Грузовик сразу завёлся. Врубив заднюю скорость, Сергей подал машину назад, развернулся, выехал на лес­ную дорогу и дал газ.

4


Она раскрыла глаза, услышав дробный негромкий стук. Сразу вспомнила, где она, и увидела на окне дятла. Упираясь чёрным хвостом в стекло и сверкая красным брюшком, он заглядывал в комнату и весело долбил по раме.

Наташа улыбнулась ему, и дятел, резко крикнув, будто поздоровавшись, улетел. Вся комната была напол­нена неярким розоватым светом. В этой стороне вста­вало солнце, и первые длинные красные лучи пробрались сюда. На коричневых бревенчатых стенах, в пазах кото­рых виднелся мох, играли блики. Громоздкий вишнёвый буфет занял весь угол. На буфете большой замыслова­тый корень, по-видимому изображающий какое-то живот­ное: то ли вставшего на дыбы медведя, то ли опустив­шего голову жирафа. Абстрактная скульптура.

Здесь живет он. Впервые она в его жилище. Правда, это не настоящий его дом, но ведь другого у него сейчас и нет? Не очень-то он обрадовался их приезду, а лицо у него такое, что на нём всегда можно всё прочесть. Когда он вышел навстречу, широкоплечий, загорелый, немного всклокоченный, будто со сна, ей захотелось при­жаться к нему.

Бывает ведь такое: ещё в шестом классе она влюби­лась в этого парня с фотоаппаратом. Может быть, по­тому, что из всех девочек, пришедших в библиотеку, он выбрал именно её и, посадив в центр, дал в руки «Дон-Кихота».

Быстро одевшись, Наташа вышла из дома. Волкова и Мальчишкина нигде не видно. Блохина и Капы тоже. Нет на месте и газика. Михаил Султанов уже вернулся с рыбалки и раздувал костёр, чтобы вскипятить чай. На траве лежали десятка два окуней и подлещиков — утрен­ний улов Султанова.

Наташа притащила хворосту, помыла на берегу хо­лодной водой с песком посуду: ложки, кружки. Достав из сумки продукты, быстро приготовила бутерброды. Приковылял Дружок и очень внимательно посмотрел девушке в глаза. Она сделала и ему большой бутерброд с маслом и колбасой. Пёс осторожно зубами взял угоще­ние и, благодарно помахав пушистым хвостом, захромал прочь. Устроившись на лужайке, принялся не спеша зав­тракать: сначала съел колбасу, потом слизал масло и под конец проглотил булку.

Чай пили вдвоём с Мишей. Где Сергей и Слон, он тоже не знал. И не слышал, когда они завели машину и уехали. Наташа сказала, что видела, как Сергей ночью взял со стены ружье, и слышала, как они уехали на ма­шине.

— Отчаянные парни, — сказал Султанов. — Что один, что другой. Кстати, на рассвете вон в той стороне я слы­шал выстрел дуплетом. У меня как раз хороший подле­щик взял. Смотрю, поплавка нет.

— Ничего с ними не могло случиться? — встревоженно перебила Наташа.

Если бы Миша в этот момент на неё взглянул, то заметил бы, что она побледнела.

— Я думаю, что Слон с Сергеем справятся с десят­ком браконьеров, — сказал Миша. — Эта парочка побы­вала в разных переделках.

Прихлебывая крепкий горячий чай из большой эма­лированной кружки, он вспомнил про историю Сергея на берегу Дятлинки.

— Если бы не собака, Волкову была бы крышка, истёк бы кровью. Ему ведь печень задели. А жена, го­ворят, не поверила, что он бросился спасать незнакомую девчонку.

— А вы поверили? — после паузы спросила она, не глядя на него.

— Сам чёрт их не разберет, — сказал Миша, жуя бу­терброд. — Меня заинтересовало другое: каким образом собака могла за два километра почувствовать, что с её хозяином стряслась беда? Это фантастично!

— Собака почувствовала, что хозяину, плохо, а жена не поверила... — задумчиво произнесла Наташа. — Как же так можно?

— Что?

— Не верить человеку!

— Ты, Наташа, еще слишком молода.

— А вы, Михаил Николаевич, равнодушный чело­век,— сказала Наташа.

Султанов перестал жевать и внимательно посмотрел на неё:

— Это почему же?

— Помните, когда Сергей лежал в больнице, Лобанов вас попросил позвонить в район и уточнить фамилии людей, о которых Волков написал очерк. Вы пообе­щали, но так и не позвонили, а Лобанов потом снял с по­лосы очерк.

— Действительно, забыл позвонить, — сказал Султа­нов. — Завертелся, из головы вон. И потом, это не моё дело — фамилии проверять.

— Вы же с Волковым друзья.

— Ну, это сильно сказано, — улыбнулся он. — Скорее приятели.

— Волков на вашем месте поступил бы по-дру­гому.

— Начнем с того, что и я бы на месте Волкова не ввязался в эту историю.

— Прошли бы мимо? — В ее голосе насмешка.

— Это дело тёмное, — все так же мягко и спокойно, будто учитель школьнице, растолковывал Султанов. — Что там в действительности происходило, никто не знает. Может, он выпил и ввязался в драку. Или помешал. Девчонка никуда не заявила. Кто знает, может, она из той же компании.

— Волков врать не будет, — сказала Наташа.

— Значит, всё было, как он рассказал, — легко со­гласился Миша.

— Вам всё равно, — усмехнулась она.

— Нельзя всё близко к сердцу принимать, — фило­софски заметил Султанов.

— Неужели вас не волнует, где они сейчас и что с ними? Ведь там стреляли!

— Волноваться я начну вечером, — улыбнулся Сул­танов.— Если машины не будет на месте. Во-первых, её дали под мою ответственность, во-вторых, я обещал жене сегодня вернуться домой.

— А почему вы и Сева не с ними? — спросила На­таша.

— Меня забыли позвать, — ответил Миша. — А Сева поскандалил со своей пассией. Она рано утром ушла. И довольно рассерженная. Ну, а Сева через полчаса оду­мался и бросился вслед за ней. Только вряд ли дого­нит. А если и догонит, она не вернётся.

— Меня больше волнует, что там, на озере, произо­шло, — сказала Наташа. — Я, пожалуй, пройдусь в ту сторону.

— Их там нет,— заметил Миша. — Были бы — давно бы вернулись.

— Я схожу, — сказала Наташа.

Она взяла с брезента кусок колбасы, встала и напра­вилась к Дружку. Пес лежал на солнцепёке и, двигая серыми бугорками над глазами, смотрел на озеро.

— Да, Наташа, а что это ты так за Сергея волнуешь­ся? — спросил Миша, с интересом глядя на неё.

— Наверное потому, что я не равнодушный чело­век, — сказала она, не оборачиваясь.

— Про Мальчишкина ты и словом не обмолвилась,— не отставал Миша. — Всё про Сергея...

— Перестаньте, — сказала Наташа. — Это становит­ся скучным.


В этот день она Сергея так и не увидела. Вечером прикатил на газике Женя Мальчишкин и рассказал, как они с Волковым сграбастали четверых браконьеров и связанных доставили на грузовике в милицию. Пока составляли протокол и всё такое, Сергей неожиданно со стула свалился. Его тут же увезли на «скорой помощи» в больницу. Женя заглянул в палату перед тем, как ехать сюда. Оказывается, ему из ружья пять дробин влепили. Три штуки в перевязочной выковыряли, а остальные две — они засели в мышце —завтра извлекут. Лежит за­бинтованный на кровати и ругается на чём свет стоит. Просил достать ему брюки: не могу, говорит, здесь про­хлаждаться до завтра. Тут браконьерские сети постав­лены, так вот ему нужно их сегодня обязательно снять.

Ну, а его, Женю, милиционер доставил на мотоцикле пря­мо к спрятанному в лесу газику. И вот он здесь. Миша бросил взгляд на Наташу и сказал:

— У вас там, оказывается, настоящий бой разыграл­ся, а мы думали, что вы в ворон палили.

— Я так не думала, — сказала Наташа.

— У тебя потрясающая интуиция, — усмехнулся Сул­танов.

— Сергей одного отделал — родная мать не узнает, — сказал Слон. — Да, а где Севка с Капой?

— У них тоже разыгралась трагедия, — усмехнулся Миша. — Настоящие страсти-мордасти.

Наташа встала и пошла к озеру. Султанов проводил её пристальным взглядом.

— Бегала девчонка по редакции с полосами-гранка­ми — никто и внимания не обращал, — сказал Султа­нов. — А теперь вон какая вымахала! И рассуждает, как взрослая.

— Наташка-то? — спросил Женя. — Ей девятнадцать лет. Они теперь все быстро становятся взрослыми и со­ображают дай бог! Начали разговор о поэзии, так она меня в два счета за пояс заткнула. Знает наизусть таких поэтов, про которых я и не слышал.

— Она с тобой приехала?

— Она как та киплинговская кошка, которая гуляет сама по себе, — улыбнулся Мальчишкин.


В этот вечер разными тропинками спустились к боль­шому тихому озеру две женщины. Широкая переливаю­щаяся полоса перекинулась от островка до песчаного берега. В солнечной дорожке всплескивала мелкая рыба. У берегов тускло светился высокий прошлогодний тро­стник. Среди мёртвых сухих стеблей, ещё цепко держащихся за дно, яркими зелёными хохолками буйно про­бивалась из воды молодая, набирающая силу поросль. Солнце, совершив свой извечный круг, клонилось к ощетинившемуся колючими вершинами бору. Над береговой отмелью кружили чайки. Они пронзительно кричали, са­дились на воду и снова взлетали. Ветерок гнал рябь к бе­регу.

Та женщина, что спускалась к озеру со стороны ху­тора, остановилась возле ивового куста и стала внима­тельно смотреть на девушку, стоявшую у самой воды. Медленно повернув красивую голову с длинными воло­сами, та взглянула на домик рыбинспектора, скользнула взглядом по берегу и наконец остановила свой взор на кудрявой иве, за которой стояла вторая женщина. Не за­метив её, снова повернулась к озеру. Не нагибаясь, сбро­сила сначала с одной ноги, потом со второй белые босо­ножки, изогнувшись, сняла через голову рубашку, вы­скользнула из брюк. Закинув руки за спину, расстегнула бюстгальтер. И, обнажённая, на секунду задержалась у самой кромки воды. Солнце щедро облило золотом гиб­кую фигуру, пронизало насквозь пшеничные волосы.

Загорелая, с белой, вызывающе торчащей вперёд ма­ленькой грудью, быстро-быстро перебирая длинными но­гами, побежала по мелководью в озеро. Вот она оста­новилась, когда вода подобралась к бёдрам, обхватив плечи руками и охнув, быстро присела, снова выпрями­лась и, отбросив волосы назад, резко оттолкнулась но­гами от дна и поплыла. Плавала она хорошо: по-мужски, саженками, и на спине, и на боку. Девушка уже была у ближнего острова — в спокойной синей воде жёлто све­тилась её голова, — когда вторая женщина вышла из-за кустов и подошла к берегу. Подняв подол сарафана, по колено вошла в воду и, наклонившись, долго смотрела на своё отражение. Со стороны могло показаться, что она ищет что-то на дне, но женщина ничего не искала: она задумчиво разглядывала себя в воде.