Капитан издал хрюкающий звук и как мешок рухнул к ногам Сары. Переступив через его разметавшиеся по дорожке ноги, Сара передернула плечами и глубоко вздохнула, а потом повернулась к своему спасителю.

Внимательно рассмотрев его, она едва подавила удивленное восклицание. Высокий, статный, чрезвычайно бледный мужчина с орлиным носом и прямыми каштановыми волосами как будто сошел с полотен Тициана. Что-то в его лице показалось Саре очень знакомым.

— Мы знакомы, сэр? — спросила Сара, беря его протянутую руку и направляясь вместе с незнакомцем по дорожке. Позади постанывал и пытался встать капитан.

— Гордон, — с поклоном ответил спаситель Сары. — Уильям Гордон, к вашим услугам.

— Лорд Уильям Гордон?

— Он самый.

— Значит, мы с вами родственники, хотя и весьма отдаленные. Я — Сара Банбери.

Даже зная ее сомнительную репутацию, лорд Уильям не подал виду, просто поцеловав ее протянутую руку.

— При каких странных обстоятельствах иногда проходят семейные встречи!

Сара оглянулась через плечо:

— Надо бы послать кого-нибудь ему на помощь.

Лорд коротко хохотнул:

— К чему? Забудьте про это грязное животное. Очевидно, при всем своем классическом облике молодой человек был лишен христианского милосердия.

— Хорошо, — ответила Сара, начиная чувствовать интерес к своему спутнику.

— Вы позволите проводить вас домой? Похоже, для одного вечера ваше знакомство с садами Вокс-Холла стало слишком близким.

— С удовольствием приму ваше предложение, — откровенно ответила она, действительно находя удовольствие в его обществе, тем более что новый знакомый обращался с ней так, как и подобает обращаться со знатной дамой.

— Думаю, вам следует знать, — сказала она, когда дверца кареты захлопнулась за ними и карета шагом двинулась в сторону Приви-Гарден, — у меня ужасная репутация.

Лорд Уильям улыбнулся в темноте:

— Этому я не удивляюсь, дорогая.

Внезапно забавная ситуация и то, какой оборот принимает судьба, настолько подействовали на Сару, что она разразилась смехом и спрятала залитое слезами лицо на груди кузена.

— И все, что говорят обо мне, совершенно справедливо. Вы удивлены?

— Не могу дождаться, пока не увижу этого сам, — ответил Уильям, прищуривая глаза.

Сара вела дневник с самого детства и привыкла изливать в нем свои мысли:

«Что за десница Провидения привела меня в увеселительные сады в ту самую ночь, когда там оказался лорд Уильям Гордон? С самого момента нашей встречи нас стало тянуть друг к другу как магнитом. Я уже чувствую, что нашла вторую, половину своей души. Я позабыла о своем прошлом и начала новую жизнь, будучи всецело предана тому, кто для меня дороже самой жизни».

Сара понимала, что выражается слишком цветисто, но эти слова появились прямо из ее сердца. В романтической особе своего отдаленного кузена она чувствовала человека, предназначенного для нее самой судьбой.

Этой ночью он проводил ее до дома, откланялся и исчез, но на следующий день появился вновь.

Ни один из них никогда не испытывал ничего подобного. Для лорда Уильяма Сара казалась самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел. Фигура этой двадцатитрехлетней красавицы, годом младше его самого, казалась Уильяму совершенной, лицо — божественным, вдобавок он высоко ценил ее неподражаемое искусство любви. Сразу же решив, что весь прежний опыт Сары пойдет только на пользу ему самому, Уильям забыл прошлое своей возлюбленной и сосредоточился на великолепном настоящем.

Она считала его божественным мужчиной, обладающим красотой и манерами венецианца, ибо впервые в жизни она могла без смущения любить искренне любящего ее человека.

Ненадолго расставшись на Рождество, когда Саре вместе с сэром Чарльзом пришлось посетить вместе Бартон, любовники воссоединились в январе. И хотя их встречи происходили тайно, за запертыми дверями дома на Лонг-Эйкр, языки сплетников уже начали работу.

— Я видела, что у леди Сары вновь началось… — многозначительно намекнула леди Мэри Коук Джорджу Селвину.

— Что именно?

— Вы прекрасно знаете что. Это называется сомнительным поведением. Как распутна эта женщина!

Старый лицемер тяжело вздохнул:

— В самом деле. Боюсь, на мне лежит печальная обязанность написать бедняге Карлайлу и сообщить ему о самом худшем.

— От меня можете добавить, что ему лучше всего позабыть об этой женщине. Из всех недостойных женщин, каких я когда-либо встречала, первенство принадлежит Саре Банбери.

— И это я тоже должен передать Карлайлу?

— Как вам будет угодно.

Однако когда дошло до дела, Джордж Селвин не выказал себя столь нелюбезным и в своем письме от 26 февраля 1768 года просто сообщил, что, по общему мнению, лорду Уильяму Гордону лучше было бы покинуть город.

— Но как относится ко всему этому Банбери? — поинтересовалась леди Мэри, высказывая вопрос, который занимал в то время почти все умы.

— В отношении нее он просто, как говорится, умыл руки.

— Я уверена, что при всех ужасных сплетнях о нем, Банбери — славный малый.

— Вот именно.

Так проходила полная слухов и догадок весна; муж Сары вновь предался излюбленным развлечениям на скачках, а она сама и Уильям, страстно преданные друг другу, целые дни проводили в любви и веселье. Однако из всего этого бурного времени, сезона цветов и шампанского, один день по многим едва уловимым причинам навсегда остался в памяти Сары.

Наступил не по сезону теплый март, и любовники устроили пикник на природе неподалеку от Челси. Раскинувшись в привольных позах, они потягивали шампанское из полупинтовых бокалов и смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.

— Интересно, какое будущее нас ждет, — высказала вслух свои мысли Сара.

Уильям поднял голову:

— Если в этом будущем мы с тобой останемся вдвоем, мне больше ничего не надо.

Сара посерьезнела:

— Но, дорогой, разве такое возможно? Я замужем за сэром Чарльзом Банбери и в конце концов должна поступить как и подобает жене.

— Тебе известно, что существует развод.

— Да, но как же трудно достигнуть его! — Внезапно Сару осенила идея. — Полагаю, мы всегда можем бежать, — произнесла она, тут же вспомнив Лозана и пожалев о своих словах.

Однако, в отличие от француза, лицо Уильяма прояснилось.

— Что за чудесный смелый план! Двое любовников против всего мира, супруги перед глазами Бога, но грешники для остальных!

— Значит, ты готов пожертвовать всем ради меня?

— Охотно, — ответил Уильям, придавая своему мрачному лицу решительное выражение. — Назови место и время, и я буду готов служить тебе.

Это Сара хотела услышать больше всего. Их последующее соитие стало невероятно страстным, ее тело уподобилось скрипке, подчиняющейся его смычку, а он был смел и решителен, как настоящий виртуоз. Глядя на его лоб, покрывшийся росинками пота, на прямые, взлохмаченные от беспорядочных движений волосы, Сара уверяла себя, что еще никогда не испытывала такого всепоглощающего чувства, и когда она достигла экстаза, то вслед за ним пришло сожаление — женщина чувствовала, что больше это никогда не повторится. И все же их любовь в этот день была особенно пронзительна и сильна, поэтому воспоминания о ней преследовали Сару весь славный день и половину ночи.

«Сегодня, — записала она в своем тайном дневнике, — я достигла высот человеческого опыта. Когда лорд У.Г. вошел… — Сара покраснела, записав столь интимную подробность, — …я почувствовала, что полностью соединилась с ним — телом, разумом и душой. И все это окружал дух невинности, как будто он был Адамом, а я — Евой, пребывающими вместе в раю еще до появления змея».

Но даже эти столь смелые слова не могли выразить всю полноту ее чувств. В этом соитии было действительно что-то необычное, и Сара не знала способа описать такие тонкие и едва уловимые ощущения, но, если бы и знала, пожалуй, воздержалась бы от их описания. Записи ее дневника были самыми смелыми и почти опасными свидетельствами против самой Сары. Беспокоясь о том, как бы эти свидетельства не были обнаружены, Сара положила дневник в запирающийся ящик, а потом забралась в постель и полностью отдалась грезам о своем возлюбленном.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Как всегда, Эйвбери был тихой гаванью, целебным местом, и Сидония откровенно порадовалась перерыву в своем расписании и возможности провести несколько дней с родителями. Она не была дома с Рождества, созванивалась с родителями только после концерта в зале Перселла, и теперь ее радость при возвращении в чудесный старый дом чувствовалась еще острее. Открыв дверь собственным ключом, Сидония громко крикнула:

— Привет! А где все?

Как всегда, она немедленно погрузилась в круг интересов своих родителей. Джордж Брукс, ныне пребывающий в отставке, подолгу пропадал в консультационном бюро, а Джейн много рисовала, хотя и без значительных успехов, как отметила Сидония. У нее создавалось ощущение, что родители живут в ином мире, почти другом времени, которого не коснулись перемены и падение нравов, несмотря на то что их любимый дом и сад находился в стране, кишащей наркоманами, преступниками и претерпевающей период всеобщего ожесточения. Но Сидония не задумывалась над этим, просто радуясь возможности побыть с ними вдали от жестких требований своей профессиональной жизни.

— В Мальборо намечается аукцион, который может заинтересовать тебя, — заметила Джейн в первый их совместный вечер.

— В самом деле? И что же?

— В каталоге среди выставленных на продажу вещей указаны документы из Холленд-Хауса, Кенсингтон. Их продает частный коллекционер.

Сидония моментально оживилась:

— Интересно, какие именно? Мы сможем поехать на аукцион?

— Я надеялась, что ты спросишь об этом. Там будет одно зеркало, от которого бы я не отказалась.

— Отлично!

Мальборо в пятницу утром был наводнен покупателями и туристами, и помещение, где проходил аукцион, было переполнено как жаждущими добычи коллекционерами, так и обычным народом, который приходит на распродажи, только чтобы поглазеть и послушать торги. Бумаги из Холленд-Хауса были выставлены как лот 216. Заинтригованная Сидония подошла осмотреть их.