Володя Сергеев был способный журналист. До этого он работал секретарем районной газеты. Успел заочно закончить филологический факультет пединститута. Два месяца назад его пригласили литсотрудником в сельхозотдел областной газеты.

Сергею нравился Володя. Они два раза вместе ездили в командировки. Высоченный, грузный, с большой круг­лой головой, на которой пышной шапкой кудрявились буйные русые волосы, он всегда пребывал в хорошем настроении.

— Не пробовал в командировке к ней подкатиться? — гудел над ухом Володя, — Наверное, от ворот по­ворот?

— Я бы не сказал, — улыбнулся Сергей. — Кстати, тебя хотели послать с ней в командировку.

— Такие девушки не в моем вкусе, — ответил Воло­дя. — Глаза как два глубоких омута, завертит, закру­жит и утащит на дно.

— Глаза у нее красивые, —возразил Сергей.— А за­вертит-закружит— это разве плохо?

— Сергей, чует мое сердце — ты пропал! — засмеялся Володя.

После летучки Сергей забежал в бухгалтерию и под расписку взял в счет гонорара пятьсот рублей. Главбух подписала заявление, недовольно проворчав:

— Три дня до зарплаты, мог и потерпеть.

— Три дня — это вечность! —улыбнулся Сергей и вы­шел из комнаты.

Через несколько минут его мотоцикл остановился на улице Ленина у магазина «Рубин».

— Я не очень-то разбираюсь в дамских штучках-дрючках, — сказал Сергей, заходя с Лилей в магазин.— Выбери сама себе подарок.

Лиля улыбнулась и склонилась над витриной. Выбор здесь был, конечно, не такой, как в Москве, но кое-что из драгоценностей привлекло ее внимание.

Она выбрала скромное ожерелье из янтаря и браслет. Подошла к овальному зеркалу, примерила. Повернулась к Сергею:

— Нравится?

— Главное, чтобы тебе нравилось,— улыбнулся Сергей. Признаться, он слабо разбирался в женских украшениях, но было приятно видеть оживленное Лилино лицо, блестящие глаза, улыбку.

— Заверните, — небрежно сказал Сергей, лихорадоч­но подсчитывая в уме свою наличность.

Продавщица выписала чек на семьсот сорок рублей, и Сергей направился к кассе. Как только он повернулся к Лиле спиной, лицо его стало озабоченным. И предчувствие не обмануло его: у кассы выяснилось, что не хватает пятидесяти рублей. Оглянувшись, — Лиля все еще стояла у зеркала, — снял с руки часы и протянул кассирше.

— Через полчаса привезу остальные... — Он умоляю­ще смотрел на нее. — Понимаете, подарок невесте...

И кассирша поняла. Грохотнул кассовый аппарат, де­вушка что-то написала на счете и протянула его Сер­гею.

— Мы закрываемся в восемь, — сказала она. — Мо­жете не торопиться.

Сергей готов был ее расцеловать.

Лиля надела ожерелье на шею, благодарно чмокнула Сергея в щеку. Ему было приятно, что она радуется, как ребенок, хотя он и понимал, что эта покупка сокруши­тельно отразится на бюджете. А ведь впереди свадьба.

Когда Лиля потащила его в другой магазин, Сергей растерялся. У него больше не было денег на подарки.

— Где твои часы? — удивилась Лиля. — Я их только что видела.

— Что за чертовщина? — уставился на свою руку Сергей. — Действительно, нет.

— Не расстраивайся, — сказала Лиля. — Разве это были часы? Одно недоразумение... Можно, я тебе сама выберу?

Она попросила показать ей толстые с черным цифер­блатом и сигналом часы. Они могут звенеть как будиль­ник. Приложила их к запястью Сергея и сказала, что это именно то, что надо.

— Может быть, в другой раз? — промямлил тот.— Понимаешь, у меня нет... Я не захватил с собой денег.

— Это будет мой подарок тебе, — улыбнулась Лиля.

— Я тебя разорил, — сказал он, когда они вышли из магазина, почему-то чувствуя себя виноватым.

— Ерунда, — отмахнулась Лиля. — Мои родители обеспеченные люди.

— Я своим родителям с четырнадцати лет помо­гаю,— сказал Сергей. — С тех пор, как стал работать,

— И мотоцикл купил сам?

— А кто же еще? — удивился он. — После армии я поехал на целину... Полгода вкалывал там на тракторе.

— А нас каждую осень посылают в колхоз картошку копать.

— Нравится?

— Что нравится? — удивленно взглянула на него Лиля.

— Страну продовольствием обеспечивать.

— Я один раз чуть воспаление легких там не схватила. Теперь мама — она ведь врач — дает мне освобождение.

— Ай-яй, — сказал Сергей. — Разве можно государство обманывать?

— Точно так же говорит наш комсорг Вася Селянин, — рассмеялась Лиля.

— Послушай, а ты умеешь щи варить и картошку чистить?

— Щи я как-нибудь сварю, а картошку ты сам будешь чистить.

— А я-то мечтал, что жена меня будет кормить вкусными обедами...

— У тебя отсталые понятия, милый, — заметила Лиля, искоса взглянув на него. — Теперь мужья подают женам кофе в постель.

— В таком случае нужно было мне подарить не часы, а поднос. — рассмеялся Сергей. — Или столик на колесиках!

— Мы ведь совсем не знаем друг друга, —вздохнула Лиля.

— Это даже интересно, — беспечно ответил он.— Всю жизнь узнавать друг друга...

Она сбоку посмотрела ему в глаза. Неужели он всегда так легко будет относиться к жизни? Это хорошо и плохо...

— Подумай, Серёжа, еще не поздно...

— Поздно! — вскричал Сергей, взглянув на свои новые часы. — Мы уже опаздываем!


7


Машинка мягко стрекотала. Мать придерживала ладонью блестящий вращающийся маховик. Из своих старых шелковых сорочек она шила майки и трусики для Генки и Валерки. Да и Сергей иногда щеголял в сшитой матерью рубахе. Правда, в последнее время он предпочитал покупать в магазине: выбор стал богатый.

Валерка разбирал на полу сломанный игрушечный грузовик. Колеса он уже отвинтил, теперь принялся за кабину. Белокурые вьющиеся волосы спускались ему на огромные синие глаза. Мальчишка рукой отбрасывал кудри назад, но они снова падали.

— Иди, рубашку примерю,— позвала мать.

Валерка нехотя отложил в сторону испорченную игрушку и, вздохнув, подошел к матери.

— Ты же мешаешь человеку, — недовольно сказал он. — И колесо куда-то укатилось.

— Работничек, — улыбнулась мать. — Повернись-ка! Руки опусти... теперь подними.

— Рукава короткие, — деловито заметил Валерка. — Мам, ты лучше их совсем отрежь — рукава быстрее всего пачкаются.

Стащив с сына рубашку, мать легонько шлепнула его.

— Иди погуляй.

Обрадованный Валерка, забыв про сломанный грузовик, выскочил за дверь.

Закончив шов, мать зубами оторвала нитку и расправила на руках почти готовую рубашку для Валерки. На улице раздался радостный лай, смех. Она выглянула в окно: Сергей в новом костюме, белой рубашке и галстуке, присев на корточки, гладил Дружка. Пес лаял ему в лицо, норовил лизнуть. Сергей смеялся и отталкивал его морду. Что-то творится с Сергеем последние дни. Прикатит с работы, наспех пообедает, переоденется и уходит куда-то до утра. Осунулся, похудел, одни скулы торчат. Наверное, влюбился... Хоть бы посмотреть на его зазнобу.

Мать отворила окно и сказала:

— Костюм запачкаешь! И хватит уж лизаться-то со своей ненаглядной собакой!

Шестеро детей было у матери. Серёжа и Тамара — единственная дочь — родились еще до войны. Сколько горя она хватила с ними в эвакуации! И вот вырастила. Дочь закончила педагогический институт, сейчас учительствует в Хабаровске. После войны родились еще четыре сына. Двое умерли. Одному, Юрику, было от роду пять месяцев, другой, Витенька, умер в семилетнем возрасте. Со всеми мать была строгой, — иначе с ними, мальчишками, и не сладишь. Может, даже излишне строгой. Наверное, нужно было бы поласковее, но теперь уже поздно что-то менять. И когда весной Генка, получив пятерку по алгебре, сияющий прибежал из школы и показал дневник, а мать обняла его и поцеловала в щеку, Генка отшатнулся и, обалдело уставившись на мать, пробормотал: «Ты чего это? Вот еще, телячьи нежности...»

И был он в этот момент точь-в-точь похож на своего длинного, сурового отца.

Сергей выпрямился, отряхнул на коленях брюки и, все еще улыбаясь, посмотрел на мать.

— Ты вот все толковала, что пора мне жениться… Уговорила, я женюсь, — сказал он и снова повернулся к собаке. Погладил по голове, почесал за ухом. Дружок высунул язык и глаза закрыл от удовольствия.

Как мог взрослый пес так быстро привязаться к ее сыну? Сергей с детства любил всяких животных и птиц. Кто только не жил у них: воробьи, скворцы, галки, ежи, кролики и даже белые мыши и крысы. Принесет, бывало, кем-то подбитую птицу и выхаживает неделями, а потом выпустит. Сергей, пожалуй, единственный из ее сыновей, который не держал рогатки в руках. Он готов был всту­пить в драку с каждым, кто пнул ногой кошку или за­махнулся камнем на собаку. Мать и не помнит, когда видела последний раз сына плачущим. Ничто не могло выжать из него слезу, даже когда ребенком был, а вот стоило погибнуть кому-нибудь из его пернатых любим­цев или животных, Серёжа уходил из дома и возвра­щался расстроенный, с покрасневшими глазами. Он уно­сил трупик в коробке и где-то хоронил. А потом часто — и всегда один — наведывался на могилку.

— Что же ты молчишь? — спросил Сергей, перебирая густую шерсть на загривке собаки.

— Мне-то что? — ворчливо сказала мать. — Женись. Только кто за тебя, шалопая, пойдет-то.

— Да вот, нашлась одна.

Шутит, конечно. А вообще-то, никогда не поймешь, серьезно он говорит или дурачится. Возраст такой, что уже пора бы и действительно жениться. Интересно, как у него все сложится в жизни? Хотя внешне он вроде бы насмешливый, твердокожий, а на самом деле ничего не стоит его обидеть. И виду не подаст, а мучиться, пере­живать долго будет. А потом, не с каждым он и поладит, хоть и очень общительный, и приятелей у него много. Но зато уж кто пришелся по душе, за того, как говорится, в огонь и в воду! Бывает, что-то накатит на него, никого видеть не хочет... Летом заберется на чердак и читает. Не позовешь обедать — и не вспомнит про еду. Зимой целыми днями валяется с книжкой на койке. Эта страсть к чтению у него с детства. Учителя жаловались, что даже на уроках читает. Бывает, одну книжку по два-три раза перечитывает. Все полки и этажерки в доме забиты его книжками. Каждый раз с получки приносит целую охапку. В книжном магазине все продавщицы его знают.