Дина Лампитт - Уснуть и только

В Дженне заговорила непредсказуемая сторона ее натуры:

– Нет, Бенджамин, не пожелаю. Если этот сладкий кусочек мяса и есть то, чего ты хочешь, мне нечего тебе сказать.

Круто развернувшись, Дженна побежала к реке, и хотя Бенджамин один или два раза окликнул ее по имени, ответом ему был только крик лисицы, вышедшей на охоту в эту серебряную ночь.

Бесконечно тянется ночь, и так же, как эта ночь, бесконечно отчаяние Дженны, мечущейся в постели в ожидании рассвета.

«Лучше бы мне сразу оказаться в аду, – думала она. – Как это ужасно – лежать здесь, слушать соловьиную ночь, видеть эту луну и звезды и чувствовать, что умираешь».

И такие она испытывала страдания, такую боль, что Дженне казалось, будто она больше не выдержит, что в следующую секунду ее сердце разорвется. Лежа в крошечной душной спальне, она смотрела в окно на небывало яркую луну и прислушивалась к рыданиям Агнес, плакавшей во сне так горько, будто это не сестра, а она была безнадежно влюблена в Бенджамина Миста.

Луна начала меркнуть, и, наконец, настал момент, которого так долго ждала Дженна. С минуты на минуту должен был начаться новый день, с его приходом закончатся ее ночные мучения, но с первыми проблесками рассвета Дженну ждали новые испытания. Нужно продолжать жить, готовить еду, выполнять домашнюю работу, держаться, как ни в чем не бывало. Она должна вынести насмешки тех, кто, зная о ее любви к Бенджамину, скоро услышит о его женитьбе.

И вдруг Дженна поняла, что она должна сделать. Ей даже не пришлось бороться с собой, чтобы решиться на этот шаг. Ответ был так прост, он лежал на поверхности, он был у нее в руках. Накануне она уже просматривала книгу Алисы Кэсслоу, теперь она заглянет в нее еще раз и узнает, как получить власть над людьми и событиями, и без колебаний, решительно и беспощадно воспользуется этим знанием.

Собираясь с мыслями, Дженна села в кровати. Наказанием за то, что она собиралась сделать – с помощью тайных чар внушить Бенджамину любовь к себе, – была тюрьма, а не смерть. Конечно, дело все равно рискованное, но кто сможет уличить ее? Отбросив сомнения, она спрыгнула с кровати, зажгла свечу и, ощущая обжигающий холодок возбуждения, достала из тайника книгу. Все было так, как ей запомнилось, все перечисленные травы росли в ее садике, разбитом позади дома. Чтобы снадобье приобрело колдовскую силу, нужно добавить к ним ее сокровенную кровь.

Под рецептом была приписка, которую Дженна раньше не заметила. «Давай зелье на исходе следующего после новолуния дня, тогда оно подействует сильнее всего и будет действовать до следующего новолуния».

Стало быть, у нее есть шесть недель: две до новолуния, а потом еще четыре, прежде чем колдовство утратит силу. Но разве оно обязательно должно ее утратить? Перевернув страницу, Дженна нашла то, что искала. «Жасмин, собранный в ночь полнолуния и измельченный в жидкую кашицу, сохранит любовь живой навеки».

Вес ответы были здесь. Тетка, которую она никогда не видела, оставила ей в наследство великую силу. Она вложила в руки внучатой племянницы ключи к счастью – или, может быть, к смерти? Глаза Дженны вспыхнули зеленоватым огнем. Она склонилась над исписанной неровными темными строчками страницей, но внезапно раздавшийся за ее спиной голос напугал девушку так сильно, что она вздрогнула и уронила книгу на пол.

– Что ты делаешь? – спросила Агнес.

– Читаю. Я думала, ты спишь.

– Меня разбудил свет твоей свечи.

– Тогда ложись, пожалуйста, и оставь меня в покое.

Агнес с подозрением взглянула на сестру.

– Ты собираешься приворожить Бенджамина Миста? – спросила она.

Ярость Дженны была внезапной и холодной. Наклонившись над кроватью, которую она делила с сестрой, Дженна схватила бедную девушку за плечи и начала трясти. И вдруг ею овладело ощущение, что когда-то это уже было: она стояла возле кровати, желая убить Агнес, и глаза сестры смотрели на нее так же жалобно, как сейчас.

– Дженна, почему ты так рассердилась? – прошептала Агнес. – Не делай мне больно. Пожалуйста! Ты же знаешь, как я люблю тебя.

Разрыдавшись, Дженна выпустила сестру и рухнула на постель, зарывшись лицом в ладонях.

– Прости меня, – бормотала она. – О, Агнес, прости меня, умоляю. Я тоже очень люблю тебя. Просто мне сейчас так плохо, что я готова выместить злость на ком угодно.

Агнес вылезла из кровати. Ее пышные формы колыхались под белой рубашкой.

– Дженна, не надо ничего мне объяснять. Бенджамин собирается жениться на Деборе Вестон, и это неправильно. Ты, только ты должна стать его женой, даже если ради этого тебе придется прибегнуть к колдовству.

– Но ты знаешь, какое за это полагается наказание.

– Тебя осудят, только если кто-нибудь обвинит тебя. А кто может это сделать?

– Его невеста.

Агнес задумалась.

– А что, если она влюбится в другого?

– Это возможно, – медленно произнесла Джснна.

– Значит, так и нужно сделать. Заставь ее потерять интерес к Бенджамину и увлечься кем-нибудь другим.

– Да, – кивнула Дженна. – Наверное, ты права.

Луна убывала и, когда она была уже на исходе, в организме Дженны завершился ежемесячный связанный с луной цикл. Собрав несколько пунцовых капель в пиалу, Дженна смешала их с ароматическим маслом душицы, добавив туда одну блошиную мяту, или полей, а в самом конце – бледные и нежные лепестки вербены. Затем она спрятала склянку в ожидании новолуния. Когда тонкий полумесяц опять начнет робко расти, Дженна пересечет реку Розер и взберется на холм, где стоят кольцом несколько высоких деревьев. Там она будет бодрствовать до рассвета.

Через два дня после того, как она приготовила любовный напиток, Дженна, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, снова открыла книгу Алисы Кэсслоу. Листая страницы, она вдруг поняла, что уже не может остановиться и вынуждена вновь обращаться к колдовству, чтобы достичь своей цели. Дженна осознала, что одно ее действие влечет за собой второе, третье, что все развивается уже как бы само собой, независимо от ее первоначальных намерений.

– Это в последний раз, – бормотала она, зажигая свечу.

Наконец она нашла то, что искала: «Чтобы привести кого-то в определенное место по твоему приказанию, возьми лопатку ягненка и девять ночей подряд прокалывай ее острым ножом в разных местах, приговаривая: «Пронзаю я отнюдь не кость, а в сердце я вонзаю гвоздь. Пускай не ест, не спит, не пьет, пока ко мне он не придет».

Это должно быть сделано. Завтра же она раздобудет кость во дворцовой кухне. Коль скоро Дебора Вестон должна потерять интерес к Бенджамину, очень важно, чтобы Роберт Морли еще раз посетил Бэйнденн.

Пролетев через всю комнату, серебряный под свечник благополучно миновал прекрасное окно четырнадцатого столетия – предмет гордости сэра Томаса Мэя – и угодил в стену рядом с ним.

– Черт! – воскликнул швырнувший его юноша, утирая глаза рукавом камзола. – Черт, черт, черт!

Упав в кресло, он тихонько всхлипнул. Невзирая на слезы, мальчик был хорош, как майский день: смуглый, курчавый, с живыми, похожими на виноградины глазами.

Внешностью южанина юноша был обязан матери, леди Джейн, происходящей из старинной эссекской семьи, владевшей огромным поместьем в Горндон-Хилл. Ричи из Горндона участвовали еще в крестовых походах, когда, по преданию, в их жилы влилась сарацинская кровь. Однако под прекрасной оболочкой таился изъян: время от времени юношей овладевал недуг – непреодолимое заикание, делавшее его речь совершенно невнятной и доставлявшее ему не выразимые муки. В такие моменты (а сегодня был именно такой несчастный день) он впадал попеременно то в ярость, то в уныние.

Том Мэй – сын и наследник сэра Томаса – считал себя особенно несчастным из-за того, что имел склонность к искусствам и изящной словесности. Втайне от всех он писал стихи и пьесы, но сразу же сжигал их, считая ничего не стоящими. Вообще-то больше всего на свете ему хотелось стать актером, вступить в труппу Вильяма Шекспира и играть на сцене театра «Глобус» Но три года назад Том посмотрел «Макбета», написанного Шекспиром по заказу самого короля Джеймса, и понял, что хоть он никогда не сможет произносить слова со сцены, то, по крайней мере в его силах писать их на бумаге. Тогда зародилась мечта стать поэтом и драматургом, однако сейчас он плакал от бессилия, чувствуя себя неспособным выразить словами те мысли, что такими яркими молниями вспыхивают у него в голове.

Печально вздохнув, Том встал, вытер лицо шелковым платком и привел в порядок одежду Затем он спустился вниз и, повернув направо, к подсобным помещениям, наткнулся на Агнес Кэсслоу.

– Как вы себя чувствуете, господин Том? – спросила девушка, приседая.

Том показал рукой на рот и покачал головой. В круглых серых глазах Агнес появилось сострадание.

– Хотите, я поиграю вам?

Том кивнул.

– Мне прийти к вам в комнату?

Он еще раз кивнул, и Агнес сказала.

– Я приду через час, когда закончу работу. Но, ненадолго, учтите – Дженна сердится, если я прихожу, когда уже стемнело.

Том одарил ее очень славной улыбкой, заставившей Агнес пожелать, чтобы он побольше интересовался женщинами и чтобы слухи о его странном интересе к лицам своего пола, охотно раздуваемые слугами, оказались ложью.

– Тогда до свидания. – Агнес еще раз присела и, развернувшись, через кладовую прошла в кухню, где с изумлением увидела, как ее сестра, схватив со стола какую-то мясную кость, быстро спрятала ее под фартуком.

– Дженна, что ты делаешь?!

Та сердито взглянула на Агнес.

– Ради Бога, замолчи! Если меня поймают, вопросов не оберешься.