Юлия Снегова - Услышь мой голос

1

В день своего тридцатилетия Женя Лагутина пополнила многочисленную армию безработных. Она с самого начала не ждала от этого майского дня ничего хорошего. Яркое солнце мучило Женю, заставляло жмуриться, прятать глаза, как будто она совершила нечто постыдное. Теперь Жене просто не хватило денег на новые темные очки. Свои старые она разбила еще прошлым летом. Ее раздражали хорошо одетые прохожие, яркие пятна уличной рекламы напоминали ей, что существует другая жизнь, стремительно мчащаяся мимо нее в сверкающих иностранных автомобилях.

«Мне тридцать лет, и мне уже три месяца не платят зарплату, — с горькой иронией подумала Женя, переходя Суворовский бульвар. Большим пальцем правой ноги она ощущала дырку на своих многократно зашитых колготках, и это ощущение не прибавляло ей радости. — В этих цифрах — тридцать лет и три месяца — есть какая-то мистическая закономерность. — И тут же ее мысли перескочили на другое. — Из-за этих вечно рваных колготок я вынуждена носить длинные юбки, словно у меня кривые или волосатые ноги, как у царицы Савской».

Женя потянула на себя тяжелую деревянную дверь Музея искусств Востока и с облегчением нырнула в прохладный сумрак вестибюля. Для посетителей музей открывался только в одиннадцать, сотрудники же приходили к половине десятого. Стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, Женя поднялась на третий этаж, проскользнула между стеллажами с книгами и зашла за огромный скрипучий шкаф. Там, между шкафом и стеной, было ее убежище, стоял старый письменный стол, за которым она работала. Здесь всегда было темновато, и даже днем Женя зажигала старую настольную лампу под зеленым абажуром, который почему-то напоминал ей жизнь из рассказов Чехова.

Женя поправила стул, чтобы он не качался на своих кривых ножках, расправила юбку, протерла тряпочкой и надела очки и, наконец, раскрыла толстый том монографии, посвященной искусству Ближнего Востока. Но поработать ей не дали.

— Женечка, вас просит зайти Александра Михайловна, — тоненьким голоском прощебетала секретарша Ирочка.

Женя вздрогнула и сразу же почувствовала неладное. Просто так, да еще и в самом начале рабочего дня в дирекцию вызывать не станут. Александра Михайловна была заместителем директора по науке и непосредственным начальником всех искусствоведов. Она была неизменно вежлива, с ее лица не сходила доброжелательная улыбка, и говорила она с умело поставленной интонацией задушевности. Лучше всего о ней высказался Алик Орлов, специалист по Древнему Китаю:

— Мягко стелет — липко спать.

Сотрудники не любили Александру Михайловну и не ждали от нее ничего, кроме неприятностей.

Робея и злясь на себя за эту робость, Женя вошла в кабинет и выжидательно остановилась у двери. По музею ходили слухи, что зарплату не платят потому, что начальство на эти деньги отремонтировало свои кабинеты. Комната, которую занимала Александра Михайловна, разительно отличалась от закутков, где ютились рядовые сотрудники. Шикарный ковер на полу, кожаные кресла у дивана, компьютер на столе, огромный телевизор в углу, на стенах керамические тарелки и изысканные гравюры, которые Александра Михайловна велела взять из запасников и перевесить в свой кабинет. Поговаривали, что некоторые произведения незаметно перебирались с этих казенных стен на стены квартиры начальственной дамы.

— Садитесь, Женечка, что же вы стоите, — ласково улыбаясь одними губами, произнесла Александра Михайловна.

Женя села в кожаное кресло и сразу же погрузилась в него, да так глубоко, что почувствовала себя крайне неловко.

— Поздравляю вас, тридцать лет — это самый настоящий юбилей, — задушевно проговорила Александра Михайловна, — время подведения итогов.

Женя обалдело смотрела на начальницу и чувствовала, как предательская волна благодарности захлестывает ее с головой. Женя была уверена, что сегодня ее не поздравит никто. Даже мама, и та скорей всего пожалеет денег на международный телефонный разговор.

— Спасибо, — пролепетала Женя и сняла очки. Сумасшедшая мысль вспыхнула в ее сознании: «Александра вызвала меня, чтобы поздравить и выдать наконец зарплату. Вот это будет настоящий подарок!»

— Мне очень жаль, Женечка, — все так же задушевно продолжала Александра Михайловна, — омрачать вам праздник, но у меня нет другого выхода. — Услышав это, Женя сжала дужку очков с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. — Дело в том, что музей сейчас в очень трудном положении. Государство нас совсем не поддерживает, на выставках много не заработаешь.

«Куда она клонит?» — испуганно думала Женя.

— … поэтому мы вынуждены закрыть те научные исследования, которые не приносят нам прибыль. К сожалению, ваши любимые геммы попали в так называемый черный список. Увы, искусством Древнего Ирана сейчас никто не интересуется. Ближний Восток опасное место, им там сейчас не до искусства, а жаль. Мы когда-то надеялись, что они будут финансировать эти исследования. — Женя молча слушала, она не могла выдавить из себя ни слова, у нее даже не было сил поднять глаза. Она сидела и смотрела на монетку в десять центов, которую неведомо кто уронил на этот ковер. — Мы очень ценим ваши ум, знания и опыт… — «Почему она о себе говорит «мы», — вдруг подумала Женя, — как будто она царица». — …но сейчас обстоятельства вынуждают нас расстаться с вами. Не беспокойтесь, мы дадим вам самую лучшую характеристику, и, как только ситуация изменится к лучшему, мы будем рады вновь принять вас на работу.

— А зарплата за три месяца? — наконец смогла произнести Женя.

— Поверьте мне, — еще более задушевно даже не проговорила, а пропела Александра Михайловна, — ничего пока нет. Но мы обязательно, поверьте, обязательно рассчитаемся с вами! Потерпите немного. Вы знаете, — доверительным шепотом сообщила она, — я и сама уже два месяца сижу без зарплаты. Даже в парикмахерскую сходить не на что. Меня Ирочка стрижет, секретарша.

«Хорошо устроилась», — подумала Женя и подняла глаза на начальницу. Она увидела дорогой костюм бирюзового цвета, тщательно уложенные волосы, ухоженные, покрытые перламутровым лаком ногти и массивный перстень с сапфиром, украшавший безымянный палец начальницы.

— Все ясно, — сказала Женя и поднялась. Ей послышался тихий вздох облегчения. Александра Михайловна была до смерти рада, что все обошлось без эксцессов. Вчера в этом же самом кабинете разыгралась безобразная сцена. Также подпавшая под сокращение Гусева рыдала и кричала, что у ее детей, которых она растит без мужа, вся обувь рваная.

— Документы заберете внизу, в отделе кадров, — совсем другим, уже будничным тоном, сказала на прощание Александра Михайловна.

«Сволочи», — устало, без всякой злобы, думала Женя. Она в последний раз шла к своему столу и ловила на себе взгляды бывших коллег. Они смотрели на нее украдкой, и Женя читала в этих взглядах смесь страха, любопытства и торжества. Так некоторые смотрят на гроб с телом покойника и думают: «А вдруг я буду следующим?» И вместе с тем торжествуют: «А все-таки я его пережил!» Женя чувствовала, что к ней боятся приближаться, как будто она несла вокруг себя ореол дурной и заразной болезни. Женя торопливо собрала свои тетради, книги, погасила лампу с зеленым абажуром и покинула музей, понимая, что это уже навсегда. Простился с ней только Петя Ахметьев из отдела Индии.

— Звони, — сказал он ей мрачно, и Женя вспомнила, что еще в прошлом месяце он пожаловался на то, что ему за неуплату отключили телефон.

Ничего не чувствуя, словно ее душе сделали общий наркоз, Женя прошла в отдел кадров, взяла трудовую книжку, на 15-м троллейбусе доехала до дома, не раздеваясь, упала на постель и провалилась в сон.

2

Разбудил Женю оглушительный трезвон телефона. Не раскрывая глаз, она взяла трубку и услышала бодрый и молодой голос:

— Женечка, с днем рождения, милая!

— Мама, — обрадовалась Женя, — спасибо! Как у вас дела, как здоровье?

— У нас все хорошо, — торопливо говорила мама, — все здоровы, а ты сама как? Что на работе?

— Все хорошо, — бодро соврала Женя, — тружусь как пчелка.

— А с личной жизнью как?

— Тоже неплохо, — опять соврала Женя, — кое-что намечается, я тебе напишу.

— Да, пиши, — с энтузиазмом откликнулась мама, — а то эти разговоры такие дорогие. Женечка, я с тобой прощаюсь, у нас все неплохо, Эрик работает, я больше по дому, но иногда подворачиваются кое-какие переводы. Вот тут Эрик хочет тебя поздравить, мы сейчас с ним вместе… — И в трубке зазвучало оглушительное: «Happy birthday to you!», которое пели два голоса, мужской и женский. — Ну, пока, милая, я тебя целую, пиши! — прокричала мама, и Женя услышала короткие гудки.

Тыльной стороной ладони Женя вытерла мокрые глаза и вздохнула.

«И ни слова о том, чтобы пригласить меня в гости», — подумала с привычной горечью.

Женина мама вышла замуж за австралийца и уехала с ним за океан десять лет назад. Женя тогда училась на четвертом курсе истфака МГУ, на престижном отделении искусствоведения. Женя еще верила, что ее ждет прекрасное будущее, интересная работа, поездки на ее любимый Ближний Восток, она собиралась стать специалистом с мировым именем. Австралия казалась ей глубокой провинцией, чем-то вроде огромной Ялты, где хорошо отдыхать, но скучно жить. Собственно говоря, ни мама, ни ее австралийский муж совершенно не настаивали на том, чтобы Женя ехала с ними.

— Я оставляю тебе квартиру в центре, — сказала мама на прощание, — а это целое состояние, смотри не промотай. Не знаю, смогу ли я помогать тебе?

Первое время Жене помогал ее папа, ленинградец, а потом она сама начала работать и зарабатывала совсем неплохо, даже смогла скопить денег на билет в Австралию. Женя запомнила невероятную жару, бесконечный океанский берег, неестественно голубую воду и стайки разноцветных волнистых попугайчиков, назойливых, как российские воробьи.