— Неплохо, верно? — спросила Дженни, возвращаясь с подносом. — Это работа одной из моих девочек. Я ведь социальный работник. Дело настолько утомительное, что я просто не знаю, как это назвать, но, конечно, благодарное. Недавно я водила своих подопечных на концерт. Можете себе представить — некоторые из них никогда не были в концертном зале, только одна из них слушала Моцарта!

— Им понравилось?

Дженни задумчиво покачала головой:

— Всего одной-двум, не больше.

Она остановилась, чтобы отпить глоток вина, и Сидония с умело замаскированным любопытством оглядела ее. У новой соседки были ловкие крохотные ручки и проворные ноги. Казалось, она не в силах посидеть неподвижно ни единой минуты.

— Как раз по поводу музыки я и побеспокоила вас, — осторожно начала Сидония.

— В самом деле?

— Видите ли, я музыкант, каждый день должна помногу упражняться. Уверяю вас, я буду играть только в дневные часы — когда вы уходите на работу, так что музыка вам не помешает.

Глаза Дженни блеснули, она с энтузиазмом вскинула голову.

— Музыкант? На чем же вы играете?

— На старинных клавишных инструментах, главным образом на клавикордах.

— Черт, вот здорово! Как, говорите, вас зовут?

— Сидония Брукс.

— Я слышала ваш концерт в Уигмор-Холл. О, что за чудо! Нет, я не стану возражать. — Она в восхищении всплеснула миниатюрными ручками. — Играйте сколько вам угодно! — Она глотнула вина. — Я обязательно расскажу друзьям, что вы поселились здесь. Все мы связаны с миром искусства, и они будут умирать от желания познакомиться с вами. Если вы не против, я бы хотела устроить небольшую вечеринку в вашу честь.

Сидония допила вино и встала, улыбнувшись:

— Вы очень любезны. С удовольствием бы осталась поговорить подольше, но, к сожалению, мне надо зайти еще в одну квартиру.

— О, к знаменитому доктору О’Нейлу! — захихикала Дженни. — Это, что называется, «лихой парень» — в нем бездна обаяния.

— Мне необходимо повидаться с ним.

— Конечно. — Дженни вновь посерьезнела. — Какая жалость, что вы уходите! Прошу вас, заходите еще!

— Очень благодарна вам за понимание, — ответила Сидония и поскорее улизнула.

Из-за двери квартиры номер один тоже доносилась музыка — на этот раз с компакт-диска звучал голос Каллас в «Норме». К своему удивлению, Сидония услышала, что арии «Пречистая дева» искусно аккомпанирует мужской голос, на октаву ниже. Пение резко оборвалось, когда Сидония позвонила в дверь, и спустя несколько секунд на пороге появился высокий, энергичного вида мужчина в фартуке, с шапкой черных вьющихся волос.

— Добрый вечер, — произнес он. — Чем могу служить?

— Доктор О’Нейл? — спросила Сидония, протягивая руку.

— Да. А вы, должно быть, моя новая соседка. Я видел вас утром с балкона — не подглядывал, уверяю вас, просто полюбопытствовал.

Он был чистокровным ирландцем — об этом свидетельствовало и его мягкое обаяние, и напевный звучный голос.

— Вы позволите войти?

— Прошу вас. Выпьете чего-нибудь? Сам я уже принял порцию.

— Я тоже только что выпила в компании мисс Паркер, но не откажусь.

— Отлично. Кстати, она совсем не «мисс», причем самым решительным образом, если вы понимаете, о чем я говорю. Будете джин?

— Пожалуй, да, — ответила Сидония, невольно подражая выговору доктора.

Он не обиделся.

— Вам нравится мой акцент? Я всегда клялся, что, уехав из Ирландии, я останусь типичным ее уроженцем — более типичным, чем сами ирландцы.

— И правильно. Я никогда не понимала, как могут приобрести акцент люди, всего пару лет прожившие в Америке или Австралии.

О’Нейл протянул ей высокий бокал.

— Ваше здоровье, мисс… или миссис?

— После вашего замечания я едва ли смогу назвать себя «мисс». Я Сидония Брукс, некогда «миссис», но, слава Богу, уже нет.

— Уже не так плохо, верно?

— Да, неплохо.

— А я Финнам — странное имя, если вспомнить, что так англичане называют копченую треску. Работаю консультантом в больнице святой Марии, так что ваши упражнения мне не помешают — я ухожу рано утром и редко оказываюсь дома до семи часов.

Сидония уставилась на него.

— Откуда вы узнали, что я пришла поговорить об этом?

— Ну, я прибыл из страны эльфов, к тому же обладаю даром ясновидения. На самом же деле вчера я работал дома и видел, как вносили ваши клавикорды. Прекрасный экземпляр.

— Я купила их на аукционе в Ирландии год назад. Это инструмент восемнадцатого века, снизу на крышке клавиатуры вырезаны инициалы первого владельца — С.Л. Я часто размышляю о том, что это был за человек.

— Разве устроители аукциона не знали историю клавикордов?

— Только самую недавнюю. Все, что они смогли рассказать мне, — что клавикорды прежде находились, в одном доме близ Дублина.

— Какое совпадение! — Финнан допил джин. — Говорят, что ирландцы отличаются гостеприимством. Может быть, вы останетесь поужинать? У меня найдутся кое-какие запасы, и этого хватит на двоих.

Сидония смутилась.

— Я собиралась пораньше лечь спать…

— Мне жаль нарушать ваши планы, спящая красавица, но, с другой стороны, мне необходима компания.

Да в чем дело, удивлялась Сидония, почему даже звуки этого голоса кажутся невозможно обаятельными?

— Когда заходит речь о силе воли, — ответила она, — мое «я» не существует. Я с удовольствием останусь.

— Тогда пойдемте на кухню. Там мы сможем продолжить разговор.

— Вы позволите осмотреть вашу квартиру? Мне интересно, как может выглядеть внутри такой оригинальный особняк.

— Дайте мне только время запихнуть еду в духовку, и я охотно стану вашим гидом.

Квартира оказалась отличной — просторной и светлой, с окном в форме фонаря в гостиной, откуда две застекленные двери вели на увитый плющом балкон. Выйдя на него, Сидония вскрикнула от неожиданности.

— Как мило вы все здесь устроили — будто маленький сад!

Повсюду на балконе висели и стояли горшки с цветами, даже в старой лохани росла алая герань. В затененной части балкона, где пышно разрослась глициния, Финнан поставил шезлонг, а в солнечной части помещались два металлических садовых стула и стол.

— Не хотите ли поужинать здесь? Я часто так поступаю.

— Прекрасная идея!

Он ушел на кухню, а Сидония облокотилась о перила и взглянула вниз. Ее терраса, находящаяся прямо под балконом, была не видна, зато хорошо просматривались лужайка и клумбы.

— Вы не против, что я буду там, внизу? — спросила она, когда вернулся нагруженный посудой Финнан.

— Ничуть. А вы не возражаете, если я буду наверху? Обещаю не подсматривать, пока вы загораете. По крайней мере, не слишком часто.

— Я буду осторожна, — рассмеялась она. Приготовления к ужину продолжались. Сидония сидела на балконе, потягивая коктейль, а Финнан сновал с кухни на балкон и обратно. Он поразительно спокойный человек, решила Сидония; ей самой захотелось стать такой, вместо того чтобы каждый раз мучиться перед концертом, накапливая напряжение, а потом изливать чувства в музыке, оставаясь полностью обессиленной.

Солнце садилось над парком, окрашивая в розоватые тона остатки стен Холленд-Хауса. С такого расстояния и высоты Сидония едва могла различить здание и не знала, было ли оно просто тенью, восстановленной пустой скорлупой или величественным особняком ее сна.

— Хотела бы я увидеть его во всем величии, — пробормотала Сидония скорее себе, чем своему собеседнику.

— Холленд-Хаус? — спросил Финнан, взглянув в том же направлении.

— Да. — Она отвернулась. — Вы случайно не бывали на представлении театра в Холленд-Парке?

— Несколько раз, и не жалею об этом.

— А вы не знаете, где находятся гримерные актеров?

Ирландец удивился:

— Что за странный вопрос! Наверное, в доме. А в чем дело?

— Я случайно оказалась сегодня там и видела одного из актеров.

— И вам не попало за нарушение правил?

— Нет, я успела ускользнуть, пока меня не поймали.

— Очень разумно с вашей стороны, — рассмеялся Финнан.

— Почему же?

— Потому что на этой неделе они ставят «Джека-Потрошителя». Вы могли подвергнуться опасности.

— О! — воскликнула Сидония и удивилась тему, с какой неприязнью она восприняла это замечание.

Потом, когда ужин был закончен, она попрощалась со своим новым знакомым и вернулась к себе. Внезапно ее осенила догадка: Джеком-Потрошителем называли жестокого убийцу из Ист-Энда в Лондоне викторианской эпохи, а девушка, которую она видела, была одета по моде более раннего времени.

— Ну и что, даже врачи могут ошибаться, — с улыбкой произнесла она, вспоминая глаза и голос Финнана и радуясь тому, что ее сосед оказался таким приятным, а совсем неподалеку находятся руины одного из самых великолепных зданий восемнадцатого века.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Длинное и жаркое лето наконец-то закончилось, и, хотя в сентябре было еще тепло, небо приобрело уже легкий красноватый оттенок — точь-в-точь как листва Холленд-Парка в дни ранней осени. Затем наступил октябрь, воздух наполнился горьковатым ароматом костров, под ногами шуршали листья, которые служителям парка постоянно приходилось сметать с дорожек.

Сидя на балконе с воскресной газетой в руках, Финнан О’Нейл в первый раз за осень накинул свитер. Глядя в сад, он размышлял, когда Сидония вернется из своего европейского турне, — он надеялся, что это произойдет скоро и в саду вновь будут мелькать ее блестящие волосы. Доктор рассмеялся в неподдельном изумлении, когда, будто в ответ на его мысли, внизу хлопнула застекленная дверь, и спустя минуту он увидел Сидонию в прелестном синем костюме, в котором она ухитрялась выглядеть одновременно и деловитой, и женственной. На ее руках устроился кот.

— С возвращением, — громко произнес Финнан.

— Привет! — обрадовалась она, вскинув голову. — Как ваши дела?

— Отлично. А ваши?