пустив лошадей в галоп, поскакали в сторону деревни. Выехав на восточный тракт, на середине подъема они повстречали матушку Мауд, ковылявшую к своему дому.

– Доброго вечера вам обоим, – пожелала она.

В слабом свете фонаря ее широкое лицо колыхалось, как расплывчатый пудинг.

– Как, это Дебора… – изумленно пробормотала старуха и вдруг, узнав Бенджамина, взвизгнула: – И ты, Мист! Итак, вы все еще вместе!

Плотник хотел остановиться и сказать, что он не видел Дебору Мейнард уже больше полугода; что Мауд мерзкая старая сплетница и хватит ей лезть в чужие дела, что единственное его желание – поскорее оказаться рядом с Дженной, но у него не было времени для объяснений.

– Мы случайно встретились только сегодня вече ром, – коротко бросил Бенджамин и ускакал, оставив Мауд глядеть им вслед.

Ее лицо сморщилось и превратилось из пудинга в орех, на губах заиграла дьявольская усмешка.

Роды были тяжелыми. Вначале молодая мать стонала и вскрикивала, снова и снова призывая к себе мужа, но потом, когда боль сделалась нестерпимой, она вдруг открыла глаза и пробормотала:

– Что бы ни было, больше я не буду кричать. Я переплыву это море в одиночку, если так нужно.

Потому что Дженне казалось, что ее швырнули в океан боли, и только плавая и борясь с волнами, она могла хоть как-то смягчить свои страдания. И вот, чтобы помочь себе, Дженна представила, как она качается на волнах рядом с двумя мальчиками в туниках. Вначале это было трудно, и она то и дело вновь соскальзывала в боль, но потом каким-то образом она научилась сама управлять родовой деятельностью. Теперь Дженна вместе с мальчиками бесстрашно взлетала на самые гребни чудовищно огромных пенистых валов, один вид которых мог испугать кого угодно.