Он проводил ее до ограды и помог сесть в коляску. Он смотрел ей вслед, пока она не обернулась. Тогда он помахал ей от калитки.

Тремя неделями позже в «Чардуэлл газетт» появилось сообщение о том, что она вышла замуж за Джорджа Уинтера. Свадьба состоялась в Лондоне, тихо, в кругу близких друзей семьи, после чего молодожены сразу же уехали, чтобы провести медовый месяц на континенте.

– Бедный Мартин, – сказала Нэн, которая заехала навестить его вскоре после этого.

– Правильнее будет сказать «бедный Уинтер», потому что она заставит его помучиться.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В Каллен-Вэлли многие люди выступили против механических ткацких станков и роста производства шерстяных тканей – слишком уж большой шум был от ткацких фабрик, а в реки и ручьи сбрасывалось больше грязных отходов. Конечно, жаловались люди, не связанные с производством и торговлей шерстяными тканями, но даже они были вынуждены признать, что с ростом производства тканей улучшилось положение и в остальных отраслях и в торговле. Например, Чардуэлл, пятьдесят с лишком лет занимавший второе место после Чарвестона, теперь начал вырываться вперед. Это произошло благодаря одному из его жителей, Чарльзу Ярту, владельцу Хайнолт-Милл. Чарльз Ярт подавал всем пример. Именно его тонкое шелковистое сукно, которое на некоторое время вышло из моды, теперь снова начало пользоваться огромным успехом. И на выставке в 1851 году ткани трех фабрик Чардуэлла были отмечены специальным призом жюри, а сукно «Пастелло» из Хайнолта получило медаль. Таким образом, эти четверо суконщиков могли быть уверены, что их великолепное тонкое сукно будет нарасхват у оптовиков Лондона, Манчестера и даже Шотландии.

Сукно очень хорошо покупалось и за границей, особенно в Америке.

– Чарльз, вы положили этому начало, внедрив новые станки, – сказал ему Льюис Бекерман. – Вы встряхнули всех нас, и люди заговорили о Чардуэлле.

– Да, и мы должны держать планку. Мы не имеем права почивать на лаврах.

У Ярта было двойственное отношение к Чардуэллу – это была смесь презрения, преданности и привязанности. Он довольно часто осуждал город за равнодушие и нежелание делать что-то новое, но тем не менее гордился, что его семья была связана с городом много лет. Его прапрадед Питеер Ювирт прибыл из Фландрии в Лондон в 1705 году, поселился на Таб-стрит в маленьком домике, и поставил там два ткацких станка. Ярт гордился традициями города и его репутацией производителя тонких сукон. Кроме того, он чувствовал, что город еще не сказал последнего слова в ткацком производстве. Ярта одолевали амбиции, ему хотелось видеть, как растет и развивается город. Многие его коллеги-суконщики, ценя его энергию и видение перспектив, считали его своим лидером. Он с удовольствием принял на себя эту роль. Ему недавно исполнилось тридцать лет, а он уже был активным членом Торговой палаты Чардуэлла и членом ассоциации суконщиков Каллен-Вэлли. Кроме того, он принимал участие в заседаниях Совета города. Чарльз был энергичным и целеустремленным человеком. После недавней эпидемии холеры он без устали пробивал организацию отдела здравоохранения, добивался, чтобы в Чардуэлле была устроена новая система канализации и было улучшено водоснабжение.

Чарльз также внедрял новое и у себя в доме. Там была устроена ванная комната, на двух этажах были сделаны туалеты. Вода – холодная и горячая – подавалась во все спальни. К этому времени было построено новое крыло дома. Там располагалась бильярдная, оружейная и курительная комнаты. А наверху были еще три спальни. Естественно, увеличилось количество слуг. Теперь у них был лакей и дворецкий. Дети – мальчик и девочка – обслуживались тремя горничными. В конюшне стояло много лошадей и за ними ухаживало больше конюхов. Садовник Джоб тоже потребовал себе еще помощников.

Ярту нравилось тратить деньги. Больше всего ему нравилось дарить подарки и делать удобной и красивой жизнь своей жены. Он считал, что она этого заслуживает, тем более, что ей столько лет приходилось вести весьма скромную жизнь.

Он не мог пережить, что в то время, когда он ухаживал за ней, мисс Тэррэнт из Ньютон-Рейлз воспитывала своих сестру и брата и вела хозяйство с помощью всего лишь одной кухарки и четырех горничных. Конечно, с этим ничего нельзя было сделать – семейное состояние было растрачено, – но он твердо решил, как только Кэтрин станет его женой, в ее жизни все переменится, и он выполнил свое намерение. Она имела все, что только могла пожелать ее душа. Теперь у нее был дом в Ньютон-Рейлз, и хотя после ужасной трагедии должно было пройти некоторое время, Чарльз чувствовал, что теперь все стало на свое место. Согласно условиям брака Ньютон-Рейлз стал принадлежать ему, и Чарльз, в отличие от ее отца, смог с помощью денег привести дом, парк и сады почти в идеальное состояние. Это был его самый большой подарок Кэтрин, и он этим очень гордился.

Но он не переставал делать ей и другие подарки: роскошные украшения и меха, путешествия по Европе, арендовал дом в Лондоне, окна которого выходили на Грин-Парк. Когда они останавливались там на пару недель, каждый день свежие цветы из Ковент-Гарден ждали ее у порога. Ему не требовался специальный повод, чтобы сделать ей подарок. Ему нравилось постоянно делать ей сюрпризы. Но когда были какие-то важные события, то его щедрость не знала границ. На пятую годовщину их брака он подарил ей свою собственную карету – чудесное ландо темно-синего цвета, отделанное серебряными листьями, и великолепную пару чистокровных лошадей.

Ее сестра, приехав в Рейлз и увидев эту карету, была восхищена и даже не скрывала своей зависти.

– Чарльз так щедр к тебе. Что касается Джорджа и его отношения ко мне, я должна сказать, он иногда бывает жадным. Он постоянно проверяет мои счета, и это довольно противно.

– Ты, видимо, иногда бываешь слишком расточительна.

– Ты можешь мне говорить все, что угодно, но я не собираюсь экономить, я не для этого выходила замуж за Джорджа. А ты, моя дорогая Кэт, – как ты можешь меня критиковать, когда у тебя такая роскошная коляска? Разве это не предмет роскоши?

– Ты так думаешь?

– Самое обидное, что большинство этих чудесных вещей… Ты даже как следует ими не пользуешься! – сказала Джинни.

В том, что Кэт сказала сестра, была большая доля правды. Ее вкусы и желания были достаточно просты, роскошь и лишние траты вызывали у нее иногда чувство вины. Она часто говорила об этом с Чарльзом, но он отметал ее возражения.

– Почему ты хочешь лишить меня удовольствия давать тебе то, что ты действительно заслуживаешь?! Я стараюсь возместить тебе то, что в юности ты была бедна.

– Ну, мы никогда не были по-настоящему бедными. И у нас всегда было все необходимое. Наше детство было счастливым. Мой отец позаботился об этом.

– Да, я знаю, и я постараюсь, чтобы ты всегда была счастлива.


Город Чардуэлл тоже считал его щедрым, и в 1852 году, когда умер его отец, Чарльз подарил Сейс-Хаус во владение городу, с тем чтобы там была организована библиотека и читальня, которую мог бы посещать всякий.

Кроме того, там был основан музей, картинная галерея и лекторий. На заседании Совета города мэр принял это пожертвование. Выразив благодарность за подарок, он предложил называть Сейс-Хаус институтом Чарльза Ярта, что и было единодушно принято членами Совета. Мэр также предложил написать портрет щедрого жертвователя, который бы висел на стене в главном зале института. Но это предложение не было поддержано большинством, потому что некоторые члены Совета восхищались далеко не всеми деяниями Чарльза Ярта. Они считали, что их старый мэр находится под слишком сильным влиянием Чарльза.

Существовала группа влиятельных суконщиков, которая старалась повлиять на решения Совета. И как-то даже произошел инцидент: член Совета Эдвард Клейтон предложил, чтобы «небольшая сумма денег была выделена на покупку колоды карт для тех, кто находится на другом конце стола заседаний, чтобы эти члены Совета могли чем-то заняться в то время, как на противоположном конце стола принимаются важные для города решения».

Ярт быстро и резко отреагировал на эту шутку, сказав:

– Мне кажется, что у нас слишком много шутников.

«Вестник Чардуэлла» после этого написал, что произошел «добродушный обмен мнениями, и что правление Совета весьма повеселилось».

– Ничего себе добродушный обмен мнениями! – сказал позже Эдвард Нэн и Мартину. – Я не чувствую никакой симпатии к Чарльзу Ярту, а он отвечает мне тем же. Чем скорее у нас в Совете появятся новые люди, тем мне это будет приятнее!

На следующий год во время выборов в Совет Эдвард Клейтон сохранил свое место, так же как доктор Дэвид Уайтсайдом и Чарльз Ярт. Там остались и другие три суконщика, которые поддерживали все его предложения. Мартин был одним из новых кандидатов, и, к его изумлению, он тоже был избран в Совет. Ему было двадцать четыре года, и было объявлено, что он стал одним из самых молодых членов Совета.

– И это прекрасно, – заявил Эдвард. – Ты сможешь нам помочь помешать этим суконщикам постоянно командовать на заседаниях Совета!

На этот раз на заседании обсуждался очередной проект Чарльза Ярта. Он хотел купить участок земли и разбить общественный парк, чтобы там могли отдыхать горожане.

Назвать парк было предложено именем королевы. Ярт предложил послать Ее Королевскому Величеству письмо с просьбой разрешить назвать парк ее именем и вместе с этим письмом великолепного тончайшего сукна, прославившего Чардуэлл. Ярт заявил, что для него будет честью представить такое сукно в подарок королеве, и что оно будет специально изготовлено на новом станке на его фабрике Хайнолт.

Во время предварительного обсуждения большинство членов Совета поддержало эту идею, но некоторые указали, что главной целью этого проекта было привлечь внимание Ее Королевского Величества к нуждам суконщиков. Все знали, что королеве нравится, когда разбивают парки. Член Совета Льюис Бекерман с фабрики Дейзи Бенк заявил, что все, способствующее развитию производства сукна, приносит пользу городу и что горожане только выиграют после претворения в жизнь этого проекта. Народ получит парк, где будет теннисный корт и эстрада для оркестра. В этот момент в дискуссию включился доктор Уайтсайд.