— Ох! — Карла присела на туалетный столик и привалилась спиной к зеркалу. — Дорогая, мне с самого начала казалось, что ничем хорошим это не кончится. От таких, как Хансен, добра не жди.

— Ты не права, — возразила Иззи, удивив подругу. — Он хороший человек, даже слишком. Мне пришлось соперничать не с его женой, а с семьей, с детьми, теперь я это понимаю. Я не хотела и не хочу отвоевывать у них его любовь. Если бы Джо не был предан семье, он не был бы тем мужчиной, которого я полюбила. А Джо боготворит свою семью, и… он достоин любви. — Иззи всхлипнула и уткнулась носом в платок. — У нас с ним нет будущего, и не потому, что он спал с Элизабет. Джо не готов оставить семью, что бы он там ни говорил. Если он все же уйдет от жены, то никогда себе этого не простит, и нам придется жить с чувством вины.

— Призраки первого брака? — вздохнула Карла.

— Да, три человека, которых Джо любит больше всего на свете, станут думать, что он их бросил. Он не сможет с этим жить, и я тоже.

— Значит, все кончено? Ты ему сказала?

— Послала письмо по электронной почте.

Карла поморщилась.

— Наверное, так лучше всего. Он бы выпил из тебя всю кровь при встрече, это точно.

Иззи вымученно улыбнулась в ответ.

— Согласись, возраст тоже играет роль, — обратилась Иззи к Карле вечером в такси, по дороге домой. Остаток дня прошел словно в полусне. Иззи пыталась заниматься делами и не отвечала на телефонные звонки, боясь, что позвонит Джо.

— Вовсе нет, — откликнулась Карла в своей привычной манере, но Иззи ее перебила.

— Нет, играет, — не согласилась она. — С возрастом женщина лишается возможности иметь детей.

— А как насчет Мадонны? — вскинулась Карла. — Сколько ей было, когда она родила? Многие кинозвезды поздно заводят детей.

— О да, — вздохнула Иззи, — но на каждую кинозвезду, родившую ребенка, приходится четыреста обыкновенных женщин, оставшихся бездетными. Мы слышим только об успешных попытках, Карла, а о неудачах ничего не знаем. У большинства женщин есть мужчины — мужья, любовники, хоть кто-то. А кто у меня? Никого. Даже когда решаешься на искусственное оплодотворение, должен быть кто-то рядом, чтобы заботиться о тебе во время беременности, переживать вместе с тобой, охать и ахать. А у меня никого нет. Я совершенно одна.

— А друзья, значит, не в счет? — возмутилась Карла, нарочно притворяясь обиженной.

— Ну что ты, я вовсе не это имела в виду, — поспешно исправилась Иззи. — Просто я не понимаю, как можно в одиночку завести ребенка. Нужно, чтобы кто-то был рядом. В конце концов, нужен мужчина, чтобы дать сперму. А как же иначе? Воспользоваться донорской?

— И что тут такого? Многие так и делают.

— Ну да, это просто и надежно, но что потом сказать ребенку? «Кстати, детка, твой папа — пробирка номер 453»? Извини, но, по-моему, это только создает лишние сложности. Если банк спермы — единственный выход, что ж, значит, так тому и быть, но, согласись, куда естественнее завести себе парня, заняться с ним любовью и забеременеть. Тогда по крайней мере не придется стоять перед дилеммой, что сказать детям в будущем. «Знаете, дорогие, мы с пробиркой искренне любили друг друга».

— Ты говоришь так, словно уже потерпела поражение. — Карла недовольно нахмурилась. — Никогда не думала, что ты превратишься в одну из тех помешанных на материнстве женщин, которые только и знают, что хнычут, как они несчастны. Что тебе мешает завести ребенка, если есть желание?

— А ты сама не мечтала о ребенке? Тебе не хотелось стать матерью?

Карла покачала головой:

— Нет. И слава Богу, я видела, что делаете людьми эта одержимость. Не знала, что для тебя это так важно, Иззи.

— Раньше я не слишком об этом задумывалась, — с горечью призналась Иззи. — Мне казалось, что всему придет свой срок. Что я еще успею влюбиться и родить ребенка, что в запасе еще уйма времени, и я еще молода. Вот и дождалась.

— Тридцать девять — это не так уж много.

— В будущем месяце мне стукнет сорок, — поправила подругу Иззи. — Мне горько из-за Джо. Жалко себя и его. Когда подводишь черту, бывает больно. Но нужно через это пройти. Сейчас я оплакиваю прошлое, прощаюсь с надеждой найти свою любовь и завести детей. Я знаю, это конец, но смириться нелегко.

Такси остановилось у дома Карлы.

— Забудь о нем, — сказала Карла на прощание. — Он тебя не стоит. Ты многого успела достичь в жизни, подумай лучше об этом. Мы наконец открыли свое дело, у нас масса планов, это самое замечательное время нашей жизни.

Иззи кивнула. Карла была права. «Силвер — Уэбб» набирало обороты, и профессиональная карьера Иззи складывалась успешно, но в личной жизни она потерпела поражение.

Все самое важное, что представлялось ей незыблемым, треснуло по швам и расползлось, как ветхая ткань. Бабушка лежала в коме, а надежда обрести семью и детей оказалась иллюзорной.

— Да, все верно, — отозвалась она, ради Карлы стараясь придать голосу бодрость. — Все будет хорошо, главное — захотеть. Притворись птицей, и у тебя вырастут крылья, так?

— Вот именно! — улыбнулась Карла. — Это следует взять на вооружение. Притворись птицей, и у тебя вырастут крылья.

Иззи успела отпустить такси, когда заметила Джо, сидящего на лестнице перед ее подъездом.

«О Господи, он здесь. Только не это». Видеть его сейчас было невыносимо.

— Иззи!

Всегда уверенный и властный голос Джо звучал непривычно глухо.

— Я не могу говорить с тобой, Джо, — сказала Иззи. — Пожалуйста, уходи.

— Я не уйду, выслушай меня, — попросил он. — Прости, прости меня за Кэролайн и ребенка, прости за все, что я тебе наговорил…

Иззи остановила его жестом. Она знала, как следует поступить, и никакие уговоры Джо не в силах были изменить ее решение. Все было кончено. Теперь она хотела лишь одного: чтобы он ушел.

— Джо, — проговорила она, борясь со слезами. — Я прошу тебя уйти. Мы бы никогда не были счастливы вместе. Ты бы вечно терзался чувством вины из-за своих мальчиков, а я не смогла бы тебе простить, что так и не стала матерью. Ну как ты не понимаешь? У нас нет будущего. Мы бы только измучили друг друга и твоих близких. В конце концов, ты возненавидел бы меня. Уходи. Оставь меня в покое. Возвращайся к своей семье. Ведь на самом деле именно этого ты и хочешь.

— Нет! — яростно выкрикнул Джо.

— Да, — мягко возразила Иззи. Ей вдруг стало жалко Джо: он все еще боролся, пытался что-то доказать ей и себе самому. К чему? Джо принадлежал семье, не Иззи. Он давно сделал свой выбор, но не желал это признать. Невозможно обладать всем. — Я отпускаю тебя, Джо. Ради нас обоих. Пожалуйста, уходи, — взмолилась она.

Он замер в нерешительности, и в это мгновение Иззи поняла, что победила. Победила — и потеряла Джо.

— Но…

— Никаких «но», — отрезала она.

Джо шагнул в сторону, уступая ей дорогу. Иззи взбежала по лестнице, трясущимися пальцами нашарила в сумке ключ и вставила в замочную скважину.

— Прощай, Джо, — сказала она и, не обернувшись, толкнула дверь.

В квартире Иззи привалилась спиной к двери и закрыла лицо руками. Ей хотелось заплакать, но слез не было. «Может быть, позже», — устало подумала она. В конце концов, впереди у нее целая вечность. Целая вечность, чтобы плакать в одиночестве.

 

Глава 23


По дороге домой Ивонна трещала без умолку, словно боялась, что стоит ее словесному потоку иссякнуть, как неизбежно придется обсуждать запретную тему — попытку Аннелизе покончить с собой. «Наверное, нечто подобное испытывает раковый больной, — подумала Аннелизе. — Все вокруг отчаянно пытаются не упоминать об «этом», хотя сам бедняга не прочь поговорить о болезни, которая стала частью его жизни и, разумеется, занимает его мысли».

Ивонна рассказала, что в благотворительной лавке разразился страшный переполох, когда среди вещей обнаружилась драгоценная сумка «Эрме».

— Я бы не узнала сумку от «Эрме», даже если бы уткнулась в нее носом, — возбужденно выпалила она, — но это точно «Эрме». Мы поставили ее на самое видное место.

Аннелизе смутно припомнила, что такие сумки стоят тысячи.

— И почем вы ее продаете? — поинтересовалась она.

— Четыре тысячи евро, — с готовностью откликнулась Ивонна. — По-моему, мы еще ничего не выставляли на продажу за четыре тысячи, если не считать газонокосилки.

Другая тема, которую Ивонна посчитала подходящей для беседы с «бедняжкой Аннелизе», касалась приближающейся осенней ярмарки на Харбор-сквер. Ярмарка должна была открыться в ближайшую субботу и продлиться чуть больше недели. Дочь Ивонны несколько месяцев готовилась к этому событию — мастерила хрустальные сережки, которые собиралась продавать с лотка. Ивонна помогала ей, хотя не особенно одобряла увлечение дочери и считала, что Катрионе стоило получить приличное образование в колледже, а не тратить время на возню с малюсенькими хрустальными бусинками и ювелирной проволокой.

— Ну что тут скажешь? — посетовала она. — Мне приходится твердить: «Молодец, Катриона, у тебя славно получается, дорогая». Моя мать дала бы мне полбу и велела бы искать нормальную работу, если бы увидела, что я занимаюсь подобной ерундой. У Катрионы пять высших оценок в аттестате! Но в наши дни все по-другому, родителям приходится несладко.

После этого Ивонна переключилась на новую захватывающую тему.

— Милая Джоди из соседнего дома беременна!

— Это замечательно, — порадовалась Аннелизе. Джоди приходила ее навестить, принесла журналы и шоколад. Она была одной из немногих, кто не испытывал странной скованности и смущения, оказавшись в психиатрическом отделении больницы.

Большинство старых знакомых Аннелизе ограничились тем, что передали открытки и записки, но не решились зайти в палату, словно психическое расстройство — заразная болезнь, а пациенты психиатрического отделения опасны и непредсказуемы и лучше держаться от них подальше.