Может быть, она все-таки ошибается относительно этой женщины и ее браслета? И снова вопросы и сомнения принялись терзать ее душу. Она знала, что в светском обществе супруги, вступившие в брак по расчету, обычно живут каждый своей жизнью. Как она могла, выйдя замуж за самого большого распутника в Лондоне, тешить себя иллюзиями, что каким-то чудом их брак будет лучше, чем все подобные браки? Однако, как ни глупо, именно на это она и надеялась. Эллиот не раз говорил, что любит ее, причем не только в моменты страсти, но и тогда, когда, например, думал, будто она спит. Эванджелина начала этому верить. По крайней мере ей отчаянно хотелось верить ему.

Может быть, Эллиот и впрямь ее любит? Может, так поступают все мужчины? Правда, ее отец был не таким, но Эванджелина была вынуждена признать, что такая любовь, как у ее родителей, и такая преданность друг другу встречались редко. Она снова взбила подушку, которая успела намокнуть от слез. Может быть, эта рыжеволосая женщина не из его прошлого, а ее ребенок совсем от другого мужчины? А может быть, она вообще просто прохожая с улицы и ее попросили передать браслет в качестве шутки?

Однако это украшение не было пустячком, пригодным для розыгрыша. Насколько понимала Эванджелина, стоимость всего одного из этих камешков была так высока, что Мэри Притчет могла бы очень долго жить безбедно. Почему же она не продала браслет? Эванджелина терялась в догадках и очень жалела, что рядом нет Уинни, с которой можно было бы посоветоваться. Эванджелина перевернулась на спину, стараясь думать о муже только хорошее, и, должно быть, задремала, потому что проснулась от непонятного страха, когда часы пробили четыре.

Однако ее разбудил не бой часов — в этом она была уверена. Откинув одеяло, она села в постели и поняла, что ее разбудили какие-то непонятные звуки и приглушенные голоса, раздававшиеся в смежной спальне Эллиота; много незнакомых голосов, причем все говорили одновременно. Эванджелина вскочила с постели и натянула халат. Не успев обдумать план своих действий, она уже открыла дверь и вошла в комнату мужа.

Пять пар глаз одновременно встретились с ее испуганным взглядом. Увидев расстроенное лицо лорда Линдена, она все поняла без слов и, прикрыв рот ладонью, обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что происходит. Рядом с виконтом стоял низенький толстый человек, которого она не знала и который сейчас наклонился над распростертым на кровати неподвижным телом ее мужа. Пальцы незнакомца уверенно ощупывали шею и плечи Эллиота, задерживаясь на долю секунды то там, то здесь.

Стоявший в изножье кровати Маклауд собирал то, что осталось от брюк и носков Эллиота. Кембл тащил стол, чтобы поставить его возле постели. Линден сразу же водрузил на него ванну. Справа от Эванджелины распахнулась дверь, и дюжий слуга втащил медный кувшин, полный горячей воды. Грудь Эллиота была обнажена, и Эванджелина заметила в руках у Уинтропа пропитанную кровью и плотно свернутую жгутом салфетку, которую он прижимал к бедру Эллиота. Из-за спины кто-то просовывал в его протянутую руку свежую салфетку. Эванджелине показалось, что она вскрикнула, но себя она не услышала, зато услышала чей-то глухой и очень властный голос:

— Если это миледи, то я настоятельно рекомендую, джентльмены, чтобы кто-нибудь уложил ее в постель. Похоже, что она может упасть в обморок.

В ушах у Эванджелины зашумело, словно по бальному залу прокатился шепот злословия, потом шум перешел в нарастающий рев. Чьи-то прохладные пальцы прикоснулись к ее влажному лбу, и лорд Линден, крепко обхватив ее за талию, подтащил к ближайшему дивану. Та же прохладная рука заставила ее опустить голову на колени, и шум в ушах постепенно затих.

— Леди Рэннок? — услышала она тихий голос Кембла. Слуга стоял перед ней на коленях, приглаживая назад упавшие на лицо пряди волос. — Миледи? Вам лучше?

— Я… я не знаю, — глухо ответила Эванджелина. — Скажите, что с ним случилось?

— Постарайтесь не поднимать голову, миледи, — сказал в ответ Кембл. — Вы чуть не упали в обморок.

Лорд Линден, наклонившись, сказал ей на ухо:

— Мы сейчас положим холодный компресс на ваш лоб, мэм. Не подобает такой хрупкой и впечатлительной леди видеть столько крови.

— Я вовсе не хрупкая, — прохрипела она, уткнувшись в колени. — И, к вашему сведению, я ни разу в жизни не падала в обморок.

— Конечно, миледи. Я уверен, что вы не падали в обморок, — успокаивающим тоном произнес, подходя с другой стороны, Кембл. — Просто сейчас сложились необычные обстоятельства. Вы сможете встать?

Она тупо кивнула и с трудом поднялась. Несмотря на то что с обеих сторон ее поддерживали под локти лорд Линден и Кембл, Эванджелине удалось оглянуться на мужа. Маклауд уже удалил с его тела почти всю одежду. Рядом с Уинтропом стоял, склонившись над постелью, незнакомец. Хирург, как она теперь догадалась.

Против ее воли слуга и виконт почти отнесли ее в спальню. Пока Линден уговаривал ее лечь, Кембл пересек комнату и, дернув за шнур звонка, вызвал горничную. Укладывая Эви на подушки, лорд Линден усмехнулся уголком губ.

— Не уверен, что старина Эллиот с одобрением отнесся бы к тому, что я укладываю в постель его жену, — пробормотал он, — но каждый должен выполнить то, что обязан.

— Что произошло? — спросила она, как только на ее лоб положили холодный компресс. — Линден, вы должны сказать мне. Насколько серьезно он ранен?

— Тс-с, — шепнул виконт. — Обещайте, что будете лежать спокойно, и я вам все расскажу.

Эванджелина позволила Кемблу накрыть себя одеялом. И Линден продолжал:

— В Эллиота стреляли, миледи.

— Стреляли? Я не понимаю. Где? Почему?

— В Воксхолле. И, как ни печально это сознавать, кажется, во всем виноват я…

— Каким образом, милорд? Объясните, ради Бога!

— Успокойтесь, Эванджелина, — тихо сказал он. — Я уверен, что Эллиот сам все вам расскажет, когда очнется. Но должен предупредить, что он потерял много крови и потеряет еще, когда хирург будет удалять пулю.

— О Господи! — воскликнула Эванджелина, и слезы потекли по ее щекам.

Лорд Линден робко уселся на краешек кровати.

— Не переживайте так сильно, мэм. Уверяю, ваш муж чрезвычайно живуч, с ним такое уже не раз случалось и раньше. — Линден слегка покраснел и деликатно отвел глаза. — Я хочу сказать, что в него разок-другой стреляли, но на нем все быстро заживало. Старый Поттер — один из лучших хирургов, ему и раньше приходилось врачевать Эллиота, так что на этот счет вам не следует беспокоиться.

— Кто в него стрелял? — воскликнула Эванджелина. — И почему?

Линден покачал головой и, наклонившись к ней, осторожно положил ладонь на ее руки.

— Это был несчастный случай, Эванджелина. И даже я не вполне понимаю, что произошло. Причины кроются в прошлом Эллиота, и, поскольку мне неизвестно, что именно он вам рассказывал, я предпочел бы, чтобы со временем он сам все объяснил. Одно могу сказать с уверенностью: это произошло не по его вине и он вел себя очень храбро. А теперь обещайте мне отдохнуть, чтобы я смог пойти и помочь, чем могу, Поттеру.

Эванджелина пообещала. Как ни странно, от слов лорда Линдена ей стало спокойнее. Разве имеет какое-то значение весь этот вздор, который она придумала, когда ее муж лежит в соседней комнате раненный, возможно, смертельно. Слова клятвы: «… в богатстве и бедности, в болезни и здравии… « — звучали в ее ушах. Эванджелина и мысли не допускала, что Эллиот может умереть. Она не допустит этого. Она полюбила его, поддавшись физическому влечению. И если судьбе будет угодно заставить ее расплатиться за эту слабость тем, что ее брак не будет соответствовать девичьим мечтам, то не следует забывать, что это тем не менее брак, а сама она давным-давно не девочка. У нее есть супружеский долг, и она его выполнит.

Эванджелина сердито напомнила себе, что место жены радом с мужем. Как не стыдно терять сознание, пусть даже это вызвано ее беременностью! Она не имеет права валяться в постели! Как только лорд Линден, дав указания ее горничной, покинул комнату, Эванджелина сползла с кровати.

— Найди Кембла, — приказала она горничной, — пусть он придет за мной, как только хирург покинет спальню моего мужа.

Девушка, плотно сжав губы на бледном лице, кивнула и помчалась выполнять приказание.

Глава 16

Когда Джералд Уилсон в десять часов утра подъехал в карете его светлости к резиденции Рэннока, его поразила зловещая тишина. Лакей, примчавшийся за ним, чтобы доставить к постели умирающего маркиза, опустил ступеньки кареты, и личный секретарь Рэннока спустился на выложенную брусчаткой мостовую перед Страт-Хаусом.

В просторном холле тоже было непривычно тихо — ни слуг, ни детских голосов. Только явно убитый горем Маклауд встретил его. Значит, это правда. Покрасневшие глаза старого дворецкого подтверждали худшие предположения. Пробормотав старику какие-то банальные слова сочувствия, Уилсон поднялся по лестнице в личные апартаменты маркиза.

Все в Страт-Хаусе было на своих обычных местах: синие с золотым орнаментом восточные ковровые дорожки, дубовые двери в библиотеку, запах воска и специй. Однако что-то изменилось и, может быть, никогда уже не будет таким, как прежде. Уилсон вдруг с горечью подумал, что, возможно, приехал сюда в последний раз. Как ни странно, он все-таки надеялся на лучшее, потому что, сам того не заметив, привязался к этому человеку, которого когда-то считал исчадием ада. Судорожно глотнув воздух, Уилсон повернул бронзовую дверную ручку и вошел в комнату.

Тяжелые шторы на окнах были раздвинуты, но внутри было так же мрачно, как и на душе у каждого.

— Я побывал с утра в юридической конторе у стряпчих, сэр Хью, и привез необходимые бумаги, — сказал он, кладя на стол папку.

— А? — откликнулся Хью. — Документы? Какие документы?

Уилсон окинул взглядом присутствующих и, убедившись, что в комнате находятся только друзья, объяснил: