— Как вы думаете, он пойдет на это? — спросила Сара, получив экземпляр лондонской газеты с подробным отчетом о процессе.

— Не знаю, — безразлично отозвался Уильям.

— Но почему вы говорите это таким тоном?

— Потому что это уже неважно. Я уверен, что мы и так совершенно счастливы.

Джон Сузил навестил их в Редбридже вновь, на этот раз вручив Саре повестку с требованием явиться в духовный суд. После этого миссис Биссел заявила, что у нее респектабельный дом, и попросила пару уехать. Казалось, что единственным местом, где любовники окажутся вне досягаемости любопытных глаз и досужих языков, где их не смогут моментально узнать, осталась Шотландия. Соответственно этому они предприняли, трудное путешествие из Лондона в Бервик, взяв места в дилижансе у Уолтам-кросс поздно вечером и остановившись переночевать в Уэре при первой смене лошадей. Все путешествие заняло четыре дня, вторая ночь была проведена в Барнаби-Мур, где любовники достигли отеля, чуть не падая от усталости, в половине десятого вечера, а встать были вынуждены в четыре часа утра. На третий день дилижанс достиг Рашфорда только поздно ночью. Так продолжалось до тех пор, пока на четвертую ночь дилижанс наконец не остановился в Бервике, где наутро, после завтрака, Сара и Уильям распрощались с остальными пассажирами, которым предстояло продолжить путь до Эдинбурга. Немного успокоившись от сознания того, что они оказались на достаточном расстоянии от Лондона, любовники наняли карету до Графстона, где поселились в доме у Джеймса Хьюма, с которым Уильям некогда учился в школе.

— Святая обитель! — восторженно вздохнула Сара, увидев из окна кареты квадратное белое здание, мило расположенное на берегу реки Лидер.

— Что за путешествие! — вяло воскликнул Уильям. — Я готов отсыпаться целую неделю.

— Теперь, полагаю, мы можем себе это позволить, — ласково улыбнулась ему Сара. — Здесь у нас на все будет время.

И с этими словами она углубилась в размышления о том, как устроить самое комфортабельное жилье.


Они договорились встретиться в Эдинбурге после концертов, которые давали по отдельности. Днем раньше Алексей выступал в Манчестере, поэтому путь для него оказался более легким, в то время как Сидония, которая ненавидела долгие поездки, вылетела из Гэтвика. Ее основным требованием к полетам было то, чтобы самолет приземлялся точно тогда, когда она допивала второй коктейль, поэтому она осталась удовлетворенной данным рейсом. Они летели по безоблачному небу, стюардесса была разговорчива и дружелюбна, перелет прошел успешно, а Эдинбургский аэропорт был по-прежнему чистым и ухоженным. Как всегда, на севере Сидонию посетила дикая идея купить заброшенный замок, восстановить его во всей прежней роскоши и превратить в концертный зал. Она представляла себе это будущее великолепие чем-то вроде Мак-Глиндсбурна.

Такси привезло ее к отелю, элегантному зданию георгианской эпохи на одной из множества улочек, разбегающихся от улицы Принца. Сидония поразилась, увидев памятную доску о том, что некогда отель был городским домом Томаса Эрскина, шестого графа Келли, председателя Эдинбургского музыкального общества в 1757 году и вице-губернатора в 1767 году. Вздрагивая при мысли о том, что она каким-то образом повторяет путь великого человека, Сидония отправилась на поиски своей репетиционной залы, снятой для нее музыкальным колледжем, и как следует поупражнялась, прежде чем идти встречать Алексея.

Поезд подошел к вокзалу Ваверли почти минута в минуту, и музыкантша испытала обычную радость от того, что ей предстояло показывать любимый город новому человеку, видя, как загораются его глаза, наслаждаясь тем, что конец июля еще не наступил и толпы туристов, посещающих фестиваль, еще не наводнили улицы.

— Ты только представь себе! — воскликнула она, весело целуя Алексея в щеку. — Мы остановимся в отеле, который некогда был городским домом графа Келли.

— Это исполнение его произведений принесло тебе такую известность? — заинтересованно отозвался Алексей.

— Кто это так говорит?

— Я читал об этом в одной газете, поэтому знаю точно, что это правда.

— Ты слишком хорошо стал разбираться в английском юморе, — заметила Сидония, вновь целуя его. — Это становится опасным.

— Всему виной гастроли, — объяснил Алексей. — Я познакомился со столькими людьми, побывал почти везде и научился шутить по-английски. Но это всего лишь шутки, а не ругательства!

— Верю, верю. Я просто горжусь тобой. Но хватит об этом. Твой успех стал просто неожиданным — об этом я тоже читала в газетах.

Алексей рассмеялся.

— В худшей из статей меня назвали помесью Тома Круза и Паганини, добавив, что я — величайший секс-символ, который когда-либо держал в руках скрипку.

— Где это написано — в «Сан»?

— Нет, в «Дейли миррор».

Сидония присвистнула.

— Да, а «Экспресс» считает тебя парнем, который заставил Найджела Кеннеди повнимательнее смотреться в зеркало.

— Какого Найджела? — невинно переспросил Алексей, и оба расхохотались.

Понимая, что произведения графа Келли будут более чем популярными в его родном городе, Сидония решила посвятить им большую часть своего концерта. Свидетельством мудрости ее выбора уже стали воодушевленные лица студентов, которые постоянно заглядывали в окна и дверь репетиционного зала. Завершив репетицию взрывом своей новой версии двадцать седьмой сонаты Скарлатти, Сидония услышала дружные аплодисменты из коридора.

Те же самые студенты вскочили на ноги, аплодировали и кричали, когда этим вечером Алексей Орлов, более одухотворенный, чем Сидония помнила его, блистательно исполнил скрипичный концерт Мендельсона. Высокие и сладкие страстные звуки, отчетливые и чистые, как колокольный звон, и в то же время нежные, как песня ветра или шум прибоя, захватили всех слушателей.

После столь виртуозного исполнения ему неизбежно пришлось играть на бис. Студенты завопили во весь голос, когда Алексей в угоду им заиграл простые и легкие вещи: русские народные песни, музыкальные шутки Фритца Крейслера, мелодии «Битлз». Весь зал поднялся как один человек и разразился восторженными аплодисментами, и у Сидонии выступили на глазах слезы, когда она подумала, что Алексей сделал правильный выбор, не связав свою жизнь с ней, — он был слишком талантлив, слишком гениален, чтобы принадлежать одной женщине, прямо перед ним сверкали лучшие жизненные награды, а ему оставалось только протянуть свои чуткие руки, чтобы схватить их.

— Здравствуй и прощай, — пробормотала она, поднимаясь вместе со всеми, и была удивительно красива в тот момент, несмотря на то, что по ее щекам текли слезы печали и радости.

За кулисами Алексея ждала целая толпа — коллеги-музыканты, журналисты и критики и, к удивлению Сидонии, Шанталь де Шенериль.

— Боже мой! — воскликнула Сидония, пробираясь к ней поближе. — Я даже представить себе не могла, что вы приедете сюда.

Француженка одарила ее нежным поцелуем.

— Я в гостях у Мак-Даффа в его поместье уже шесть недель. Кроме того, мне давно хотелось посетить фестиваль. Разумеется, я и не думала, что застану здесь Алексея.

Сидония удивилась, надо ли ей делать выводы из этого последнего замечания, но ответила просто:

— Как приятно вновь увидеться с вами!

— И мне, моя дорогая. Разумеется, я буду на вашем концерте.

— Боюсь, после такого успеха Алексея мое выступление покажется слишком блеклым.

— Ваша музыка совершенно иная, — разумно уверила ее Шанталь. — Слушать вашу игру — все равно что слушать падение хрустальных капель. А Алексей способен завладеть душой слушателя.

— И сердцем?

Мадам де Шенериль загадочно улыбнулась.

— И им тоже.

Они выехали из Эдинбурга через три дня: Шанталь — на своем «роллс-ройсе», Сидония и Алексей — на взятом напрокат «фольксвагене». Француженка настаивала на том, что они должны присоединиться к ней, но Сидония, остро осознавая, что эта их встреча с Алексеем будет последней, отказалась.

— Мы намерены посетить все известные места — Лох-Несс, остров Муль, даже разыскать гнездышко одной моей знакомой в Бервикшире. Вероятно, мыуспеем побывать в Гленфиннане — там, где высадился принц Красавчик Чарли, — добавила она, глядя в угасшие глаза Шанталь.

— В начале 1745 года?

— Да. Если бы он только устроил поход на Лондон, вместо того чтобы послушаться своих советников и повернуть обратно! Вся история могла бы пойти по-другому.

— Неужели такое было возможно?

— Он был всего на волосок от победы, — ответила Сидония и подумала, насколько по-иному могла бы пойти жизнь Сары, если бы она никогда не встретилась с Георгом, избранником Ганноверской династии, если бы его изгнали из Англии.

Приближаясь к озеру Лох-Ломон, при виде которого Алексей прилип к окну автомобиля, Сидония спросила:

— Ты хотел бы поехать с Шанталь? Алексей взял ее руку с руля.

— Сидония, это наши каникулы, а не ее. Она великолепная женщина, она очень добра ко мне, но между нами есть нечто особенное. Понимаешь, мы с тобой — два сапога пара.

— Неужели? — в некотором замешательстве переспросила она.

— Несомненно. Мы талантливы, как очень немногие из людей, и талант прочно связывает нас.

— Ты думал бы иначе, если бы познакомился с другими коллегами-музыкантами.

— Забудь об этом, мы просто близкие друзья.

— Что, вероятно, лучше, чем любовники.

— Может быть, — отозвался Алексей, и всего на один миг в его глазах появилась тоска.

Они поселились в замке, превращенном в отель, расположенном на живописном берегу озера, — на этом настоял Алексей. Именно здесь случилось незабываемое событие: ввиду близости к Эдинбургу в замке оказались люди, которые слушали концерт Алексея, и после ужина он уступил их горячим просьбам и стал играть для них. На звуки его скрипки собралась целая толпа, люди стояли в дверях. Для Сидонии эта ночь стала последним удивительным воспоминанием об этом человеке — именно тогда она окончательно поняла, что общительный юноша, с которым она познакомилась в Москве, приобрел не только международную известность, но и впредь должен идти своим путем.