С этими словами герцог покинул Сару, отправившись побеседовать с герцогиней-кровосмесительницей, чье прелестное лицо отмечала печать порока, как у цветка, чей корень изъеден червем. Спустя секунду после ухода герцога рядом с Сарой уже был Карлайл.

— За вами танец, миледи, — грубовато-шутливым тоном произнес он.

Краткое мгновение Сара пристально разглядывала его и немедленно наполнилась презрением к самой себе. Он был так красив, ярок и смугл, как опавшие осенние листья, что она почувствовала угрызения совести за то, что так долго держала его при себе, ни единым словом не подкрепляя его надежд. Будь она действительно добродетельной, она бы дала ему отставку, позволив ухаживать за свободными красавицами, чему так рьяно предастся его школьный приятель Чарльз Джеймс. Но ее опасение быть отвергнутой заставляло удерживать юношу подле себя. Она уже потеряла возлюбленного, и в том, что касалось страсти, успела потерять мужа, а натура Сары, правнучки самого чувственного из монархов Карла II и французской любовницы, настойчиво требовала любви.

— Вы его получите, сэр, — кокетливо ответила она, подавая руку учтивому молодому дворянину, пренебрегая тем, что ладонь бедняги Фредерика оказалась слегка влажной.


Внимание к своеобразию и красоте присуще французскому характеру, поэтому прибытие любого незнакомца, наделенного не только этими качествами, но и талантом, вызывает явную сенсацию. Вдобавок к этому в доме Пьера Севинье с английской музыкантшей произошел столь таинственный случай, что имя Сидонии Брукс сразу оказалось на устах всех парижан.

Ее подняли с пола, куда она упала, скатившись по клавиатуре клавикордов Бланше, и унесли ее, как сломанную куклу.

— Поосторожнее с ней, — услышала она знакомый голос, пока ее несли.

Когда Сидония, наконец, открыла глаза, она обнаружила, что находится в роскошной спальне, лежит в постели с малиновым балдахином и резным изображением орла, свидетельствующим, что кровать некогда принадлежала Наполеону.

Мужчина, одетый в костюм дворянина восемнадцатого века, измерял ей кровяное давление, а Мария-Антуанетта обтирала окровавленный лоб Сидонии.

— О Боже! — вздохнула она и настороженно добавила: — Где я?

В поле ее зрения появился Пьер Севинье.

— Дорогая моя мадам Брукс, вы по-прежнему в моем доме, — сказал он. — Вам стало дурно во время репетиции, и мы перенесли вас сюда. Сидония попыталась сесть:

— А как же концерт?

— Боюсь, вы не сможете играть, — сказал дворянин и официально пожал руку Сидонии. — Я — доктор Лоран, один из гостей месье Севинье. Эта дама — моя жена, она тоже врач. Боюсь, ваша рана на лбу слишком опасна, ее требуется зашить. Я уже позвонил в больницу. Мой помощник сейчас на дежурстве и ждет вашего приезда. Я наложил бы шов сам, но…, — он развел руками и по-галльски очаровательно улыбнулся, — …освобождение от этого костюма займет несколько часов, и еще час потребуется, чтобы подготовиться к операции. Но можете мне поверить, доктор Валлье — опытный молодой человек. Его шов никоим образом не повредит вашей красоте.

— Вы так любезны, — ответила Сидония, — но ни в коем случае мне бы не хотелось доставлять вам столько хлопот. — Она повернулась к Пьеру: — Тем более в вашем доме.

Он остановил ее движением руки:

— На помощь пришел, ваш друг Алексей. По счастливой случайности, у него с собой оказалась скрипка.

Сидония слабо улыбнулась:

— Он не расстается с ней. Вряд ли он способен оставить ее без присмотра.

Пьер кивнул:

— Так что все в порядке. Кстати, здесь Моник Амбуаз. Она надеется перед отъездом увидеться с вами.

В первый раз за все время заговорила мадам Лоран:

— Если позволите дать вам совет, мисс Брукс, вы должны вернуться в отель сразу же после того, как будет наложен шов, и как следует отдохнуть. Рана сильно повредила вам, к тому же головокружение могло быть вызвано переутомлением. Вы, профессиональные музыканты, слишком требовательны к себе.

Сидония кивнула:

— Я последую вашему совету, но прежде мне бы хотелось переговорить с Алексеем. Я должна рассказать ему о том, что случилось.

— Конечно. Мы оставим вас с ним.

Все ушли, и Сидония смогла свободно обнять русского скрипача, который ворвался в спальню с обеспокоенным видом, нервно теребя сбившийся кошмарный черный галстук.

— Мне придется поехать в больницу, — сказала она, когда Алексей бережно опустил ее на подушки.

— Знаю. Я в отчаянии от того, что не могу сопровождать вас. Но я пообещал им поиграть. Не возражаете?

— Как я могу возражать? Вы спасли меня, вызволили из ужасного положения.

— Я имел в виду, не возражаете ли вы, если я не смогу поддержать вас в больнице?

— Это совершенно не обязательно — предстоит сделать всего лишь короткий шов. Но дама, жена врача, посоветовала мне потом сразу же отправиться в отель. Значит, нам с вами так и не удастся встретить Новый год вместе.

— Вот тут вы ошибаетесь. Как только я закончу игру, я присоединюсь к вам — это будет около одиннадцати. Мы выпьем шампанского.

— Вероятно, мне придется полежать…

— Если это приглашение, я с удовольствием его принимаю.

— Нехорошо насмехаться над больной женщиной. Лицо Алексея внезапно стало серьезным.

— Но почему у вас закружилась голова, товарищ? Что стряслось?

— Я видела призрак, — ответила она, пристально следя за его реакцией.

Он серьезно кивнул:

— Я тоже испытал нечто подобное, когда был ребенком.

— Что же вы видели?

— Кажется, одну из зверски убитых великих княжен. Тогда мы вместе с родителями были в Зимнем дворце, и на лестнице я заметил девочку. Она была одета в странное платье и бежала вниз очень-очень быстро, с радостным выражением на лице.

— Как она выглядела?

— Она была очень бледна, с широко открытыми темными глазами. Кажется, это была Татьяна.

— Значит, вы верите, что их убили?

— Да, всю семью. А теперь расскажите, что видели вы.

— Потом, в отеле. Не следует заставлять гостей ждать. Спасибо за то, что вы заменили мой концерт.

— Я рад помочь вам, — шутовски ответил Алексей, — в том числе и стать сенсацией дня.

Сидония покачала головой:

— Боже, какой вы неотесанный! Ну, уходите же.

Она вернулась к себе в номер, едва минуло десять вечера. Шов наложили при местном обезболивании, а потом врач дал ей снотворное, посоветовав выпить позднее. Экономка Пьера, великолепная стройная француженка Амелия, помогла ей лечь в постель, и Сидония подумала, как чудесно хотя бы на время вернуться в детство.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, мадам?

— Совершенно, благодарю вас. Вы были так добры ко мне, я очень благодарна.

— Я позвоню утром, чтобы узнать, как вы себя чувствуете. — Амелия задержалась на пороге. — Вас напугало что-то в салоне?

— Но почему вы спрашиваете? — Сидония замерла, приподнявшись на локте.

— Потому что наш дом хранит множество воспоминаний, — просто ответила пожилая женщина. — Причем вряд ли все они добрые.

— Кто такой принц Конти?

— Этот титул получил один из сыновей короля. Как вы понимаете, не самый старший.

— Значит, Сара продолжала вращаться в высших кругах…

— Сара? — удивленно повторила экономка.

— Одна из призраков.

— Так вы видели их, — заключила Амелия и, кивнув, ушла.

В четверть двенадцатого в дверь номера ввалился Алексей с выражением на лице, которое могло означать только одно: он только что удостоился бурного приема и уже заслужил прозвище «ужасного ребенка».

— Не думаю, чтобы их огорчило мое отсутствие, — с сожалением заметила Сидония, улыбаясь ему.

— Нет, огорчило, особенно мужчин. Я понравился им только потому, что я русский. Каждый считал меня бедным истощенным юношей. Здесь все считают романтичными людей из страны, в которой бывал мало кто из французов. Кстати, одна богатая американка уже предложила взять меня на содержание.

— Игрушечным мальчиком?

— Это точно, — усмехнулся Алексей. — Она пригласила меня пообедать у Шамбора.

— Вы действительно невозможны!

— Прямо-таки чудо природы. Дражайшая Сидония, я принес шампанское — его передал вам Пьер.

С этими словами скрипач открыл сумку, в которой оказалось несколько бутылок.

— Не знаю, стоит ли мне пить…

Он сокрушенно поднял глаза:

— Я даже не спросил, как вы себя чувствуете. Эгоист!

— Отлично, шов уже наложили, анестезия проходит, и рана начинает побаливать. А в остальном у меня прекрасное настроение.

Одним движением Алексей сбросил пальто и опустился на постель рядом с ней, схватив Сидонию в объятия так нежно, что ей вдруг захотелось заплакать.

— Простите меня, я думаю только о себе. Но с этого момента я становлюсь вашей сиделкой. Повелевайте!

— Тогда, налейте нам шампанского. Болеть так болеть! — Сидония вдруг смутилась. — Алексей, я должна сказать вам кое-что…

— И что же именно?

— У меня есть знакомый, я… очень дружна с ним. Сейчас он находится в Канаде, работает по исследовательскому проекту.

Русский повернулся к ней, прекратив откупоривать бутылку:

— Я не мог предположить, что такая красавица, как вы, не пользуется успехом. Так что этого следовало ожидать. Вы собираетесь замуж за этого человека?

— Не знаю. Он не спрашивал меня.

— Тогда он просто дурень. Я стал бы вашим мужем, не колеблясь ни минуты.

— Я не уверена, что опять хочу выйти замуж. Найджел надолго отбил у меня охоту к семейной жизни.

— Неудивительно. А теперь перестаньте говорить и послушайте меня, Сидония. Я останусь здесь на всю ночь, буду спать на полу, если вы настаиваете, но не оставлю вас одну. И, если я выражаюсь правильно, не буду форсировать события.

— Да.

— Тогда мне можно остаться?

— Да.

Подняв бокалы, они приготовились встретить Новый год.


Так громко подготовленное прибытие герцога Лозана произвело скорее обратный эффект. Сара увидела маленького, стройного, подвижного молодого мужчину, который вошел в зал и поклонился принцу, и тут же решила, что больше всего в этом человеке привлекает взгляд костюм из необыкновенно дорогой парчи.