Елена Езерская - Уроки судьбы

— Пусть попробует!

— Мне бы твою уверенность, — покачал головой Андрей. — Но ты взрослый человек и мой друг, и я не вправе указывать тебе, как и что делать в этом случае.

— А я и не спрашивал совета. Я приехал сообщить тебе о том, что встретил Ольгу, и сейчас она находится в моем доме. Я хотел, чтобы ты понимал, почему это вышло.

— Не надо так, Владимир… Ты поссорился только с Лизой. Не все Долгорукие тебе враги…

Когда Корф вежливо, но холодно откланялся, Андрей вернулся в гостиную. Наташа и Соня по-прежнему сидели на диване и рассматривали семейные реликвии.

— Угадайте — чей это первый локон? — играя, спрашивала Соня.

— Лизы. Не угадала? Твой?

— Андрея. В детстве он был светлее.

— В детстве, наверное, он был премилым ребеночком?

— Да, но очень упрямым, — пояснила Соня. — А кого вы хотите первым — девочку или мальчика?

— Девочку, — улыбнулась Наташа.

— Мальчика, — поправил ее Андрей, с умилением наблюдавший от двери эту сцену.

— Девочку! — поддержала Наташу Соня.

— Вот выйдешь замуж, тогда и командуй! — шутливо нахмурился Андрей.

— Вот и выйду! — воскликнула Соня. — И прежде тебя!

— А вот это ты хватила, сестренка! — Андрей по-учительски погрозил ей пальцем. — Лучше проведай Лизу, она опять плакала.

— И почему я не могу быть там, где все хорошо? Почему меня обязательно надо отправлять на выручку к несчастным?

— Потому.., потому… — Андрей не нашелся, что ответить сестре.

— Не надо ничего придумывать, — надулась Соня. — Лучше бы ты честно признался, что хочешь быть с невестой наедине.

— Устами младенца… — рассмеялся Андрей.

— Он все время меня дразнит! — шутливо пожаловалась Наташе Соня.

— Но это любя, сестрица, — ласково сказал Андрей.

— Так я тебе и поверила! Наташу ты тоже любишь, но никогда над ней не подшучиваешь!

— Подожди, вот поженимся… — Андрей сделал многозначительную паузу.

Соня фыркнула и ушла, демонстративно закрыв за собою двери.

— Странно, — мягко сказал Андрей, обращаясь к Наташе, — мне кажется, что мы уже женаты, женаты давно и бесконечно счастливы.

— Я чувствую то же самое, — кивнула она. — Но, знаешь, это меня совсем не пугает.

— А почему счастье должно пугать? — удивился ее настроению Андрей.

— Не знаю, — тихо ответила Наташа, — и не пойму, что чувствую. Как будто ты собираешься покинуть меня…

— Но я действительно намерен уехать… Нет-нет! Не волнуйся! Я решил отправиться ко двору, чтобы лично просить императора о снисхождении для Лизы. Жаль, что отец еще не совсем здоров, пока он не готов перенести столь утомительную поездку. Да и я не хотел бы оставлять маменьку только на твое попечение, а Соня еще маленькая, она не в счет.

— А как же Лиза?

— Она поедет со мной. Быть может, ей удастся развеяться, и эта поездка принесет ей счастье.

— Как скоро ты вернешься?

— Так скоро, как ты этого захочешь. Тебе надо только посильнее позвать меня, и я тотчас прилечу на твой зов.

— Нет, не спеши, — Наташа обняла его, — помоги Лизе. Ты прав, нам трудно будет чувствовать себя счастливыми, когда твоя сестра лишена простых человеческих радостей.

— Ты у меня такая добрая…

— «Милая Анна! Я живу в доме, в котором все еще звучит ваш голос, и, каждый раз отворяя двери в библиотеку, я надеюсь увидеть вас у окна с излюбленным букетом полевых цветов!» А вы настоящий поэт, барон! Сколько лирики, сколько чувства! А еще говорите, что равнодушны к ней! — насмешливо сказала Ольга, размахивая перед лицом Корфа письмом, которое он не успел дописать в то утро.

— Вас не учили, что рыться в чужих бумагах и читать чужие письма нехорошо?! — закричал Владимир, бросаясь к пей, чтобы выхватить из рук Ольги заветный листочек.

— Оно само упало мне под ноги, и я не смогла перебороть любопытство, — , хищно улыбнулась Ольга, отбегая в другой угол библиотеки. — Впрочем, я нисколько не стесняюсь своего дурного поступка. Вы обманывали меня! Ваша любовь к Анне не исчезла!

— Мои чувства вас не касаются! — Владимир, наконец, настиг Калиновскую и отнял письмо.

— Так же, как и вас — мои! — воскликнула она, растирая запястье, онемевшее после железной хватки Корфа. — Я собираюсь увидеться с Александром и уезжаю в Петербург! Завтра же!

— А если эта встреча разочарует вас? Опять попытаетесь сделать то, что сегодня не получилось? — криво усмехнулся Корф.

— Не беспокойтесь! — Ольга высокомерно взглянула на него. — Я выберу для этого другое место — не ваш дом и не вашу землю.

— Отчего же — милости просим! — шутовски поклонился ей Владимир. — Буду рад вам помочь и устрою роскошные похороны!

— Буду счастлива доставить вам побольше хлопот!

— Довольно! — вдруг рассердился Корф. — Хорошо, вы отправитесь в Петербург, и я поеду с вами.

— Боитесь, что без разносолов вашей кухарки Анна умрет там с голоду?

— О чем вы?

— Не стоит лгать мне, барон! — голос Ольги даже зазвенел от возмущения. — Вы — такой же, как и я! Вас гонит в Петербург та лее причина, что не дает спокойно спать и мне.

— Не понимаю, о чем вы… — смутился Корф.

— О том, что ни вы, ни я не думаем ни о ком, кроме себя, и никакие другие чувства, кроме собственных, нас не волнуют.

— Вы сошли с ума!

— Нет-нет, вам правится мучаться, — азартно доказывала ему Ольга. — Вы — воин, вам скучно без борьбы. А сейчас линия фронта переместилась в Петербург. Вот вас и тянет на передовую!

— Однако последствия этой войны для каждого из нас могут быть разными.

— Не поверю, что вы готовы к поражению.

— Поражение ожидает вас! — тон Корфа стал почти судейским.

— Нет-нет, я не сомневаюсь в чувствах Александра. А вот вы… — самодовольно улыбнулась Ольга. — Вы можете только надеяться на взаимность Анны.

— По крайней мере, за это мне не грозит арест и ссылка в Польшу.

— Слывете ловеласом и совершенно не знаете женщин!

— Эти слухи явно преувеличены, — нахмурился Корф.

— Так докажите это! Помогите мне! Помогите себе! — Ольга не выдержала и принялась размахивать руками, как будто взывала к Небесам.

— Один раз я уже рисковал ради вас жизнью…

— Жаль. Я могла бы помочь вам сблизиться с Анной.

— Каким же образом? — растерялся Владимир.

— Ревность, — вкрадчивым тоном сказала Ольга. — Ревность — великий двигатель любви. Обратите на меня внимание, а я вам подыграю. Анна подумает, что у нас роман. Станет ревновать и проявит к вам свои настоящие чувства.

— Я — весьма посредственный актер.

— Любовь творит чудеса.

— И каковы же ваши условия? — после непродолжительной паузы выдохнул Корф.

Ольга подошла к нему и зашептала, почти касаясь губами его лица.

— Вы должны оказать мне услугу…

Дни, прошедшие с момента удаления от двора княжны Репниной, отправленной в имение к своему жениху, принцесса Мария провела в усердных попытках занять хотя бы чем-то ту пустоту, что образовалась в ее душе с отъездом Наташи, успевшей легко и незаметно за столь короткое время стать ей и подругой, и покровительницей. Мария с тоской вспоминала непринужденность и сердечность своей первой русской фрейлины, помогавшей принцессе во всем — от выбора платья до тонкостей русской речи.

Ныне приставленная к Марии Нарышкина тоже претендовала на роль наперсницы, но вела себя то вызывающе бесцеремонно, то столь откровенно подобострастно, что у принцессы не было и тени сомнения в лицемерности этой особы. Мария была уверена, что более не может полагаться на доверительность в разговорах и проявление своих эмоций. Нарышкина подмечала все перемены в ее настроении, но утешения фрейлины звучали столь приторно и выспренно, что казались, скорее, насмешкой над чувствительностью принцессы, чем подлинным сопереживанием.

И по тому, с каким вниманием Екатерина вслушивалась в запале сказанные слова своей будущей государыни, Мария подозревала, что все они запоминаются и доносятся. Кому? Скорее всего — императрице, которая так и не смирилась с выбором сына. Но Мария не исключала, что у княжны есть и более высокий покровитель — слишком уж заметной была вседозволенность ее действий. И однажды принцесса сравнила свое пребывание в Зимнем дворце с домашним заточением — мнимой свободой под неусыпным присмотром красивой и хитрой надзирательницы.

Отъезд Наташи повлиял и на Александра, непредсказуемость которого угнетала Марию. Иногда он вдруг становился мрачен и шутил до обидного резко, а то — оживал на глазах и веселился с азартом, совсем не свойственным его возрасту и положению. Нарышкину Александр избегал, а так как она неотступно следовала за принцессой, то его появления в комнате Марии сократились до присутственных встреч — по-протокольному холодных и безрадостных.

Поначалу Мария надеялась, что Александр просто бережет от посторонних глаз дорогие ему чувства, но потом задумалась: а были ли они, эти чувства, и если да, то она ли — предмет их направленности?

Вчера, правда, вернулся Жуковский, но и он появился как-то наспех — с обычной для него вежливостью и с необычной встревоженностью во взгляде. Его, казалось, что-то угнетало, но поделиться своими мыслями Жуковский явно был не намерен. Наоборот, отводил глаза в сторону и как будто старался ободрить Марию интонациями и жестами. Его забота ей всегда была приятна, но никогда прежде это внимание не скрывало какую-то тайну и не вызывало столь очевидной обеспокоенности.

А по мере приближения приема с послами иностранных государств, где Марию должны были впервые представить двору и посольскому корпусу в качестве невесты наследника престола, это напряжение росло, отнимая у хрупкой принцессы остатки здоровья и вконец изматывая ее мужество. Разглядывая себя по утрам в зеркало, Мария каждое следующее утро находила у себя на лице следы этих волнений — круги под глазами потемнели и образовали уже заметные невооруженным взглядом различимые припухлости, некрасиво выделялся рот, и резко обозначились скулы.