Сергей прислонился к двери и невидяще смотрел пря­мо перед собой. Расширившиеся глаза неестественно бле­стели.

— А где твой пиджак? — спросила мать. — Неужто потерял?

— Мать, сегодня я всё потерял, — глухо обронил Сер­гей.


Часть пятая

ЯСТРЕБ НАД ОЗЕРОМ

 Страшусь и жду; горю и леденею;

 От всех бегу — и все желанны мне.

                                      Петрарка

1

Расстёгивая на ходу рубашку и спотыка­ясь на ровном месте, он побрел к озеру. Дружок на почтительном расстоянии сопровождал его. «Казанка» лежала на боку, одним бортом зарывшись в песок. Ржавая цепь скрутилась змеиными кольцами. Это волны в бурю выбро­сили лодку на берег. К днищу пристали засохшие водо­росли. Под ногой хрустнула раковина, но Сергей даже не взглянул на неё. Голова гудела, в висках стучало, во рту пересохло. Да и видел он все будто в тумане. Пуговица на рукаве не расстёгивалась, и он рванул её так, что она с мясом отлетела. Охая и постанывая, стащил с себя брю­ки и швырнул на песок. Дружок подошел и обнюхал. На хозяина он посматривал настороженно. Впрочем, Сергей и не замечал его. Опустившись на колени, стал пригор­шнями пить воду из озера. Сверкающие капли стекали по чёрной отросшей щетине. Напившись, поплескал себе на лицо и, подождав, когда вода успокоится, долго смо­трел на своё отражение. Скривившись, плюнул на него и кулаком взбаламутил воду.

— Ну и морда, — пробормотал он.

Потом долго плавал, окунаясь с головой в воду. В во­де звон прекращался, но стоило вынырнуть, как снова начинало гудеть. Дружок не полез в озеро, хотя обыч­но купался с хозяином. С берега он смотрел на него, и в собачьих глазах была печаль.

Сергей заплыл далеко и перевернулся на спину. Над ним небесная ультрамариновая синь, под ним несколько десятков метров глубины. Между небом и водой. И кру­гом тишина, лишь с берега доносился чуть слышный шум сосен да стук дятла. Сергей почти перестал шевелить ру­ками и ногами, и тёплая вода всё плотнее обволакивала тело. Медленно опустились ноги, вода уже захлесты­вает уши. Он совсем перестал шевелиться и почувство­вал, как глубина стала манить, засасывать. Не закры­вая глаз, он медленно погружался. Уже не небо над ним, а зеленоватая движущаяся муть. Она живая, упругая и, чем глубже он погружается, тем неподатливее. В глазах замельтешили разноцветные пятна, гулко застучало серд­це, заломило в ушах. Здесь, на глубине, вода уже не та­кая ласковая и теплая. И чем глубже, тем холоднее. Тело само изгибается, стремясь рвануться вверх, потому что в легких уже нет воздуха, а в голове бухают тяжёлые молотки, но он усилием воли подавляет это инстинктив­ное движение и продолжает погружаться. Неба уже не видно, да и он не лежит на спине, а идёт на дно ногами вниз. Сгущается зелёная тьма, в глазах уже не мельтешит, а розовато вспыхивает.

И когда глаза полезли из орбит, а настоящий страх перехватил горло, он стремительно заработал руками и ногами, поднимаясь вверх, к воздуху, к солнцу.

Выбравшись на берег и отдышавшись, Сергей забрал одежду и пошёл к дому. В ушах пощёлкивало, было больно глазам. Сердце никак не могло успокоиться. Ещё немного, и он потерял бы сознание. Он уже не помнил, как пробкой вылетел на поверхность и стал жадно хва­тать ртом воздух. И эта невидимая смесь разнообразных газов, которой мы дышим, но никогда не замечаем, по­казалась ему в первый миг самым прекрасным бальза­мом на свете. А когда набрякшие омертвелые глаза по­лучили возможность снова воспринимать мир, он как ребенок обрадовался небу, солнцу и рыжему ястребу, замершему над ним.

Жуткое это было мгновение, когда он прикоснулся к совсем другому миру, в котором нет неба, солнца — нет ничего. Одна бесконечность и тьма. Большая скука, как он прочитал в одной книжке.

Усевшись под сосной прямо на землю, прислонился го­ловой к толстому с растрескавшейся корой стволу и за­думался. Задумался впервые с тех пор, как расстался с Леной. Все это налетело на него, как свирепый шквал, подхватило, закружило и куда-то понесло. Несколько дней он пьянствовал в городе с разными людьми, знако­мыми и незнакомыми. Потом с какой-то развесёлой ком­панией на машине вернулся на озеро. Смутной вереницей проходили мимо кривляющиеся лица каких-то женщин и мужчин. Сколько времени всё это продолжалось, он не знал. Никогда раньше Сергей так не пил, и никогда еще так плохо ему не было. Эта жажда, которую он по­чувствовал в тот вечер, когда увидел в комнате Лены Владислава, не покидала его до сегодняшнего дня. Она иссушила его изнутри и вывернула всего наизнанку. Она и сейчас подсказывала, что нужно встать и поискать в доме спиртное. Не может быть, чтобы из двух ящиков водки и пива, захваченных сюда из города, не осталось ни одной бутылки.

Он встал и пошёл в дом, но, переступив порог, смор­щился: пахло табаком, пролитым вином и какой-то кис­лятиной. На полу валялись бутылки, пустые консервные банки, окурки, пепел, остатки засохшей еды. На подо­коннике капроновый чулок и забытая помада. Сергей раскрыл окна, смахнул окурки с подоконников. В од­ном из ящиков в углу ядовито зеленела нераспечатанная бутылка водки. Сергей взял её, оглянулся, ища стакан и какую-нибудь закуску, но, увидев в тарелке с квашеной капустой блестящие пробки от пивных бутылок и раскис­шие окурки, с трудом подавил тошноту, вышел из ком­наты и побежал к озеру. Зайдя в воду по колено, размах­нулся и далеко забросил поллитровку. Она радужно сверкнула на солнце и с негромким бульканьем исчезла в озере. Мелькнуло в голове, что при случае можно поны­рять и найти бутылку, но Сергей отогнал эту мысль и по­скорее отвернулся, чтобы не запомнить место, куда булькнула бутылка.

Дружок сделал было движение броситься в озеро, но, едва замочив лапы, остановился и деловито стал лакать воду.

Окунувшись еще несколько раз, Сергей вернулся в дом и стал выгребать оттуда многодневный мусор. Бутылки и банки он свалил в яму и закопал, остатки еды собрал в алюминиевую тарелку и поставил перед Друж­ком, но пес, понюхав, отвернулся. Запах водки, пива и табака отбил у него охоту к еде. Однако здесь, на озере, ничего из съестного не пропадало: скоро появились си­ницы и воробьи и дробно застучали маленькими клюва­ми по чашке. Прилетел за своим куском и гордый дятел. А последней появилась сорока и выдолбила миску до дна. Согрев на плите ведро воды, Сергей вымыл заплё­ванный пол, подоконники. Вытащил наружу постельное бельё, одеяло, плед и все развесил на верёвке, натяну­той между соснами. Иногда он останавливался и при­жимал руку к сердцу: оно грохотало в груди и покалы­вало, на лбу выступала испарина. Все время хотелось пить. Чтобы больше не бегать к озеру, Сергей принес целое ведро и поставил в тень.

Проходя мимо машины, обратил внимание, что пе­редний бампер сильно прогнулся. На сосне обнаружил содранную кору. Видно, когда ставил машину на место, ударился о ствол. Из города машину вёл не он. В ком­пании оказался один трезвый водитель, который и при­вез их из ресторана сюда. А поставить машину на место почему-то понадобилось Сергею. Вот и поставил.

Кто же здесь был с ним? Из редакции Всеволод Блохин. Сергей еще боролся с ним на берегу. До сих пор ноют мышцы, и рука выше локтя оцарапана. Была Валя Молчанова с каким-то военным. Да, это ведь её муж. Он тоже поддавал дай бог! Был Дима Луконин с двумя симпатичными девицами. Он приезжал на мотоцикле с коляской. Как же звали эту блондинку с голубыми гла­зами? Люся или Галя? Кажется, Вера. Чёрт побери, встретится Сергей с ней на улице и не узнает, а ведь, помнится, пьяный клялся в любви и катал на лодке по озеру. Запомнился разворошенный душистый стог, рас­сыпавшиеся по обнажённым плечам девушки светлые волосы, яркие губы и полузакрытые глаза. Как же все-таки её звать? Галя или Вера?

Когда всё было вымыто и вычищено, Сергей продол­жал упорно слоняться по дому, выискивая себе ещё какую-нибудь работу. Стоило оказаться без дела, как сно­ва одолевали тяжкие мысли и хотелось завыть волком. Дружок, чувствуя настроение хозяина, держался на рас­стоянии.

Есть не хотелось. Жажда тоже притаилась где-то внутри. После того как Сергей зашвырнул в озеро чу­дом сохранившуюся бутылку, жажда перестала дони­мать. Зароки давать он не любил, но и так знал, что те­перь долго не притронется к спиртному.

Вымыл и протёр лодку, поставил мотор и выехал на озеро. Быстрая езда немного развеяла мрачные мысли. На этот раз он забрался далеко, километров за шесть, и наткнулся на двух браконьеров, проверяющих за даль­ним островом сеть. Когда они увидели его, то бросили сеть и преспокойно закинули удочки. Сергей поинтересо­вался, почему они ловят сетью.

— Какая сеть? — улыбнулся один из них. — У нас удочки.

Сергей якорем зацепил сеть и стал выбирать её в лодку. Браконьеры без всякой тревоги, с интересом на­блюдали за ним. Рыбы в сетях было мало. Наверное, успели снять. Сеть была старая, с дырами. Подъехав к ним, Сергей предъявил удостоверение и осмотрел лод­ку: рыбы и там не было. Они, конечно, могли выбросить мешок с рыбой за борт.

Рыбаки сказали, что крючком зацепили чью-то сетку и, естественно, полюбопытствовали, что в ней, и тут то­варищ инспектор появился.

Делать было нечего, и Сергей отчалил от них. Он-то ожидал, что браконьеры будут убегать от него, а он — преследовать, поднимется ружейная пальба, а всё ока­залось очень просто. И потом, попробуй докажи, что они браконьеры. Сколько раз, бывало, на рыбалке сам он зацеплял крючком чужую сетку?

Вечером того же дня приехал на газике Вологжанин. Обошёл весь дом, задворки, даже не поленился взгля­нуть на «Казанку».

— У тебя тут порядок, — заметил он.

Сергей понял, что Вологжанин ничего не знает. Вот оно, первое преимущество удаленной от города жизни! Однако Сергей несколько раз ловил на себе его внима­тельный изучающий взгляд. А когда уселись на скамью под четырьмя соснами, Вологжанин спросил: