Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Он обнял ее и сжал так, что ее ноги оторвались от земли и она повисла на его руках.

Этот поцелуй уже не был пробным, скромным и сдержанным, как первый. Это было признание в чувствах, смелое и исполненное нетерпения. Скользя губами по его губам, она уловила вкус клубники, который они еще хранили. Ее сердце вновь затрепетало, отбивая быстрое стаккато и побуждая ее показать ему, как сильно он ей нравится. Впервые в жизни она вдруг ощутила себя нужной. Он знал все ее недостатки и все же испытывал к ней симпатию.

Она чувствовала себя свободной и дикой, и ее тело реагировало так же. Ее жар, должно быть, передался ему. Коналл потянул ее за волосы, наклонив вбок ее голову, и начал покрывать поцелуями ее шею. От его пылких поцелуев у нее мурашки побежали по телу. Шона распластала руки по каменной стене моста. Шероховатость камня царапала ее ладони. Контраст горячих прикосновений его языка и прохладного ветра сводил ее с ума.

Его губы скользнули к основанию ее шеи. Его густые волосы щекотали ее кожу. Его большая ладонь оторвалась от ее талии и распласталась на ее груди, зажигая ее искрами более глубокой страсти.

Коналл выпрямился и яростно прильнул к ее губам. И тут она его почувствовала. Его желание и страсть, отчего совсем потеряла рассудок. Солнце над головой, бурные воды внизу, буйство природы вокруг… и могучий зверь в ее руках. Ее тело с барабанным боем устремилось к усладе, и она не имела сил ему воспрепятствовать.

Коналл отпрянул. Его глаза туманила пелена неосуществленного желания.

— Идем со мной, — сказал он и, не дожидаясь ее ответа, потянул за руку к заброшенному караульному домику.

Дернув покосившуюся дверь, он втащил Шону внутрь. В темной, без окон, комнате она сначала ничего не видела, но когда ее глаза привыкли к темноте, то смогла четко различать предметы. Помещение представляло собой кухню и гостиную с камином у стены и спиральной лестницей, ведущей наверх, где, несомненно, находилась спальня. Комната была завалена обломками забытой мебели, как какой‑нибудь заброшенный чердак.

Коналл принялся расчищать стол. Шона подошла к нему сзади и обняла за грудь.

— Уютное гнездышко для двоих.

Он сбросил на пол пустую птичью клетку.

— Немного тесновато, но сойдет.

Она шаловливо улыбнулась, и ее руки заскользили по его торсу вниз, туда, где натянулась ткань брюк.

— Глупости. Хватит места для курочки и ее петушка.

Он замер, и она почувствовала, как от ее прикосновения у него расширилась грудь и заходила ходуном.

— Господи, да ты бесстыдная девка. Иди сюда.

Он оторвал ее от пола и уложил на стол. Шона раздвинула ноги, и он втиснулся между ними. Она улыбнулась. От его выдержанности не осталось и следа. Сомкнув челюсти в стальной решимости, он изо всех сил старался оттянуть удовлетворение. Хотя она и сама дрожала от желания, но не улыбаться не могла.

— Почему ты смеешься? — спросил он.

— Мне смешно видеть, как животный инстинкт берет верх над разумом, — ответила Шона.

Складка у его рта углубилась.

— Если хочешь животное, то животное и получишь.

Он откинул назад ее волосы, обнажая шею. От его обжигающего дыхания у нее по телу побежали мурашки.

Заключив в ладони его гладковыбритые щеки, она поцеловала его в губы, наслаждаясь запахом его дыхания. Сочетание вина и ягод будоражило, воспламеняло ее чувства. Теперь они говорили на общем языке, хорошо понимая желание другого. Она чувствовала между ног его набухшую, тугую, рвущуюся наружу плоть.

Коналл потянул за тесемки ее шнуровки на спине.

— Я хотел тебя с первого момента, как увидел, — прошептал он ей на ухо. — Промокшая насквозь, грязная от работы, сгусток шипения и злости. С тех пор, как бы ты себя ни вела, во что бы ни была одета, я всегда буду видеть ту злючку под дождем.

То, что Коналл воспылал к ней желанием в ту первую встречу, когда она выглядела как пугало, наполнило Шону безграничным счастьем.

Свершилось. Она навеки отдала ему свое сердце. И не было никакой возможности получить его обратно.

Он поцеловал ее улыбающиеся губы. Корсет платья распустился, и Коналл стянул его вниз. Под платьем оказалась тонкая, как паутина, сорочка. Его теплая ладонь легла ей на грудь, и он осторожно погладил сосок.

От прилива вожделения ее лоно разрывалось от боли, и она почувствовала, что промокла, как будто ее тело рыдало от тоски по нему. От могучих вод, бурливших внизу, рокот которых доносился сквозь толщу древних стен, стол слегка вибрировал.

Коналл расстегнул брюки, выпуская на волю своего зверя, могучего и голодного. Даже в темноте Шона могла оценить его внушительный размер и красоту.

— Мне будет больно?

— Больно отчего?

— От нашего совокупления.

Он издал смешок.

— Поверь, мне больно не будет. — Вдруг его брови сошлись на переносице. — А почему тебе должно быть больно?

— Я слышала, что такое бывает. Ладно, посмотрим. Иди ко мне, Коналл.

Он слегка отодвинулся:

— Постой. Это твой первый раз?..

— Да. И я рада, что это будет с тобой. — Его улыбка померкла. — В чем дело, Коналл?

Он сжал челюсти и попятился.

— Я думал, ты… Я был уверен, что ты уже не девственница.

— Через несколько мгновений уже не буду, — сказала Шона с улыбкой. — Иди ко мне, милый.

Он начал застегиваться.

— Что ты делаешь? Почему остановился? Я сделала что‑то не так?

— Нет, — покачал он головой. — Я сделал. Я… снова допустил ошибочное предположение.

— Какое предположение?

— Что у тебя уже был мужчина.

— И что с того, если еще не было? — Шона пришла в негодование. — Я всю жизнь провела на ферме и поверь, знаю, как совокупляются разные твари.

Он усмехнулся. Его щеки горели.

— Знаешь, значит.

— Что от меня требуется? Я научусь. Научи меня.

— Нет. — Он сел рядом с ней на стол, растирая лицо. — Это код джентльмена. Джентльмен никогда не лишит девушку девственности, если она не принадлежит ему. И пока этого не скажет викарий, Шона Макаслан. Ты — не моя.

Шона не знала, как себя вести и что делать, чтобы утихомирить яростное желание своего молодого тела. Но инстинкт говорил громче протокола.

— Может, скоро стану. Возьми меня, Коналл. Пожалуйста. Я хочу тебя.

Он криво улыбнулся и обнял ладонью ее лицо.

— Ладно. Раз ты уже знаешь, как совокупляются твари, давай покажу тебе, как это делают любовники.

Он поцеловал ее, снова прижавшись к ее телу. Здесь, в этом забытом богом месте, казалось, что, кроме них двоих, в этом мире больше никого не существует. И все же с ним она чувствовала себя в безопасности. Каких бы правил он ни придерживался, он мог нарушить их, и никто бы не узнал об этом, тем более она. Но этот замечательный человек оставался верен себе даже при отсутствии свидетелей.

Медленно он стянул вниз ее сорочку. От движения ткани ожил ее сосок, и, когда обнажился, Коналл взял его в рот. Она застонала. Это было все равно, что попытаться затушить свечу керосином. Вместо того чтобы утолить порочное желание, он своими действиями воспламенил ее еще сильнее.

Внутренний пожар набирал силу. У нее сбилось дыхание, но это лишь добавило масла в огонь. Готовая соединиться с ним, Шона приподняла ногу, показывая свою готовность и облегчая ему доступ. Но он снова огорчил ее, отпрянув. Шона жалобно застонала. Коналл опустился на колени среди разбросанных по полу пустых клетей и подсвечников.

Зачарованная, она смотрела, как он поцеловал свод ее обутой стопы, затем приподнял подол ее выходного платья и поцеловал внутреннюю сторону обтянутой чулком щиколотки. Другая его рука скользнула под юбку и нащупала ее колено. Только ничего этого Шона не видела. Мешал вскинутый подол ее платья. Его невидимые руки исполняли свою секретную работу. И что за волшебные ощущения они вызывали!

Она думала, что сейчас он встанет и обнажит свою плоть. Но ничего этого не случилось. Он целовал ее колени, затем бедра над подвязками, потом поднялся выше…

Шона остановила его рукой:

— Что ты делаешь?

— Хочу поцеловать тебя, — усмехнулся Коналл.

Она изумленно разинула рот:

— Прямо туда?

От его глаз разбежались паутинки морщинок.

— Ага, — подтвердил он. — Обещаю, тебе это понравится.

Шона покачала головой, и на ее голую грудь упала прядка волос.

— Но это не… как ты можешь… не думаю, что…

— Ш‑ш‑ш. Позволь показать, как это будет.

От такой странности у Шоны закружилась голова. Эта часть женского тела предназначалась для такой же части мужского тела. Ей казалось неприличным, что он увидит эту часть ее тела так близко. А чтобы приложиться к ней ртом? Она не была уверена, что эта идея ее прельщает. Когда он вновь приблизил к ней лицо, Шона решила сказать ему об этом…

…И только взвизгнула, когда его мягкие губы коснулись той части ее существа, что изнывала от томления страсти, причиняя ей страдания. Он тем временем прижал ладони к ее бедрам, предлагая раздвинуть ноги.

Испытывая странные ощущения, но далекие от неприятных, Шона безвольно подчинилась. Внезапно его губы сомкнулись вокруг ее ядра, заставив ахнуть.

Все ее тело наполнилось жизнью. И в мозгу билась лишь одна мысль: «Еще».

Царапая ногтями ветхую поверхность стола, она чувствовала голой спиной холод каменной стены, но никакие другие ощущения не могли затмить то, что он дарил ей там.

Коналл работал языком, как пальцем. Видя лишь его светлую макушку, она могла только догадываться, что он делает. Но когда в ней начало разрастаться желание, новизна и удивление отошли на второй план. Ее тело теперь требовало удовлетворения. Чувствуя приближение кульминации, она запустила руки ему в волосы и инстинктивно направляла туда, где больше всего нуждалась в его прикосновениях. К счастью, он знал, что делать. От его языка по ее телу распространился пульсирующий огонь.