— Почему?

Дело Брэда казалось Фейт интересным и благородным. В прошлый раз он рассказывал, что защищает подростков, которых обвиняют в достаточно серьезных преступлениях.

— Мало денег — это прежде всего. В большинстве случаев меня назначает суд, а в остальных — вообще ничего не платят либо, как она считает, дают совершенные крохи. Я работаю с утра до ночи плюс выходные. Пэм не может взять в толк, почему я бросил денежную работу в конторе ее отца, околачиваюсь в окружной тюрьме и вожусь с какими-то подростками, которых невозможно вытащить. Но дело в том, что многие из моих подопечных могут измениться к лучшему, если дать им передышку. Это очень интересная работа, и она мне подходит. Вот пойдешь на юридический факультет, приезжай как-нибудь летом, поработаешь у меня секретарем, — улыбнулся он. — Придется трудиться, конечно, за спасибо. Или даже приплачивать мне, это будет нормально.

Они засмеялись и направились к буфету, и там Эллисон познакомила их с супружеской парой, которую Фейт до этого ни разу не встречала. Шло время, и толпа гостей начала редеть, но Эллисон считала, что приличия требуют оставаться до пяти — вдруг кому-то придет в голову явиться попозже. Таким образом она давала Фейт возможность дольше побыть с Брэдом.

— А что еще, Фред? — продолжал подтрунивать над ней приятель после того, как они закончили есть сандвичи с яйцом и кресс-салатом, клубнику и птифуры. — Мелкие нарушения? Тяжкие преступления? Неправильная парковка? Супружеские измены? Колись без стеснений — я никому не расскажу. Повязан обязательством хранить тайну клиента. — Фейт рассмеялась, и, глядя на нее, Брэд понял, насколько он по ней соскучился. Их развели расстояние, время и его ужасно загруженная жизнь. Но вот они вместе — и словно ничего не изменилось. А отсутствие Джека будто даже сблизило, укрепило их связь. — Ну как, признавайся?

— Ничего подобного! — Фейт положила ногу на ногу, и они смерили друг друга взглядом. Она подумала, что Брэд до сих пор удивительно привлекательный мужчина. Все девчонки были от него без ума, хотя лучшие обычно доставались Джеку. Все-таки брат обладал неотразимым обаянием, а Брэда сковывала своеобразная застенчивость. Но это его качество всегда нравилось Фейт. — Ты будешь разочарован — никаких мелких нарушений, никаких тяжких преступлений. Я веду довольно скучную жизнь, поэтому и пришла идея вернуться в юридическую школу. После того как Зоя отправилась в университет Брауна, стало нечего делать. Алекс все время занят. Элоиз тоже далеко. Вот так. Время от времени занимаюсь благотворительной работой, ищу спонсоров, а все остальное делаю чисто механически, как робот.

— А как насчет интрижек? Ты ведь чертовски давно замужем. Только не говори, что все это время вела себя паинькой!

Вот так и в детстве он постоянно выуживал у нее секреты: по-братски выспрашивал, а потом над ней же и подсмеивался. Но на сей раз Фейт в самом деле было нечего рассказывать.

— Говорю тебе, я веду очень скучную жизнь. Никаких интрижек — полагаю, я просто трусиха, да и вообще все это очень сложно. Никого подходящего не встретила. К тому же, — как бы поправилась она, — все время занималась девочками. Звучит разочаровывающе занудно. — Фейт рассмеялась, и Брэд остановил на ней взгляд своих зеленых глаз.

— Значит, ты до сих пор безумно влюблена в Алекса, — констатировал он.

Фейт задумчиво отвернулась, но тут же снова посмотрела на него. Странно, но после стольких лет между ними по-прежнему ощущалась близость. Она верила ему такому, каким он стал и каким был для нее. Отчасти он заменял ей Джека. Иногда был даже ближе, чем брат. Фейт иногда рассказывала Брэду такие вещи, которыми никогда бы не поделилась с братом.

— Нет, — честно ответила она, — я в него не влюблена. Во всяком случае, не «безумно» как ты сказал. Просто люблю. Он хороший человек. Хороший отец, хороший мужчина. Мы добрые друзья. А больше — пожалуй, не знаю. На первом месте у него работа, и ему ничье одобрение не требуется. И никогда не требовалось. Мы живем под одной крышей, время от времени ходим на деловые обеды, иногда к друзьям. Но по большей части каждый живет своей жизнью. И нам особенно нечего сказать друг другу.

Брэд наконец понял, отчего у нее в глазах такая тоска.

— Тебе, должно быть, одиноко, — тихо прокомментировал он, хотя его собственная жизнь казалась ничуть не лучше.

Вот уже несколько лет они с Пэм жили просто как знакомые. Неурядицы между ними начались после того, как он предпочел в работе свой путь — жена никак не могла простить, что Брэд ушел из конторы отца. Она сочла это бегством, своего рода предательством. Приняла на свой счет и не желала понять, что новое дело больше ему подходило. Ведь оно никак не соответствовало тому, чего хотела и к чему стремилась Пэм: чтобы он зарабатывал деньги, и как можно больше.

— Иногда одиноко, — подтвердила Фейт. Нелегко было признаться, что ей одиноко все время. — Он очень нелюдимый человек, у нас разные потребности. Мне нравится бывать с людьми, заниматься с дочерьми, вместе проводить выходные. Но теперь ничего этого не осталось. Алекс не видит смысла ни в чем, что не связано с работой, — даже в гольф играет с клиентами или с теми, с кем стремится познакомиться, чтобы в будущем вести дела.

— Господи, — пробормотал Брэт, проводя пятерней по волосам и откидываясь на спинку стула.

Глаза его встревоженно смотрели на Фейт. Ему ужасно не понравилось, что подружка детства вела подобную жизнь. Эта женщина заслуживала гораздо большего. Так говорил Джек, и Брэд с ним всегда соглашался.

— Он прямо как Пэм. Та тоже только и думает, как бы заработать побольше денег. А мне, честно говоря, наплевать. — Брэд застенчиво улыбнулся. — Нет, я, конечно, не хочу, чтобы мы уморили себя голодом, но до этого и не дойдет. Пэм гребет большие гонорары в конторе отца — обзавелась очень, очень солидными клиентами. Да и отцовское заведение, когда он выйдет в отставку или умрет — уж не знаю, что последует раньше, — перейдет не к кому-нибудь, а к ней. Более чем достаточно, чтобы выкрутиться. У нас превосходный дом. Отличные дети. Чего еще желать? Сколько еще можно зарабатывать? Прелесть в том, что я могу себе позволить делать все, что мне нравится. Не надо искать всяких толстосумов и нудно заниматься их налогами. Я люблю свою работу, она очень много для меня значит. Пэм в недоумении, потому что я не получаю столько, сколько должен. Но в конце концов, кому какое дело, кроме дядюшки Сэма пятнадцатого апреля[6]? У нас хватает, чтобы оставить детям и самим жить с комфортом. Настала пора сделать что-то и для людей. Кто-то же должен этим заниматься.

— Я тебя очень понимаю, — задумчиво проговорила Фейт. Ей показалось, что Брэд принял правильное решение. Но с другой стороны, в его отношениях с женой появилась серьезная трещина.

— Видишь ли, для Пэм на первом месте положение и престиж: кто твои друзья, что о тебе думают, в какие ты ходишь клубы и на какие вечеринки тебя приглашают. Не знаю, может быть, я старею или совершенно свихнулся, но, по мне, лучше проторчать в тюремной камере с подростком, чем сидеть на чопорном обеде рядом с каким-нибудь денежным мешком, который нигде не работает и ни черта не способен сказать, — говоря об этом, Брэд разволновался, и Фейт невольно улыбнулась.

— Это все как будто про меня, — заметила она. — Лучший аргумент в пользу того, чтобы возвратиться в юридическую школу.

— Возможно, — ответил он. — Не знаю. Скажу одно: я понял, что в жизни надо делать что-то важное, а не заниматься недвижимостью или выслушивать хныканье по поводу налогов и помогать папашам и мамашам сохранять богатства для детей, которым давным-давно пора самим зарабатывать на жизнь. Если бы я не ушел, то наверняка убил бы кого-нибудь из них. — Брэд ненавидел работу в конторе тестя и всеми силами стремился вырваться оттуда.

— Мне так наскучило целыми днями ничего не делать, — призналась Фейт. — Кажется, время проходит зря. У дочерей своя жизнь. У Алекса — работа. Мне теперь не о ком заботиться, и не знаю, куда себя деть. Все, что от меня требуется, — торчать дома, по вечерам готовить ужин. Остается ходить по музеям и обедать с подругами.

— Тебе определенно надо возвращаться в университет, — твердо подытожил он, — если не хочешь поступать на работу.

— А что я умею делать? Я не работала с тех пор, как родилась Элоиз. А до этого была на побегушках: подай-принеси. Так вертеться можно в двадцать два года. А в моем возрасте — полная чушь. Беда в том, что я не знаю, что мне нужно. Уверена в одном: Алекса хватит удар, если я скажу, что возвращаюсь в юридическую школу.

— Наверное, это его пугает, — согласился Брэд. — Ему приятно сознавать, что тебе нечего делать и ты от него зависишь. С Пэм примерно то же. Ей нравилось, что я на них работал. А у меня от этого развивалась ужасная клаустрофобия. Уж лучше я наломаю дров и утону, но сам.

— Ну, до этого не дойдет, — успокоила его Фейт. — Судя по всему, ты прекрасно справляешься и делаешь нужные вещи. Не может быть, чтобы деньги так много для вас значили.

— Для Пэм — да. Она оценивает себя по своему успеху и по тому, какой он принес ей доход. А я думаю, что в конечном счете это не важно. Умирая, я хочу сознавать, что кого-то переделал, что сумел изменить пару жизней и спас подростка — не позволил совершить рокового шага. Но ничего подобного не произойдет, если я буду продолжать избавлять от налогов людей, у которых и без того слишком много долларов.

— Такое впечатление, что Алекс и Пэм — просто близнецы, — улыбнулась Фейт.

Она еще в детстве ценила достоинства и взгляды Брэда. Фейт расстроилась, когда Эллисон ей напомнила, что к пяти надо освободить комнату, а в шесть часов она с мужем уезжает в аэропорт.

— По-моему, все прошло достаточно хорошо, — заметила Эллисон.

Обе женщины выглядели уставшими, но зато на похороны пришло много друзей Чарльза — получился день любви и уважения.