– Дик, – прервала его тираду Кэтрин, – ты же не ждешь, что Мартин начнет отвечать тебе на подобные вопросы? Ты ставишь его в сложное положение.

– Ты хочешь сказать, что он обязательно станет на нашу сторону?

– Дело не в том, чтобы встать на чью-то сторону. Я – жена твоего отца, а вы – его дети, и мы обязаны подчиниться ему. И ничто в мире не может изменить создавшееся положение.

– Я знаю, знаю! Но у отца тоже должны быть какие-то обязанности. Неужели его не интересуют наши желания? Мне придется отказаться от учебы у мистера Боннеми и променять ее Бог знает на что.

– Вы только представьте себе, – заметила Сюзанна, – что скажет тетушка Джинни, когда вернется из заграничного путешествия и узнает, что мы навсегда уехали из Англии, даже не попрощавшись с ней? Я считаю, что папа очень жесток. Он думает только о себе.

У Кэтрин было время немного подумать, пока она беседовала с Чарльзом. Она поняла, как решительно он настроен, и попыталась как-то примирить детей с решением отца.

– Дети, вы должны понять, что в течение последних трех лет у вашего отца была очень трудная, опасная жизнь и он был очень одинок. Мы все эти годы были вместе. У нас была тетушка Джинни и дядя Джордж. И еще у нас был Мартин. И Рейлз… Папа был в незнакомой стране. Он много работал и сталкивался со многими трудностями, и…

– В этом нет нашей вины, – прервал ее Дик. – Ему не следовало уезжать отсюда.

– Все равно с его стороны это была жертва. Он старался что-то сделать для нас, чтобы у нас началась новая жизнь. Поэтому отец имеет полное право надеяться, что мы оценим его усилия.

Дик и Сюзанна продолжали молчать, и Кэтрин заговорила снова. Сейчас в ее голосе звучала укоризна.

– Ну, ну, дети. Мы не должны так себя вести. Нам есть за что поблагодарить Господа Бога. Отец вернулся к нам живой и невредимый, и у нас теперь снова есть семья. Мы должны радоваться и возблагодарить Господа Бога.

Но лица детей все еще оставались мрачными, особенно лицо Дика. Оно было таким упрямым.

– Если бы я видел, мама, что ты радуешься, может, тогда я тоже смог радоваться вместе с вами.


Мартин во время этого разговора не проронил ни слова. Его отношения с этим семейством заставляли его скрывать собственные чувства. Кэтрин все о нем знала, но дети не были посвящены. Поэтому его любовь к Кэтрин и к ее детям могла выражаться только в виде дружбы. Но это была особая дружба. Он стал важной частью их жизни, но в одно мгновение лишился всего. Его дружба не давала ему никаких привилегий, когда вернулся Чарльз Ярт. Мартин не имел права вмешиваться в их дела. Ему приходилось стоять в стороне и ждать дальнейшего развития событий.

Мартин оказался просто мечтателем, который завоевал их доверие обещаниями, но у него не было возможности оказать им реальную помощь. Ему было очень тяжело: его ждала разлука с любимой женщиной, – и может быть навсегда.

Дети чувствовали его грусть, и когда он заговорил с ними, то стало ясно, что они продолжают воспринимать его как самого близкого человека, такую же жертву обстоятельств. Хотя они не до конца понимали его любовь к матери, они не сомневались в том, что она и они сами были очень ему дороги.

Они знали, что его чувство потери было таким же глубоким, как и их.

Сюзанна внезапно повернулась к нему и сказала со слезами в голосе:

– О, Мартин! Как бы мне хотелось, чтобы вы нас спрятали в тайнике, чтобы мы могли остаться с вами и никогда не покидать Рейлз.

– Да, – ответил Мартин, – мне бы этого тоже хотелось.

Но такого тайника не было и не было выхода из этого положения. И дети прекрасно знали это. Они уже покидали Рейлз, и сейчас судьба распорядилась так, что им приходилось расставаться с ним еще раз. Хотя они продолжали с жаром спорить, как это вообще присуще всем детям, в конце концов им пришлось неохотно примириться с необходимостью. Кроме того, они решили до конца насладиться последними оставшимися в их распоряжении деньками в Рейлз.

И теперь все, что они делали, даже самое обычное, становилось удивительно символичным. Они всегда были близки со своей матерью, но сейчас стали еще ближе. Они следовали за ней повсюду и прислушивались к каждому ее слову. Они бродили по дому и саду и старались все навек запечатлеть в своем сердце. Они старались запомнить прекрасные пейзажи, звуки и запахи Ньютон-Рейлз и все, что делало его таким дорогим их сердцу.

– Когда мы в тот раз покидали Рейлз, все было не таким ужасным, как сейчас. Почему? – спрашивала Сюзанна.

– То было тогда, а теперь – это сейчас. И мы не уезжали так далеко, – сказал ей Дик.

В Рейлз в тот вечер было чудесно, и брат с сестрой решили вдоволь насладиться очарованием мест и постараться запомнить все, чтобы эти воспоминания грели их очень долго. Им хотелось оставить здесь воспоминания о себе. Это было инстинктивное желание, чтобы в Рейлз оставалась частичка их самих, так же как Рейлз станет частью их воспоминаний.


Вечером, когда дети отправились в конюшню, чтобы поговорить с Шерардом, Мартин и Кэтрин остались одни, сидя вместе на освещенной заходящим солнцем террасе.

– Америка, – грустно сказал Мартин. – Я даже не мог себе представить это.

– Я тоже.

– Я часто думал, что я стану делать, если потеряю вас окончательно. Я заставлял себя думать об этом, чтобы заранее быть готовым к боли. Но я даже не мог себе представить, что это все-таки произойдет. Наверно, это моя кара.

– Кара? За что?

– Потому что два года назад, когда мы разговаривали с вами, и вы мне сказали, что все еще любите его, я дал себе клятву молиться за его возвращение. Но я не очень аккуратно выполнял эту клятву. Мне казалось, что он принес вам достаточно зла. И я боялся, что он снова может сделать вас несчастливой. Кроме того, как вы знаете, у меня были свои эгоистичные причины не желать этого… Поэтому, если даже я молился, это были просто слова. Я часто повторял себе, что готов к его возвращению домой… но в глубине сердца я был уверен, что такого не случится. Поэтому я и говорю, что это кара за мою неискренность.

Он остановился, и Кэтрин посмотрела на него. Это был мягкий быстрый взгляд, и она быстро отвела от него глаза. Но если бы даже Мартин не любил ее, и если бы он впервые встретился с Кэтрин, он влюбился бы в нее после такого нежного и робкого взгляда.

– Господи, как же мы обманываем себя, когда дело касается наших собственных желаний! – заметил Мартин. – Конечно, Чарльз должен был вернуться к вам. Какой мужчина не сделал бы этого?!

Кэтрин ему не ответила и отвернула лицо. Потом они встали и пошли по вечернему саду, спустились по ступенькам к нижней лужайке.

– Если бы чудом можно было повернуть время назад, и вы бы узнали, что его возвращение было всего лишь сном, вы бы радовались этому или переживали? – спросил он Кэтрин.

– Мартин, – тихо ответила она. – Вы же знаете, что вам не следует спрашивать меня об этом.

– Мне также не следует любить вас, но это зависит не от меня, и я буду любить вас до самого последнего дыхания.

– Вы не должны… Вам лучше забыть меня.

– Если бы это было возможно, вы бы действительно хотели, чтобы я вас забыл?

– Мне не хочется, чтобы вы мучились.

– Вы сможете забыть все, что здесь оставите?

– Конечно нет. Это мой дом, и я прожила здесь большую часть моей жизни. Если я уеду отсюда, в моей памяти останется все.

– Правильно. И дом также сохранит память о вас. Вы можете себе представить, как здесь будет после того, как вы уедете навсегда? Вы понимаете, как вас будет всем недоставать? Даже камни начнут плакать о вас!

– Мартин, не нужно. Я умоляю вас, не следует так говорить! Неужели вы считаете, что у меня меньше чувств, чем у этих камней?!

– Простите меня, Кэтрин! Я такой эгоист. Я делаю ваши страдания еще сильнее.

– Я понимаю, что это бессознательно. Но сейчас мне больше всего требуется ваша сила и поддержка.

– Сила, – грустно повторил Мартин и беспомощно развел руками.

После паузы он снова заговорил, и его голос стал более твердым.

– Да, вы правы, я постараюсь поделиться с вами моей силой. Я готов вам служить где угодно, даже на другом конце света.

– Ну, мы уезжаем не так далеко. – Кэтрин постаралась ему улыбнуться. – Я даже не боюсь этого расстояния– всего шесть тысяч миль! А могло быть в два раза больше. Если постараться, то может я найду что-то, что скрасит мне боль разлуки. Но я хочу попросить вас об одном одолжении. Как только мы обоснуемся там и пришлем вам весточку, вы будете регулярно писать нам, и очень подробно, чтобы мы были в курсе всех новостей.

– Мне будет нетрудно это сделать. А вы будете писать мне?

– Конечно, я буду вам сообщать все новости из Америки.

– Если мне будет позволено, смогу ли я как-нибудь навестить вас там?

– Вы готовы отправиться так далеко? – удивленно спросила его Кэтрин.

– Почему бы и нет? – Мартин улыбнулся. – Вы же сами сказали, что это всего лишь шесть тысяч миль.


Позже вечером, когда Мартин остался один, он еще раз попытался примириться с решением Чарльза.

Он решил снова поговорить с Кэтрин, но на этот раз начал разговор иначе.

– Может, мы делаем ошибку, покорно принимая это решение?

– У меня нет иного выбора.

– Пока ваш муж настаивает на своем решении, вы действительно ничего не можете сделать. Но, может, имеется возможность переубедить его? Я обдумал все, и мне кажется, что если бы я поговорил с ним и сделал ему кое-какие предложения…

– Все бесполезно, – сказала Кэтрин. – Он не примет от вас никакой помощи. Вы уже ему предлагали помощь, когда дела с Хайнолт-Милл были из рук вон плохи, и он сразу же отказал вам.

– Так было три года назад, теперь кое-что переменилось, и, может быть, он прислушается к предложениям.

– Не думаю. Он твердо решил отправиться в Америку.

– Тогда зачем он сам приехал сюда? Ему было достаточно написать вам, чтобы вы с детьми отправились к нему.