— Ну да, — произнесла Катя, и в ее глазах появился злой блеск. Ирину это обрадовало, безучастность — хуже всего. — Вот ты встретила свою любовь. Ну и как, надолго ее хватило, этой любви?

Ирина растерялась, она не знала, что сказать дочери. Конечно, ее жизнь не может служить удачным примером в этом разговоре, но нельзя же так…

— Нельзя же так рассуждать, у всех все бывает по-разному. Когда я была юной девушкой, мне хватало той любви, что перепала на мою долю. А потом, когда я повзрослела, у меня появились другие интересы.

— Ничего у тебя не появилось, просто ты смирилась. Стала как все: дом — работа, работа — дом. Если какой-нибудь сослуживец улыбнется и похвалит прическу, вот уже и повод для радости, и можно часами обсуждать это по телефону с такими же подругами-неудачницами.

— Катя, зачем ты это говоришь? — тихо спросила Ирина. — Это моя жизнь, мои проблемы, и я несу их достойно. Не глотаю снотворное и не свожу с ума людей, которые меня любят. Речь сейчас не обо мне, а о тебе. Почему ты это сделала? Я должна понять.

— Да потому что ваша взрослая жизнь — это гадость, гадость и мерзость! — закричала Катя своим слабым еще голоском. Она села на кровати, еще крепче прижимая к себе пушистого бегемота. В ее светлых глазах заблестели слезы. — Вы рожаете детей, рассказываете им сладкие сказочки о жизни, чтобы потом бросить в эту жизнь, как в яму с дерьмом!

— Катя, Катенька, подожди, — начала Ирина.

— Что «подожди»? Разве я не права? Вы, взрослые люди, превратились в скучные автоматы, а я так не хочу. Вся ваша любовь — это вранье. Папе нужна была твоя любовь, чтобы получить московскую прописку. Тебе нужна была его любовь, чтобы получить мужа и меня. Вы все друг от друга чего-то хотите, ничего не делаете просто так. Я не хочу играть в ваши дерьмовые взрослые игры.

— Но, доченька, никто же тебя не заставляет повторять наши ошибки. Нельзя же отчаиваться заранее, не попробовав. Я верю в то, что тебе повезет больше.

— Ничего мне не повезет. Я читала, что ребенок, выросший в неблагополучной семье, никогда не будет счастлив в браке. Я не хочу быть несчастной, я не хочу, чтобы мои дети были несчастными. Я вообще ничего не хочу! Не хочу во всем этом участвовать! Ты меня понимаешь?

— Да, я тебя понимаю, — мертвым голосом произнесла Ирина. Самое ужасное, что она не знала, что возразить дочери. — Если я тебя правильно поняла, то, что ты устроила вчера, может повториться?

— Не знаю, — мрачно ответила Катя. — Мне не очень-то понравилось глотать литрами соленую воду и все такое.

— Ладно, — сказала Ирина. — Отдыхай, может быть, завтра жизнь покажется тебе чуть более стоящей штукой.

Ирина повернулась, чтобы выйти из комнаты, как вдруг Катя позвала ее.

— Мам, — тихо произнесла девочка.

— Да?

— Мам, прости меня, пожалуйста, — с придыханием, совсем по-детски сказала Катя. — Я понимаю, каково вам было этой ночью.

Ирина ничего не могла сказать в ответ, она бросилась к дочери и сжала ее в объятиях. Девочка плакала, да и сама Ирина почувствовала, что горячие капли потекли у нее по щекам.

— Ничего, Катюша, ничего, — повторяла Ирина, обнимая худенькие плечи девочки и гладя ее по растрепанным волосам. — Ничего, все пройдет, все будет хорошо… Поспи еще немного, а потом, когда тебе станет получше, мы все, я, папа и ты, куда-нибудь поедем. Куда бы ты хотела пойти?

— Не знаю, — сказала Катя и всхлипнула, — может быть, в Парк культуры, ребята рассказывали, что там открылся Чудо-град, целый парк классных аттракционов. Только они очень дорогие, да и вам, наверное, неинтересно.

— Очень даже интересно, — улыбаясь сквозь слезы, ответила Ирина. — Конечно, мы туда поедем и покатаемся на всех классных аттракционах, сколько бы это ни стоило. А теперь спи, ладно?

— Ага, — сказала Катя и перевернулась на живот. В этой позе она любила спать с самого раннего детства.


5

Ирина постояла немного рядом с засыпающей девочкой и вышла из комнаты. Кажется, на этот раз все обошлось. Ирина почувствовала неимоверную усталость. Она просто засыпала на ходу. Лечь бы сейчас и хотя бы на несколько часов забыть о страшных событиях минувшей ночи. Раньше, когда Катя болела, Ирина боялась оставлять ее на ночь одну и всегда клала девочку рядом с собой. Вот и сейчас Ирине захотелось лечь рядом с дочерью, заснуть и чувствовать во сне, что ребенок рядом, что он нормально дышит, не раскрывается, спит спокойно. Если бы она могла вернуться во времена Катиного детства, когда все проблемы сводились к бронхитам, насморкам и испачканным колготкам. Ирина вздохнула и прошла на кухню, где ее ждал Василий.

— Ну что? — спросил он и поднял на Ирину черные встревоженные глаза.

— Пока все в порядке. Она даже попросила у меня прощения и опять заснула. Когда проснется, мы все поедем в Парк культуры кататься на аттракционах.

— Это она так хочет? — удивленно спросил Василий.

— Ну не я же.

— Вчера пыталась свести с жизнью счеты, а сегодня уже мечтает о каруселях, — изумленно произнес он.

— А что ты хочешь, — устало улыбнулась Ирина, — она ведь еще ребенок.

— Она тебе объяснила, почему она это сделала? — наконец спросил Василий.

— В общем, да, — ответила Ирина. — Ты бы со своей ученой степенью назвал это проблемой адаптации. Не может и не хочет привыкать к тому, что вступает в мир взрослых. Не нравится ей этот мир. Пример, который мы с тобой подали Кате, кажется ей отвратительным, и настолько, что она предпочла не жить вообще, чем повторить его. — И Ирина пересказала Василию свой разговор с дочерью.

Некоторое время Василий сидел в глубоком молчании. Он чувствовал себя ошеломленным и подавленным одновременно. У него было такое ощущение, будто все, чем он до сих пор по праву гордился и дорожил, превратилось в ничто — исчезло. Он ощущал себя один на один с пугающей и безжалостной пустотой. Василий не понимал, как ему жить дальше. Так получилось, что его дочь совершила над ним суд, с приговором которого он не мог не согласиться. Он понял, что вообще ничего не стоит, если его дочь, глядя на него, не хочет жить. Его мрачные раздумья прервала Ирина.

— Вася, ну только не сиди с таким убитым видом, — сказала она. — Мне хватило одной Кати, приводить в чувство еще одного человека я уже не в состоянии.

— Нам надо опять пожениться, — неожиданно сказал Василий.

— Что?! — выдохнула Ирина.

— Нам надо сделать над собой усилие и начать все сначала. У ребенка должна быть нормальная семья. Она должна чувствовать себя защищенной, иначе получается, что мы оставили ее один на один со страшным миром взрослых людей.

— Вася, но ведь это будет ложью. А дети очень хорошо чувствуют, когда их обманывают. Даже если это делается ради них самих. Ты уже однажды попробовал сделать над собой усилие, когда женился на мне. Правда, я сама была тогда виновата, — горько улыбнулась Ирина. — Я поступила чересчур самонадеянно. Мне казалось, что моей любви хватит на двоих, даже на троих. Как видишь, не хватило. Я потерпела фиаско.

— Я тоже, — сказал Василий. — Но у человека всегда остается хотя бы один шанс.

— Ты в этом уверен? — серьезно спросила Ирина.

— Да, иначе нам в пору устраивать коллективное самоубийство. Представляешь, какие будут заголовки в газетах: «Смерть в доме медиков» — и текст: «Преуспевающий психоаналитик, его жена-медсестра…»

— Прекрати! — крикнула Ирина. — Избавь меня от своего черного юмора, хотя бы сегодня, — добавила она уже тише.

— Извини. О любви в нашем положении говорить действительно не приходится. Но любовь — это для юных, а мы с тобой уже давно выросли и стали скучными взрослыми людьми. То, что мы считали любовью, теперь называется иначе. Это судьба, понимаешь, судьба.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Ирина.

— Попробую объяснить. Я думал, что смогу расстаться с тобой и начать все сначала. Думал, что теперь я стал свободным и буду жить, словно у меня за спиной нет никого и ничего, что я отвечаю только за себя самого. Я очень ошибался. Оказывается, я до конца своих дней связан с тобой, ты — со мной, и мы оба — с Катей. Если мы будем делать вид, что эта связь не существует, то произойдут страшные вещи. Ты меня понимаешь?

— Да, я тебя понимаю, — после паузы произнесла Ирина. — Может быть, ты и прав. Мне тоже приходили в голову подобные мысли. Но во всем этом есть какая-то обреченность, хотелось бы немного радости.

— Радость в том, чтобы Кате было хорошо. Лучше скажи мне, ты все еще любишь меня?

Ирина встала и подошла к окну. Она молчала, и в этом молчании было что-то пугающее. Наконец она произнесла:

— Я пока не готова говорить с тобой на эту тему. Как-нибудь потом.

— Но ты согласна сделать еще одну попытку?

— Как ты себе это представляешь? Мы заключим договор, тщательно обсудим его условия и постараемся их соблюдать на глазах у Кати. А в ее отсутствие мы, как усталые актеры, будем снимать маски и становиться самими собой, отчужденными усталыми людьми.

— Нет, все будет не так! — с жаром произнес Василий. — Мы станем настоящей семьей — и при Кате, и без нее. Мы будем всегда одинаковыми. Я за себя отвечаю. После того, что мы тут все пережили, мне кажется, я очень изменился.

— А у тебя есть кто-нибудь? — спросила Ирина.

— Была, — уточнил Василий, — до вчерашнего дня.

— Ну и что ты ей скажешь?

— Скажу правду, она поймет. Все равно она меня не любит. Ей просто очень одиноко, и, мне кажется, она загоняет себя в ловушку, откуда ей будет очень непросто выбраться. Но это уже не мои проблемы. Она взрослый человек, а я должен заниматься своей семьей. Ира, почему ты сомневаешься? Мне кажется, что тебе от таких изменений в жизни станет только лучше. Ведь ты всегда хотела этого. Или у тебя что-то изменилось? Может быть, ты встретила другого мужчину?