— Наверное, скучно так невесту выбирать?

— Скучно, — улыбнулся Сергей. — Уж лучше сидеть у моря и ждать погоды.

— Найдешь ты свою судьбу, а нет — она тебя сама сыщет, — сказала Лиза. — Негоже мужику быть одному!

— А женщине?

— Бабы, они ко всему привычные. Вспомни войну! Выдюжили. И без мужиков всё сами делали. Да и после войны. А сколько осталось вдов-вековух? Живут и не жалуются, будто так и надо.

— Вон какая ты!

— Какая?

— Мудрая.

Лиза рассмеялась.

— Что ты, Серёженька! Была бы мудрая, не кукова­ла бы одна-одинешенька на хуторе с дочкой. Не бывает мудрых баб, всё больше глупые. Недаром же говорят: волос у бабы длинный, а ум короткий.

Сергей всё ещё держал вёсла на весу. Казалось, опусти их в воду — всё озеро треснет и со звоном разобьётся, как гигантское зеркало.

— Мне вот казалось, что после того, что произошло... Ну, с женой развелся, а та, которую полюбил, уехала с другим, так я думал, что вовек больше ни на одну не посмотрю.

— Я это сразу почувствовала. Хотела пожалеть тебя, да ты мужик сильный, сам со своей бедой спра­вился.

— Древние греки говорили: всякая женщина — зло, но дважды бывает хорошей — или на ложе любви, или на смертном одре, — мрачновато заметил Сергей.

— Дураки твои древние греки, — добродушно отве­тила Лиза. — Опять тебя какая-нибудь обидела?

— А может, я её чем обидел? — задумчиво сказал Сергей.

— Кто же она такая, что гвоздём засела в твоем сердце? Тревожит тебя, мучает, а, поди, и сама об этом не догадывается?

— Может, ты, — сказал он и с вызовом посмотрел ей в глаза.

— Не хитри — не умеешь, — серьёзно сказала она. — Другая у тебя в сердце, а не хочешь признаться, потому что веру в себя потерял. 

— Возможно, ты и права, — сказал Сергей и с си­лой, будто в живую упругую плоть, вонзил две железные лопасти в глянцевую воду. — Я ведь говорю, ты мудрая!

— Что же не привез сюда ту девушку, что летом при­езжала к тебе? — после долгой паузы спросила Лиза.

— Ко мне? — удивился Сергей.

— Тоненькая, как берёзка. И красивая. На такой тебе надо жениться, Серёжа.

— Мать говорит, надо жениться. И ты тоже. Не­ужели люди женятся лишь потому, что надо?

— Не знаю, — вздохнула Лиза.

— И я не знаю, — сказал Сергей, а потом, помолчав, с интересом посмотрел на Лизу. — Ты будто цыганка, по лицу умеешь угадывать, что у человека на душе.

 — Умею, — просто сказала она. — А потом, на твоём лице всё написано. Любишь ты её, да, говорю, боишься сам себя. Не веришь, что можешь полюбить. И не веришь женщинам. В любовь женщины не веришь, а это беда. Ведь это несчастье, не верить-то! Это себя обкрадывать, Серёжа.

— Я верил, — сказал он.

— А теперь не веришь? Умный стал. А кто знает, что это любовь? Налетит, вспыхнет, закружит, а потом и погаснет. Значит, такая скоротечная любовь, как след звезды на небе. А всё ж не обман. Кто виноват, что она сгорела дотла, один пепел остался? Никогда не вини других, может статься, сам и виноват, что любовь-то про­шла. У нее раньше, чем у тебя. Бывает ведь и наобо­рот? 

— Это ты про кого? — спросил он.

— Любит она тебя, Серёжа, — убеждённо сказала Лиза. — И не будь дураком, не отказывайся от своего счастья!

— Плохая ты цыганка, — усмехнулся он. — Любит — не любит! Сбежала она от меня! Аж на край света. В Ка­захстан, на целину. И ни одного письма! Какая же это любовь?

— А я говорю, это и есть любовь, — сказала Лиза.

«А что, если и впрямь махнуть на целину? — подумал Сергей. — Взять за руку и увести с собой. Только пой­дет ли она ещё? Эта девчонка с характером, да с каким!»

Не затем она сбежала, чтобы он, Сергей, её разыски­вал. Но что её заставило поступить так, он не мог по­нять. Хотя уже второй месяц ломал над этим голову.

Здесь институт, интересная работа. Всё бросить и умо­тать к чёрту на кулички! И за какие-то три-четыре дня! Как раз накануне его возвращения в редакцию. И хотя бы одно письмо. Хорошо, пусть не ему — Вале Молчано­вой. Ведь она у неё работала в отделе.

О том, что Наташа на целине, Сергей узнал от Дадонова, который подписывал ей характеристику. Сергей побежал в горком комсомола, но там сообщили, что пу­тёвка выдана в Целиноградскую область, а куда именно направили Наташу, они не знают. В Казахстане десятки тысяч комсомольцев со всей страны. Поезжай, ищи её в Целиноградской области, которая по своей площади больше такой страны, как Франция.

— Вернётся она, Серёжа, — участливо сказала Лиза, которая и впрямь, как цыганка, читала его мысли. — Для настоящей любви разлука не помеха, а если это блажь — значит, только к лучшему.

— Жди, и я вернусь, — с горечью сказал он. — А если я не хочу больше ждать?

— Оттого и все наши несчастья, — ответила она. — Никто ждать не хочет и не умеет. Раз хватаешь горя­чий блин со сковороды — не жалуйся, что руку обжёг.


9


Дом, в котором теперь жил Сергей с сы­ном, стоял в центре города, и из окон была видна большая асфальтированная площадь, зелёное трехэтажное здание сельхозинститута. За площадью виднелась Дятлинка, бетонный мост и городской парк за рекой.

Двухкомнатную квартиру Сергей получил этой зимой. Его давний недруг Логвин несколько лет назад был на­правлен обкомом партии в район председателем колхоза и больше, естественно, не мог вредить. Сын обосновался в маленькой комнате, а Сергей в большой. Юра за по­следний год сильно вытянулся.

Скоро год, как Наташа уехала из города. И за этот год — ни одного письма! Сергей пытался больше не ду­мать о ней, гнал воспоминания прочь, но иногда на него накатывала тоска, от которой некуда было деться. Даже работа над повестью не спасала.

Сергей всю зиму с нетерпением ждал весны. Только весной он мог хоть на несколько дней поехать на Боль­шой Иван. До середины мая озеро подо льдом, дороги к нему занесены снегом. Можно было, конечно, пробрать­ся по льду через Малый Иван, но что там делать зимой?

И вот пришла весна, а он всё ещё не был на Большом Иване. Что-то удерживало его. Может быть, воспоми­нания о Наташе? О том раннем утре, когда он нёс её, продрогшую, к лодке? И вот не донёс, потерял.

Приятная грусть охватывала его, когда ветер прино­сил с юга запахи весны. Он по-звериному втягивал нозд­рями этот ядрёный волнующий дух талого снега, сосно­вой хвои, прелых листьев.

А однажды днём, никому ничего не сказав, взял и сбежал с работы. Сел в пригородный автобус и укатил по обледенелому шоссе за город. Попросил шофёра оста­новиться у моста через Ловать и прямо по глубокому снегу, проваливаясь по пояс, зашагал в лес.

Он сидит дома за письменным столом. Подсвеченное заходящим солнцем огромное облако заглядывает в окно, отражает последние слабые лучи. Сергей отодвигает ма­шинку и, глядя на нежно розовеющее облако — оно почти не двигается, — который раз до малейших подробностей вспоминает тот последний день, когда он видел На­ташу.

После той жуткой ночи на острове она проспала на раскладушке Сергея почти весь день. Султанов и Мальчишкин несколько раз собирались разбудить её — они хотели пораньше уехать в город, — но Сергей уговорил их остаться до вечера и не трогать её: пусть выспится. При­ятели бесцельно слонялись по берегу, потом пришла Ли­за, и они стали с ней болтать, а Сергей сел на моторку и уплыл за остров. Нужно было снять сети и перемёты, по­ставленные задержанными браконьерами.

Солнце то выглядывало, то пряталось в пышных куче­вых облаках. Такие облака к дождю, но пока было тихо, и легкий ветерок лишь слегка рябил воду. На мелко­водье, где над кувшинками сверкали своими прозрачны­ми крыльями стрекозы, косо торчал чёрный шест.

Сергей задрал голову и посмотрел вверх. Ястреб со­всем низко кружил под облаками. Сергей достал из-под сиденья рыбину и, помахав ею в воздухе, бросил в воду. Ястреб равнодушно взглянул на подарок и продолжал свой неторопливый и плавный облёт озера.

Остров остался за кормой, и перед Сергеем открылся знакомый берег, но почему он так пустынен? Никого не видно. Где все они? Именно в тот момент впервые ше­вельнулось в нём потом такое привычное чувство боль­шой утраты. Ещё не веря, что они уехали, он напряжен­но всматривался в берег. Мелькнула мысль, что они в доме, но кто в такой чудесный вечер будет сидеть в че­тырех стенах? Может быть, ушли в бор? Он цеплялся за эту последнюю надежду, пока не догадался посмотреть под сосны, где одиноко стоял его хромой «Москвич». Га­зика рядом не было. Они уехали, а Наташа? Она, наверное, всё ещё спит! Может быть, заболела и отказалась поехать с ними. Ему хотелось, чтобы она осталась. Очень хотелось! И, внушая себе, что она в доме и ждёт его, Сергей яростно крутит румпель до отказа. Ему не терпится побыстрее на берег. Мотор ревёт на самой вы­сокой ноте и вдруг, дав петуха, обрывает свою ровную строчку. «Казанка» ещё какое-то время бесшумно идет по инерции и останавливается. Сразу наступает глубокая тишина. До берега еще далеко. Сергей дергает за трос, потом лезет в карбюратор, встряхивает бачок. Так и есть — бензин кончился!

Он вставляет в уключины длинные металлические вёсла и изо всех сил гребет к берегу. «Казанка» на вёс­лах неуклюже, рывками продвигается вперёд. Уключины скрипят, лопасти шлепают по воде. Сергею хочется по­скорее причалить к берегу, но тяжёлая лодка ползёт, как черепаха.

Он растерянно смотрит на берег. До него ещё далеко, а он больше не может ждать. Ни одной минуты! И тут он замечает Дружка. Верный пёс одиноко сгорбился у са­мой воды. Белеет лубок на сломанной лапе. Дружок смо­трит на него и не лает.

И тогда Сергей сбрасывает резиновые сапоги, рубаш­ку, брюки и, вспрыгнув на прошитый заклепками нос лодки, с шумом, по-мальчишески бухается головой впе­ред в озеро. Вынырнув, фыркает, трясёт головой и, разлепив глаза, отчаянными саженками плывет к берегу.