Уиллоу покачала головой, и спирали светлых кудрей запрыгали у ее лица.

— Нет, и не собиралась. Я здесь, чтобы сказать, что к Хьюму только что приехал один человек. Из города! И привез с собой большую книгу… и бумаги. Я не слышала, о чем они говорили, но дело, по которому он приехал, очень разозлило Хьюма.

У Шоны округлились глаза.

— Это был кто‑то из приходского начальства?

Уиллоу пожала плечами:

— Не знаю.

От волнения у Шоны участилось дыхание.

— Возможно. Может, Хьюм должен подписать бумаги, освобождающие нас от ученичества. Нам ведь вот‑вот стукнет двадцать один год.

Шона с нетерпением ждала того дня, когда они с Уиллоу выйдут из‑под опеки приходских властей. При том, что ей нравилось жить с Ионой и Хьюмом, находясь на обучении, Шоне не хватало свободы. Но в один прекрасный день они станут совершеннолетними и будут вольны жить и работать там, где им вздумается, не подчиняясь больше власти хозяина. Однако до этого благословенного дня оставалось еще три месяца, одиннадцать дней и четырнадцать часов.

Ее свобода была так близко, что она почти ощущала ее. Шона точно знала, чем они займутся. В день своего рождения они соберут вещи и вернутся в Шотландское нагорье, чтобы разыскать своего младшего брата Кэмрана. Если он еще жив.

Они не видели его с того дня. Его забрал бородач, а Шону и Уиллоу — человек, который их заклеймил. Его звали мистер Селдомридж, и никого более жестокого она не знала. Он наказывал их, заставляя стоять на коленях на ежевике, запирал с крысами в темном чулане. Они трижды убегали, трижды их ловили и каждый раз жестоко избивали. Спустя почти год им все же удалось сбежать от мистера Селдомриджа. Они бежали как можно дальше от Северного нагорья, как можно дальше на юг, почти до Торнхилла. Там они нашли приют в церковном приходе. Викарий дал им еду и кров. Хотя потом ему пришлось передать их под попечительство церковных властей, которые затем отправили их на обучение тем ремеслам, которые соответствовали их положению. Хьюм и Иона Финдли согласились взять обеих сестер и обучить их сельскому хозяйству и животноводству.

Шона не представляла, что стало с Кэмраном, но он был единственным из оставшихся у них родственников. Она должна была его найти. Шона опустила взгляд на тыльную сторону своей ладони. У него, как и у нее, был выжжен на руке этот знак «S», от слова «slaighteur», что значило — мошенник, вор, ненадежный человек. С таким клеймом найти работу или дружбу будет трудно. С другой стороны, поиск Кэмрана оно облегчало.

Уиллоу убрала с лица волосы за ухо.

— Я не знаю, кто был тот человек, но, очевидно, он обладает большой властью, потому что когда прибыла повозка Фаррагута, человек из города отправил его восвояси.

Шона нахмурила брови:

— Человек из города отправил повозку восвояси?

Уиллоу кивнула.

— Я хорошо его разглядела. Хьюм умолял его о чем‑то, но городской человек покачал головой. Потом я видела, как он вернулся в свою карету и уехал.

На лице Шоны отразилось удивление. Подобрав свою сумку, она вновь завязала ее на талии.

— Идем, поможешь мне перегнать стадо в загон. Я хочу выяснить, кто был этот человек.

Уиллоу покачала головой:

— Хьюм очень недоволен тобой. На твоем месте, Шона, я бы держалась от него подальше. Спрятав овец, ты нажила себе кучу проблем, и до конца жизни тебе их не решить.

Шона устремила взгляд на горизонт. Проблемы — да, но не до конца жизни — это точно. Всего три месяца, одиннадцать дней и четырнадцать часов.


К удивлению Шоны, Хьюм не упрекнул ее в том, что она спрятала овец от ножа мясника. На самом деле он вообще не искал ее и провел весь день в доме, вдали от фермы. Даже разговорчивая Иона словно язык проглотила и по поводу визита странного утреннего гостя хранила несвойственное ей молчание.

Всю ночь и следующее утро лил дождь. У Уиллоу начался насморк. Она всю ночь сопела и чихала. Когда утром в половине пятого они проснулись, ее глаза опухли, превратившись в щелочки, а нос приобрел цвет лосося. Но по крайней мере ее не мучили ночные кошмары.

Шона, нагнувшись к сестре, коснулась щекой ее лба.

— Жара у тебя, к счастью, нет. Но сегодня тебе лучше оставаться в постели.

— Нет. Все будет хорошо, хотя выгляжу я неважно.

— Не хуже, чем обычно, — пошутила Шона. — Все же мне не хотелось бы, чтобы ты начала еще и кашлять. Поспи еще. Я подою скотину и принесу тебе чай.

Уиллоу сбросила с себя одеяло.

— Я не позволю тебе работать за двоих. К тому же мой черед доить.

Шона, ощутив укор совести, не могла не испытать облегчения при мысли, что доить одной не придется. Это была изнурительная, однообразная работа, от которой болела спина и делать которую приходилось дважды в день — на рассвете и вечером. На каждую корову уходило около двадцати минут, а их было три. А еще были козы, семнадцать штук. Им и двоим работы хватало с избытком, а одной Шоне пришлось бы трудиться весь день.

Не успела Шона что‑либо возразить, как Уиллоу умылась и оделась. Уиллоу в отличие от Шоны, похоже, не очень обременяла спокойная, требующая терпения работа. В то время как Шона предпочла бы лучше плуг таскать по каменистому полю, чем доить скотину. Коровы были странными, непостижимыми созданиями. Доить их было бы легче сзади, но выглядели они с тыла не слишком привлекательно. К тому же это было чревато опасностью. Пришлось бы уклоняться не только от копыт, но и еще кое от чего другого.

Шона подошла к сестре, чтобы завязать ей фартук.

— Хорошо, можешь заняться дойкой… но только оставайся в коровнике. Дождь льет как из ведра, и я не хочу, чтобы ты промокла. Я сама пригоню коров и коз с поля. Договорились?

Уиллоу фыркнула, но согласилась.

Утро стало для Шоны в два раза длиннее. Мокрое платье липло к телу, пока она гоняла коз по одной из загона на ферму. Пока Уиллоу их доила, Шона выполняла другую работу. Убирала навоз из конюшен, меняла подстилку на свежее сухое сено, собирала яйца, таскала из ручья воду. К полудню, хотя дождь почти прекратился, она буквально валилась с ног от усталости.

Запрягая Генерала в повозку, Шона увидела, что к ферме приближается карета. Нахмурив брови, она направилась к дверям конюшни. Хьюма и Иону так редко навещали гости, что ожидаемые новости могли быть либо очень хорошими, либо очень плохими.

Из кухонного двора в стойло вбежала Уиллоу.

— Шона! Это та карета, которая приезжала вчера! Человек из города… он вернулся! — Она указала на карету за спиной Шоны.

Это был элегантный экипаж, не похожий на те, которые встречались в этой части Дамфрисшира. Из черной лакированной коляски вышел пожилой джентльмен. Тонкого телосложения, он двигался легко и целеустремленно, хотя его волосы уже стали белыми, как снег. Одет он был в клетчатую куртку, жилет и плотно облегающие клетчатые штаны. Под мышкой он держал большую плоскую книгу.

Шона сделала шаг к подъездной дорожке, но Уиллоу схватила ее за руку:

— Куда ты направляешься?

— Хочу выяснить, кто он такой.

— Что, если он от мистера Селдомриджа?

Большие зеленые глаза Уиллоу в страхе прищурились.

Но жажда мести придала Шоне твердости. В конце концов, она больше не была испуганной восьмилетней девочкой. Более того, ей очень хотелось снова встретиться с этим чудовищем.

— Есть только один способ это выяснить, — произнесла она, вытирая руки о мокрый фартук.

Спрятав их за спину, Шона вышла из конюшни и встала перед упряжкой лошадей.

— Добрый день.

Человек повернулся к ней и коснулся шляпы.

— Добрый день, барышня. Вы не могли бы привести мистера Хьюма Финдли?

— Да. А кто его спрашивает?

— Хорас Хартопп. Управляющий нового лорда Балленкриффа.

Шона чуть‑чуть расслабилась и повернулась, чтобы пойти позвать Хьюма, но тот уже шел встречать гостя.

— Мистер Хартопп! Я пил чай. Вы приехали немного раньше, чем я ожидал, сэр.

Пожилой джентльмен протянул руку.

— Прошу прощения, но у Балленкриффа после обеда дела безотлагательной важности, и он надеется уладить деловые отношения со своими арендаторами как можно быстрее.

— Боюсь, я не смог наскрести сумму, достаточную для уплаты долга. Не сможет ли он продлить мне срок для уплаты?

Пожилой джентльмен махнул рукой.

— Мы уже обсуждали это вчера, мистер Финдли. Вы и без того задолжали уже за восемнадцать месяцев. Я выслал вам предупреждение о сборе денег еще полгода назад. Балленкрифф приехал в имение, чтобы заняться его управлением, и он не позволит своим арендаторам проживать на его землях даром.

— Мы не виноваты в том, что имение оставалось без присмотра все эти полтора года после смерти старого лорда. Никто не приезжал взимать ренту.

— Тем больше у меня оснований ожидать от вас получения денег, оставшихся от продажи прошлогоднего урожая.

— Нет, сэр. Мы вложили эти деньги в развитие фермы. Купили новый плуг и лошадь посильнее. Мы меняем посевные культуры, что требует дополнительного возделывания пашни и удобрения.

Мистер Хартопп приклеил к лицу фальшивую улыбку:

— Я ценю ваши старания по улучшению земли, мистер Финдли, но факт остается фактом: рента должна быть уплачена.

— Нам нужно больше времени, чтобы рассчитаться с долгом, мистер Хартопп. Лорд не может подождать до нового урожая?

— Вы можете подождать урожая, чтобы рассчитаться с долгом за этот год. Но как я уже сказал вам вчера, ренту за прошедший год Балленкрифф должен получить сейчас.

— Я собирался вчера продать всех своих овец… вы хотя бы сказали господину, что не дали мне это сделать?

Мистер Хартопп покачал головой:

— Вы давным‑давно должны были продать свою скотину. Как новый управляющий лорда, я не могу допустить, чтобы вы скрылись с выручкой. Вы опоздали. И теперь лорд имеет полное право конфисковать эту землю за неуплату ренты.