— Зоя! — Фейт крепко обняла дочь и прижала к себе. — Как ты можешь говорить такие вещи об отце?

Оказалось, Зоя прекрасно разбиралась в том, что происходило в семье.

— Могу, потому что люблю тебя и желаю счастья. Я рада, что ты идешь учиться, может, там кого-нибудь встретишь. — Зоей завладела навязчивая идея найти матери ухажера.

— Я не желаю никого встречать. Я замужем, люблю твоего отца и уходить от него не собираюсь.

— А стоило бы! Хотя бы к тому же Брэду, — не сдавалась дочь.

— Ну уж никак не к Брэду, — возмутилась Фейт. — Он мне как брат.

— И о чем же вы с ним переписываетесь? — Зоя не могла скрыть своего любопытства.

— Да так… о тебе и об Элли, о его сыновьях, о его работе, о моей учебе. О моем брате Джеке. О его жене и об Алексе.

— Неплохо. А как он выглядит? Сколько ему лет?

— Высокий, зеленоглазый, черноволосый, ямочка на подбородке. Сорок девять лет.

— Симпатяга?

— Наверное, я не думала о нем с этой точки зрения. Он мне как родной! — Однако Фейт слегка лукавила. И в этот его приезд, и на похоронах Чарльза Фейт заметила, какой Брэд привлекательный, но не думала признаваться в этом дочери, а то бы та стала совершенно невыносимой.

— У тебя есть его фотография?

— Нет.

— Ну вот, опять, — победно воскликнула Зоя.

— Что опять?

— Когда ты о нем говоришь, у тебя сияют глаза. Я права, ты его любишь.

— Зоя Мэдисон, перестань городить чушь!

— Вот видишь, я не ошиблась! Ты, возможно, еще сама не отдаешь себе в этом отчета.

— Я знаю его тридцать девять лет, поздновато влюбляться.

— Никогда не поздно. Может, он еще уйдет от жены.

— Может, ты наконец успокоишься?

В этот момент в дверь просунулась голова Алекса. Глава семьи сердито посмотрел на женщин.

— Ты что, еще не готовила ужин? — спросил он Фейт. — Есть хочется, почти семь часов.

— Извини, Алекс, сейчас начну.

Алекс кивнул и закрыл за собой дверь, а Зоя покосилась на Фейт:

— Посоветуй ему купить себе рабыню.

— Зоя!

— Пусть сам приготовит обед или сводит тебя в ресторан. Слабо?

— Он очень занят, всю неделю разъезжал. Устал. И сегодня весь день работал в конторе.

— А ты наряжала елку! Убралась в моей комнате, кстати, спасибо. Приготовила мне завтрак, теперь готовишь ему ужин. А не просто сидишь, сосешь карамельки и смотришь телевизор.

Фейт представила эту картину и рассмеялась. Дочь, сверкая глазами, последовала за ней на кухню.

— Будешь ужинать дома? — спросила Фейт. Она заглянула в холодильник и обнаружила, что бифштексов хватит на всех.

— Нет, куда-нибудь схожу. И тебе бы неплохо. — По поведению Алекса было незаметно, чтобы он собирался пригласить жену в ресторан. Впрочем, Фейт не возражала приготовить ужин. Она занималась этим двадцать шесть лет. И что бы ни думала Зоя, недурно справлялась со своими обязанностями. — Почему бы ему не сводить тебя в кино?

Зоя была права. Они несколько месяцев не ходили в кинотеатр. И вообще смотрели кино всего несколько раз в год. Но Алекс не любил кинотеатры и всегда приходил домой уставшим.

— Что-то ты слишком разошлась. Сначала решила, что я завела роман, потом заключила, что отец уделяет мне мало внимания. Почему бы тебе не задуматься о чем-нибудь еще? — размышляла Фейт, продолжая готовить ужин.

— Я считаю, что тебе надо завести интрижку с Брэдом, — прошептала ей Зоя и, обняв мать, побежала по лестнице вверх.

Фейт покачала головой, но, укладывая бифштексы на гриль, улыбнулась. Зоя была замечательной дочерью. Однако то, что она сказала, было абсолютно невозможно.

Глава 11

Выходные промелькнули, как и не было, только подружки Зои то приходили, то испарялись из дома. Фейт жарила им мясо, расплачивалась за пиццу и такси, меняла постельное белье и полотенца, помогала дочери выбирать одежду, приводить в порядок новую прическу и не спала, дожидаясь, когда она возвратится домой. Фейт вздохнула с облегчением, узнав, что Зоя едет на вечеринку в Коннектикут на поезде, а не на машине. В ту ночь Зоя вернулась в три часа.

Фейт казалась, что она бежит кросс с препятствиями — такой творился в доме хаос, шум и кавардак. Алекс продолжал ворчать, и они с Зоей все сильнее раздражались друг на друга. Ему не нравились ее музыка, ее язык, заскакивающие в дом подружки, беспорядок, который они оставляли, и то, как они одевались. Ему казалось, что они похожи на бомжей, а их музыка просто непристойна, что отчасти было совершенно справедливо. Но Фейт привыкла и терпеливо сносила все причуды и моды восемнадцатилетних. И Зоя во время каникул не раз называла мать «невероятно клевой».

В понедельник вечером из Санкт-Морица позвонила Элли. Зои в это время дома не было. А Фейт с облегчением узнала, что у старшей дочери все в порядке. Она получала колоссальное удовольствие, катаясь на лыжах, обзавелась новыми знакомыми и сказала, что родные Джеффри с ней очень милы. Дочь была в восторге, но, к радости Фейт, не без ума от своего спутника. Слушая ее болтовню, Фейт подумала: может быть, Алекс поступил правильно — стоило принести такую жертву и позволить Элоиз съездить в Санкт-Мориц. Дочь замечательно отдыхала, гораздо лучше, чем в Нью-Йорке.

— Ты был прав, — добродушно призналась она за ужином мужу. — Элли очень счастлива.

— Я всегда прав, — самоуверенно заявил он. — И кстати, насчет твоей учебы тоже. Ты совершаешь колоссальную ошибку.

Фейт не хотела обсуждать с ним этот вопрос. Она не желала затевать скандал, но и не собиралась отступать под его взглядом.

— Ты еще не одумалась? — спросил ее муж.

Фейт не понимала, зачем он поднял этот вопрос, но разволновалась. Через неделю ей предстоял вступительный тест на юридический факультет, и она мучилась виной из-за того, что скрывала от Алекса свои намерения.

— Нет, Алекс, — ответила она. — Через три недели приступаю к учебе.

Фейт заплатила за курс из своих собственных средств. В прошлом году умерла ее мать и оставила ей немного денег. Средства Джека, включая страховку, пошли его вдове. И она оставила Фейт лишь маленькую коробочку с любимыми вещицами брата, а все остальное забрала.

— Ты об этом пожалеешь, — не унимался Алекс, несмотря на героические, но тщетные попытки жены сменить тему разговора. — Провалишься еще в первом семестре.

— Я не хочу об этом говорить, — наконец не выдержала Фейт, и муж до конца ужина больше не проронил ни слова, а потом отправился наверх читать.

Фейт переживала, убирая со стола, а когда покончила с посудой, послала Брэду электронное письмо.

Он ответил спустя минуту — как обычно, сидел в своем кабинете, когда поступило ее послание.

«Ради всего святого, — возмущался он. — Что за чушь? В школе у тебя были оценки лучше, чем у Джека и у меня. Ты окончила колледж Барнарда с отличием. Неужели твой муж не представляет, с кем живет? Я получил диплом со второго раза. А ты, даю голову на отсечение, сдашь с первого. Почему бы твоему муженьку не перестать третировать тебя? — По тону письма чувствовалось, что Брэд раздражен. — Я верю в тебя, Фред. А теперь и ты поверила в себя. Любящий тебя Брэд».

«Мне кажется, Алекс все еще бесится из-за того, что я решила пойти учиться, — ответила ему Фейт, — а я так надеялась, что он перегорит».

Она вспомнила, что говорила ей Зоя, но не призналась Брэду, что дочь заподозрила, будто она в него влюбилась. А если нет, то еще влюбится. Фейт сомневалась, что его это позабавит. Фейт любила Брэда как друга, и он отвечал ей тем же. Но в возрасте Зои не понятны прелести платонической любви, в ее мире сейчас все вертится вокруг секса.

«Мне осточертело, что Алекс к тебе цепляется, — продолжал Брэд. — Разве можно так жить? Ты же совершенно изведешься».

«Привыкла, — объяснила Фейт и принялась защищать мужа. — Он не желает мне зла. Такой уж он человек».

Однако у Брэда тоже дела шли отнюдь не гладко. В его семье праздники словно бы выявили в каждом худшие черты — особенно в Пэм. Она металась с вечеринки на вечеринку и хотела, чтобы он ее сопровождал. А Брэд был занят в конторе и не намеревался тратить драгоценное время на пустые мероприятия, которые так любила его жена. Он давно ей предложил посещать подобные сборища с друзьями. Однако в определенные периоды Пэм настаивала на его присутствии — особенно в сентябре, в начале театрального сезона, и на Рождество. Пэм ходила на коктейли, на обеды, на танцы, на благотворительные собрания, всякие открытия и праздничные вечеринки. Брэд так и не научился нормально воспринимать светскую жизнь. Ему гораздо важнее было то, чем он занимался. За неделю до Рождества Брэд участвовал в небольшом процессе, и между ним и Пэм возникли серьезные трения. Жена была очень недовольна.

— Скажи на милость, почему ты не поручишь подготовку своим помощникам? Зачем хвататься за все самому?

Брэд только что сообщил ей, что занят, а накануне просидел в конторе до двух ночи — для него это было выходом. Причем таким, какой ему нравился.

— Пэм, ты же знаешь, я не могу передать такого рода работу никому другому.

— Не понимаю. Я же могу! Я ведь тоже хожу в суд, но мои помощники и ассистенты делают половину работы.

— Ты не пытаешься вытащить детей, которым предъявлено обвинение в тяжком преступлении. Это совсем иное дело — на карту поставлены жизни.

— В этом ты абсолютно прав, Брэд, — парировала Пэм. — Наши. Я до смерти устала от того, что тебя никогда не бывает рядом.

Она возмущалась, вышагивая перед мужем в синем вечернем платье с блестками. Пэм выглядела величественно, и ее взгляд привел бы в трепет большинство мужчин, но только не Брэда. Он привык и к ней, и к ее вспышкам. И они его больше не смущали, хотя наблюдать их было порой страшновато.