Тем временем Коршунов опомнился и, по всей видимости, решил, что шлепок смотрелся с его стороны недостаточно мужественно. Через секунду в мою челюсть полетела уже не раскрытая ладонь, а плотно сжатый кулак. От неожиданности я пошатнулся и был вынужден схватиться рукой за стену, инстинктивно пряча лицо, но он вцепился в моё плечо и снова развернул к себе. Следующий удар пришёлся мне аккурат в переносицу, на мою майку брызнула кровь. В этот момент помимо боли, от которой потемнело в глазах, я ощутил стыд. Мне стало жутко неудобно перед ним: он так старательно, тратя собственные драгоценные силы, разъяснял мне с помощью рукоприкладства мои житейские ошибки, а я же в последнее время совсем не интересовался его бытом. Я игнорировал любые его попытки обсудить со мной перипетии личной жизни, поэтому понятия не имел, что происходило в его семье с тех пор, как разрешился вопрос с видеозаписями.

– Саш, а что у тебя сегодня стряслось дома? – выпалил я, смахивая с разбитого лица кровавую жижу.

– Я же рассказывал утром.

– Я прослушал. Расскажи ещё раз? Обещаю на этот раз быть внимательнее!

– Ты мне зубы не заговоришь, хер собачий, не старайся! – рассерженно прорычал Алекс и, после недолгой передышки, зажёг «фонарь» под моим левым глазом.

– Мне правда интересно! Опять ссора?

– Ссора? Нет, никаких ссор. Просто супругу пришлось экстренно, – он приложился костяшками пальцев к моему второму глазу, – госпитализировать.

– Ого! Надеюсь, с ней ничего серьёзного?! Ты её, главное, почаще навещай! Врачи – это хорошо, но поддержка близких гораздо важнее!..

В этот момент Алекс вынужден был поддержать и меня – схватить за грудки, потому что я от болевого шока принялся уже терять сознание. Контрольным ударом свободной, левой руки он разбил мне губу – наверное, хотел отыграться за собственный синяк – а потом небрежно кинул меня на кровать и показательно отвернулся. Он делал вид, что его вдруг очень заинтересовал пейзаж в окне, но я прекрасно понимал: товарищ по какой-то причине захотел спрятать глаза.

– Саш?.. – позвал его я. – А в каком она отделении?

– Какая тебе разница, – несмотря на то, что его голос немного смягчился после того, как он выплеснул в драку весь свой адреналин, злоба всё же не позволяла ему выйти со мной на доверительный контакт.

– Я просто подумал, что… может быть, пора вас поздравить? Мне так стыдно, что я перестал следить за вашими отношениями… Она снова ждёт ребёнка?

– Типун тебе на язык, – буркнул товарищ и добавил совсем тихо. – Только через мой труп.

Он наверное думал, что эта фраза до меня не долетит, но я каким-то образом расслышал её и озадачил Коршунова новыми вопросами:

– А что же тогда произошло? Несчастный случай? Алекс, поделись со мной, пожалуйста! Да, не спорю, я плохой друг, часто говорю только о своих проблемах, а о твоих слушаю вполуха, но ты должен дать мне ещё один шанс! Прошу, не сердись на меня…

– Макс, закругляйся со своей патетикой! – грубо, заметно нервничая, он меня перебил и после небольшой паузы бросил словно бы между прочим. – В дурке она. Ничего нового.

Я замолчал, поражённый неожиданным поворотом событий, а он, без сил опускаясь на стул, пробормотал:

– Как же вы мне надоели, психопаты…


Остаток ночи прошёл спокойно, разве что Коршунов чаще обычного бегал в туалет. Видимо, перенервничал за день со всеми этими навалившимися на него приключениями, в которых только он один – впрочем, как и всегда – сумел сохранить трезвость мысли.

Мне стало очень неловко перед ним за своё поведение, ведь, судя по всему, именно оно и явилось для него последней каплей. Одевшись, я даже хотел сбегать в круглосуточную аптеку за лекарством, если бы друг уточнил, что именно его тревожит, но тот не стал распространяться и приказал мне лечь спать. Сам же он, кажется, больше не ложился: сначала из-за проблем с самочувствием, а чуть позже, с восьми утра, из-за непрекращающихся телефонных звонков. Закрывшись на кухне, Алекс терпеливо общался с подчинёнными, и хотя он говорил тихо, я вскоре поднялся и присоединился к нему – заварил кофе и начал стряпать завтрак.

– Спасибо, Макс, я не голоден, – коротко отозвался Саша в перерыве между разговорами. – На меня не готовь. Доброе утро.

И снова взялся за сотовый. Впрочем, спустя некоторое время мой телефон тоже ожил, и интонация речи звонившего в свою очередь лишила меня признаков аппетита. Без предупреждения в динамике прозвучало отчаянное:

– Это ты! Это ты довёл её до самоубийства!

От неожиданности я опешил и с трудом смог собраться с мыслями, чтобы ответить:

– Честное слово, я не хотел этого делать!.. Неужели вы думаете, что я умышленно?

– Твой Коршун, конечно же, сейчас будет тебя отмазывать, но я приложу все усилия, чтобы засадить душегуба за решётку! – хриплый мужской голос истерически дрожал. – Убийца должен сидеть в тюрьме!

– Григорий Петрович, я всё понимаю, но вы ведь взрослый человек. Не называйте его, пожалуйста, Коршуном…

Поначалу я думал, что Алекс не следил за моим разговором и вообще не знал, кто мне звонит, но товарищ, услышав мою последнюю фразу, встрепенулся и быстро свернул текущую беседу. Отложив свою трубку, он буквально выхватил мою с коротким «Дай-ка мне его на секундочку».

– Григорий Петрович, здравия желаю. Коршун на проводе, – удивительно спокойным, но как всегда уверенным голосом произнёс он. – Я от всей души выражаю вам свои искренние соболезнования. Несчастный случай, с которым столкнулась ваша семья, поистине трагичен. Сожалею, что мне вовремя не удалось довести дисциплину в компании до должного уровня и пресечь эти небезопасные курения из окна на рабочем месте…

Он прервался, терпеливо выслушивая возражения мужчины, а потом невинно переспросил:

– Надеюсь, вы не полагаете, что это самоубийство?.. Я вас уверяю, Татьяна Григорьевна не могла такого совершить. Она была крайне прилежным, компетентным, эмоционально зрелым сотрудником. Единственная пагубная привычка, которую она имела – это курить в бухгалтерии, сидя на подоконнике. Причём она нередко свешивала ноги вниз и сильно высовывалась наружу, чтобы не срабатывал датчик дыма. Я не раз её ругал, штрафовал и предупреждал о высокой степени риска, которому она себя тем самым подвергала, но, к сожалению, я чисто физически не мог присматривать за ней постоянно. Я готов ручаться перед вами, что это ни в коем случае не суицид, а просто трагическая случайность. К тому же, рядом с её телом была найдена недокуренная сигарета. Следствие ещё ведётся, однако я более чем уверен, что сотрудники полиции придут к такому же выводу. Григорий Петрович, вы обязательно должны отпеть её, как положено по христианским традициям, и похоронить на кладбище рядом с другими вашими родственниками. Она ни в чём не виновата. Сегодня же я займусь вопросом полной компенсации вашей семье всех ритуальных услуг… – видимо, с другого конца провода на него посыпались извинения, потому что после паузы он непринуждённо откликнулся. – Ничего страшного, я всё понимаю. Все мы подчас ошибаемся в людях.

Сладким голосом он ещё раз принёс скорбящему отцу свои глубочайшие соболезнования, вежливо попрощался с ним, но в следующую секунду, нажав на «отбой», с раздражением процедил:

– Вот старый пердун!..

– Алекс, – тихо перебил его я. – А правда, что там нашли сигарету?

Саша внимательно на меня посмотрел, молча изучая черты моего лица.

– Да, правда, – наконец ответил он, а потом с облегчением добавил. – Прости, мне опять звонят.

* * *

Прошло несколько дней, и острое, прожигающее чувство горести сменилось апатичным оцепенением. Мне удалось смириться с потерей близкого человека и принять текущее положение вещей как неизменную данность. Разумеется, я не стал от этого счастливее, но и безрассудных метаний больше не предпринимал. Моя энергетика восстановилась, пробой в груди исчез.

Алекс заставлял меня регулярно принимать успокоительные таблетки, от которых я отключался как убитый и совсем не видел снов, поэтому мы с Мариной больше не встречались. Правда, наяву я продолжал чувствовать её незримое присутствие. Между нами сохранялась тесная, неразрывная, нерушимая связь. Это трудно объяснить, но временами я даже улавливал её мысли внутри своей собственной головы. Я был уверен, что они принадлежали именно ей. Они могли принадлежать только Марине, и никому другому.

«Знаешь, а я уже совсем на тебя не злюсь. Несмотря на то, что ты сделал, ты для меня по-прежнему самый близкий на Земле человек. Каждый день без тебя оставляет в моей душе новый глубокий шрам…»

«Родной мой, встретимся ли мы снова?.. Всё ли с тобой хорошо? Я так переживаю за тебя, не нахожу себе места и уже выплакала все слёзы. Прости, что не могу сейчас быть рядом! Скажи, как ты себя чувствуешь?..»

«Слышишь ли ты меня, любимый? Правда ли, что мы можем вот так общаться, или я окончательно сошла с ума от одиночества? Существует ли вообще астрал, или я всё это придумала, помешавшись с горя?.. Если расстояния действительно над нами не властны, если мы на самом деле можем общаться вот так, через километры, то поговори со мной, пожалуйста!.. Макс, пожалуйста, отзовись…»

«Мариночка, правда ли я сейчас слышу тебя или же просто тронулся умом? Я ни на секунду не могу забыть о тебе и ужасно скучаю, а не считая этого у меня всё в порядке. Иногда я задаюсь вопросом: а вдруг ты – просто вымысел? Плод моей фантазии, иллюзия, очередная галлюцинация?.. Ты для меня дороже всех на свете, но как я могу узнать наверняка, существуешь ли ты? И если ты существуешь, то где мне тебя отыскать?.. Прошу, звёздочка моя, не молчи. Ответь мне…»

Два внутренних голоса на разных концах города вторили друг другу почти слово в слово, в одно и то же время, практически в унисон. Сами того не осознавая, два человека были связаны особым слухом – интуитивным – мы повторяли похожие фразы и просили об одном и том же: подать знак, заговорить, выйти на контакт, хотя фактически мы уже говорили – на особом, деликатном и очень тихом языке сердца. Несмотря на то, что физически мы находились далеко друг от друга, духовно мы были очень близки. Ближе не бывает – на расстоянии одной только мысли.