Конечно, если любовь настоящая и сильная, муж и жена живут и радуются. Уважают друг друга, помогают друг другу, воспитывают детей. Только ведь любовь не вечна. Ну сколько можно любить только одного человека? Мой адвокатский опыт показывает, что от четырех до девяти лет, а потом любовь проходит. Остается привычка. Есть, конечно, люди, которые в силу привычки доживают друг с другом до старости. И таких пока большинство. Им и в голову не приходит, что можно жить иначе. Моё глубо­кое убеждение, что мужчина и женщина должны расста­ваться, когда проходит любовь, и снова сходиться с дру­гим или с другой.

— Зачем так уж сразу: прошла любовь, и тут же раз­водиться. А ответственность перед детьми? Какими гла­зами дети будут смотреть на своих родителей-мотыль­ков? Что ни говорите, развод — это большая травма для ребенка.

— Верно, поэтому миллионы людей, которые давно стали чужими и не любят друг друга, живут вместе. А каждодневные скандалы, оскорбления, иногда мордо­бой — как всё это, по-вашему, отражается на психике ребенка? Уж не лучше ли сразу расстаться, чем превра­щать жизнь в мучение для себя и для того же самого ребенка, ради которого и живут вместе?

— Какую мрачную картину вы нарисовали, — ска­зала Лиля.

— Жизнь — суровая штука, — философски заметил Семен Борисович, налил полную рюмку и залпом выпил. Карие глаза его светились довольством. Взяв белыми пальцами дольку лимона, выжал сок на сёмгу, подцепил вилкой длинный розовый ломтик и отправил в рот. Лиля обратила внимание, что на его пальцах растут малень­кие черные волосики, а когда он ест, негромко похрусты­вает челюсть. Семен Борисович, по-видимому, знал об этом недостатке и старался так жевать, чтобы челюсть не щелкала, но это не всегда ему удавалось.

— Вы умеете готовить? — спросил он, скользнув взглядом по ее набухшей груди, натянувшей кофту.

— Такому гурману, как вы, вряд ли угодила бы,— сказала Лиля.

Осторожно положив вилку на край тарелки, Семей Борисович вытер красные губы тугой, как картон, на­крахмаленной салфеткой.

— Пора бы цыплят подавать, — сказал он, взглянув на дверь, в которую вышел официант. — Я считаю, современная женщина должна уметь хорошо готовить. С государственной точки зрения, возможно, выгоднее, если женщина стоит за станком, водит троллейбус, держит в руках штурвал самолета, а для меня настоящая женщина это та, которая умеет приготовить отличный обед, создать в квартире необходимый уют и народить много детей.

— У вас есть ребенок? 

— Нет.

По тому, как он отвернулся и снова стал смотреть на дверь, Лиля поняла, что об этом говорить не следует. Может быть, он разошелся со своей женой из-за того, что она не могла родить?

— Пожалуйста, табака, — услышала она мягкий баритон Семена Борисовича. — И не забудьте чесночную подливку. В прошлый раз... — Он замолчал, потому что официант, как привидение, растворился в темном проеме двери.

Табака было восхитительным. Лиля сначала ковыряла в тарелке вилкой, а потом, по примеру Семена Борисовича, взяла цыплёнка руками и разорвала пополам. Скоро на тарелке остались одни раздробленные косточки. Лиля долго вытирала руки накрахмаленной салфеткой, оставляя на ней безобразные коричневые пятна.

— Черный кофе не будем заказывать, — сказал он, взглянув на часы. — Я вас у себя дома угощу таким кофе по-восточному, какого вы еще никогда не пробовали.

«Ну, вот и приехали... — усмехнулась про себя Лиля.— Я должна идти к нему домой, чтобы выпить чашку кофе... Сейчас я вас огорошу, дорогой Семен Борисович!»

— Я не могу пойти к вам, — сказала она. — Муж должен вечером позвонить.

— Настоящий бразильский кофе, — горячо начал уговаривать он. — Я готовлю его по специальному рецепту. Вы, конечно, любите музыку? У меня чудесные записи!

Отпив из бокала, Лиля поставила его на стол и сказала, с трудом сдерживая улыбку:

— И потом, я беременна... Шестой месяц.

Если бы он не умел владеть собой, у него наверняка отвалилась бы челюсть, тем более что с ней не все было в порядке. Лицо Семена Борисовича стало медленно багроветь. Сначала заалели щёки, потом лоб, запылали огнём большие хрящеватые уши. Белые пальцы с темными волосками нервно забарабанили по столу. Затем схватили графинчик и вылили остатки коньяка в рюмку. Остатков было мало. Тогда он взял бутылку с шампанским и опрокинул в бокал. Белая пена облаком взмыла над бокалом, а он все лил и лил. Лиля молча с интересом наблюдала за ним. Пожалуй, только это и выдало глубокое разочарование Семена Борисовича. Надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и, улыбнувшись, сказал:

— Дети — радость нашей жизни! Выпьем за вашего... кого вы ждете, сына или дочь?

— Муж уверен, что родится сын.

— За вашего сына! — Он поднял бокал и выпил без всякого энтузиазма.

После этого они быстро рассчитались и ушли. Семен Борисович вдруг заторопился, то и дело поглядывал на часы. Оставив Лилю на стоянке, побежал к будке телефона-автомата и кому-то позвонил. Лиля видела, как шевелилась в тускло освещенной кабине его высокая шапка-боярка: Семен Борисович что-то говорил в трубку, переминаясь с ноги на ногу. Один раз бросил в ее сторону косой взгляд, и Лиля поразилась, какое у него стало чужое, холодное лицо. В одной руке он держал маленькую записную книжку. Вернулся несколько повеселевшим. Скоро подошло такси. Они доехали до Лилиного дома. Семен Борисович выскочил из машины и, выпустив Лилю, проворковал своим задушевным баритоном:

— Будем считать наш роман неоконченным.

— Роман? — взглянула на него Лиля.

— Когда придет ответ из канцелярии, дайте мне знать, — уже другим, деловым тоном продолжал он. — Я уверен, что вашего отца освободят досрочно. Звоните, буду очень рад. Я вам тоже позвоню... через год. Поздравлю с сыном. Вам ведь еще один год учиться? Я думаю, мы встретимся раньше. Где меня найти, вы знаете.

Он дольше, чем надо, подержал Лилину руку в своей большой теплой руке. Она даже подумала, что он сейчас нагнется и поцелует ее, но он не поцеловал. Бобровый мех серебрился на его шапке. «Сергей такую ни за что бы не надел, — вдруг подумала Лиля. — Надо будет написать, чтобы прислал деньги, хоть пальто приличное здесь куплю ему». Через открытую дверь слышно было, как щёлкал счетчик. Шофер старательно не смо­трел на них.

— Я на вашем месте ни за что не уезжал бы из Мо­сквы, — помолчав, сказал Семен Борисович. — С вашей-то внешностью... Зачем вам уезжать из столицы куда-то в тьмутаракань?

— Разве это от меня зависит?

— Только от вас. Если вы захотите, то останетесь. Кстати, я тоже могу вам в этом отношении помочь.

— До свидания, — мягко сказала Лили. — Спасибо за чудесный вечер.

— Вы подумайте над моими словами!

Он улыбнулся, помахал рукой и уехал. Рядом с шо­фером Семен Борисович выглядел величественным, как народный артист. Лиля взглянула на часы и заторопи­лась домой: обычно в это время звонит Сергей. Подни­маясь в лифте, подумала: не забыть бы сказать мужу, чтобы прислал деньги на зимнее пальто. Ведь наверня­ка замерзает в своем кожаном. Да и шапка давно по­теряла свою форму, настоящее воронье гнездо! И еще Лиля подумала: как ни одевай Сергея, все равно он ни­когда не будет выглядеть так импозантно, как Семен Борисович.


11


— Старик, — сказал заведующий отде­лом информации Володя Сергеев, — садись на телефон и раздобудь мне хоть из-под земли три боевых информа­ции на первую полосу!

— Ну и задания ты мне даёшь! — проворчал Сергей.

— Я, конечно, понимаю, маститому очеркисту зани­маться таким презренным делом не к лицу, но снизойди, дружище, поработай и на отдел информации, — ухмыль­нулся Володя. — Все-таки ты в моем отделе числишься.

С Володей Сергеевым у них были прекрасные отно­шения, но иногда заведующий отделом раздражал Сер­гея, он не мог просто сказать: «Дай в номер информашку!» Обязательно съехидничает!

— Многие люди преуспели бы в малых делах, если бы их не терзало великое честолюбие, — изрёк Во­лодя.

— Это ты про кого? — взглянул на него Сергей.

— Во-первых, это не я, а Лонгфелло, во-вторых, это так, к слову.

— А многие люди, — усмехнулся Сергей, — подобны яйцу: они слишком полны собой, чтобы вместить что-нибудь еще.

— А это про кого?

— Про тебя, мой дорогой! — рассмеялся Сергей.— Для справки: это тоже сказал не я, а Шоу.

— Мы с тобой болтаем, а дядя Костя рвет и мечет, ждет информашки! — оставив велеречивый тон, сказал Володя.

— В таком случае не мешай мне, — усмехнулся Сер­гей. Он был доволен, что на этот раз срезал великого насмешника Володю.


Сергей только положил на стол заведующему отпе­чатанные вне очереди информации, как его вызвали к ре­дактору.

— Если тебя редактор опять пошлет куда-нибудь со специальным заданием, не забудь ему напомнить, чтобы на твое место прислал мне литсотрудника, — сказал Во­лодя. — В противном случае пусть вместо информашек ставит в полосу твои очерки.

— Я передам, — улыбнулся Сергей.

Однако в кабинете Голобобова состоялся разговор не о каком-то специальном задании, а совсем о дру­гом.

Держа в руках развернутую газету, Александр Фе­дорович поднял на Сергея глаза. Если раньше Сергей всегда точно угадывал, какое настроение у редактора, то сейчас ничего на его лице не прочитал: лицо Голобобова было спокойным и непроницаемым.

— Видел? — кивнул редактор на газету.

Сергей пожал плечами и заглянул в газету. Это была «Лесная промышленность», и в ней был напечатан его фельетон «Техника на побегушках».

Сергей испытал одновременно и радость («Ура! На­печатали!») и тревогу: слишком уж загадочный вид был у редактора.