— Фотосессия в переходе, — улыбается организатор, кажется, Марина Викторовна, но это не точно.

— Всего доброго, — отточенным жестом прощаюсь и пулей вылетаю из аудитории, прихватив своих верных пажей. Что ж им в коридоре не сиделось! Ага, танцую я… Ох и потанцуют они у меня!

— Ох, божечки, я думала ты не справишься, — пищит Роня. Она всё ещё не в себе от волнения, а Ника наоборот на нервном ажиотаже и готова горы свернуть.

— Пошли в переход! Скорее! — торопит, хватая меня за руку.

— Да-да, дай отдышаться, — отмахиваюсь от назойливой мухи-Никы. Зло отбираю бутылочку воды у Рони и делаю глоток. — За танцы я с вами ещё поговорю, а пока. Пошли! Я готова всех рвать!

* * *

Фотосессия в самом разгаре. В воздушном переходе, залитом естественным светом скачет, кривляется Альбина Валикова, моя соперница по конкурсу “Мисс и Мистер”.

Блондинка крутит задницей перед фотографом и встаёт в чисто стоковые позы.

Вот, прикрывает ладошкой рот и изображает смех.

Теперь выставляет руку и показывает класс.

Потом — будто удивляется.

А затем, словно кричит “ура ”.

Мда, креатив — так и прёт.

Шаблон, картон и медные трубы!

— Жесть, — морщит носик Ника.

— Вы только посмотрите на это, — с кислой моськой кивает Роня.

— Ох, не опозориться бы больше, чем она, — с досадой вздыхаю я. — Вы, конечно, подставлять умеете, но, блин, я без вас вообще как без рук, — бурчу расстроенно. — Ну какой мне “Мистер и мисс”?

— Так! Расслабилась! — напутствует Ника уверенным тоном.

— Расслабилась, — киваю я.

— И порвала всех! — Ника хлопает меня по плечам, как тренер перед боем.

— Порвала, — ещё убитей шепчу я.

Спорить ни к чему.

Валикова заканчивает клоунаду, собирает шмотки и направляется на выход. Ещё на подлёте к нам, вижу ехидную ухмылку на хорошеньком личике.

— О-о-о, моя сопе-е-е-ерница! Что, уже позвала Александра на свиданку? — едко уточняет, пропевая.

— С чего вдруг? — перестаю убиваться и от желания поставить девчонку на место, выступаю вперёд, а Валикова хохочет:

— Вот будет умора, когда я тебя сделаю и там… и там, — ничуть не робеет сокурсница.

— Уже вижу, как стою в короне Мисс ХГТУ с Александром под ручку. — умеючи дразнит и провоцирует. — М. может мне и в “Студенческую Осень” податься, а? — наигранно задумчиво продолжает. — Как думаешь, я в стишках так же хороша, как и в обольщении красавчиков… А что? Стишки читать каждый может…

— Следующий! — окрик фотографа заглушает её последние слова.

— Детка, в этом году все конкурсы за мной. Желчью исходи и писай кипятком, может полегчает, — бросаю на Валикову уничижающий взгляд и шагаю к обустроенной под фотосессию площадке в коридоре.

После двух стандартных поз скидываю туфли и, заручившись одобрительными кивками подруг, раскручиваюсь на месте, чтобы платье закрутилось вокруг ног.

— Супер! — улыбается фотограф. — Подпрыгнешь?

Вызов я люблю! Делаю то, что он просит, волосы взлетают, юбка, по ходу дела, тоже шикарно раздувается. А если учесть, что на мне лёгкое, тёмно-синее шифоновое платье — в светлом, залитом солнечными лучами переходе смотрится это бомбически!

Несколько минут с фотографом обсуждаем другие позы и делаем ещё с десяток снимков. После это я удовлетворённо отмечаю, что Валикова ушла.

Когда присоединяюсь к девчонкам, тут же уточняю:

— Надеюсь вы сказали этой мымре, что я везде любезно дам ей проиграть?

— А то! — синхронно кивают подруги.

— Вот и умницы!

Тили тили тесто

По улице моей который год звучат шаги — мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход той темноте за окнами угоден.

Я откашливаюсь и смотрю на Сергея Анатольевича. Наш препод по художественному слову. Он откидывается на спинку стула, складывает на груди руки.

— Продолжай, — вздыхает, закрыв глаза на заминку.

Запущены моих друзей дела, нет в их домах ни музыки, ни пенья, и лишь, как прежде, девочки Дега голубенькие оправляют перья.

Ловлю взгляд Рони, которая разминается у станка в углу комнаты. Она корчит рожицу, отвечаю дурачеством — быстро язык показываю и улыбаюсь ей, теряя целое четверостишие.

Стихотворение так душевно и красиво, а меня сбивает песня на него, она льётся в голове голосом Варвары Визбор и путает мысли.

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным, как холодно ты замыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным.

Сергей Анатольевич кривится, но кивает. Он любит моё исполнение, но придирается много и часто, требуя лучших результатов.

Я закрываю глаза, чтобы расслабиться и даже улыбаюсь. Представляю, что эти строчки не Белла Ахмадулина писала, а я сама и одновременно накатывает тоска… ведь не напишу такого ни-ког-да!

Даруй мне тишь твоих библиотек, твоих концертов строгие мотивы, и — мудрая — я позабуду тех, кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,

свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислонясь к моим плечам, объявит свои детские секреты.

И вот тогда — из слез, из темноты, из бедного невежества былого друзей моих прекрасные черты появятся и растворятся снова.

— Молодец! А теперь выучи уже текст, невежа, и начинай сначала! — крякает Сергей Анатольевич, а потом оборачивается на Роню. — А ты пошла в танц-класс! Нечего тут жопой крутить! А то у Нестерова уже приступ романтизма начался! — красноречиво оборачивается на Петра, веснушчатого поэта в очках, который не отрывает от Рони тоскливо влюблённого взгляда. — Нестеров! Не-е-естеров! Ну хоть подушкой прикройся!

— в сердцах восклицает препод и с безнадеги качает головой: — Тащи свои стишки… Ай, не тащи, — отмахивается, опять скривившись, будто лимон проглатывает. — Вера! Принеси его стишки! — нетерпеливо машет рукой.

Мы с Роней обмениваемся тихими смешками, а когда она уходит, я несу Сергею Анатольевичу записи, мельком поглядывая на текст:

— Нам было бы проще жить, — читаю вслух, щупая текст языком и прикидывая нравится ли мне звучание. — Будь мы сделаны из металла, а сердцам лишь железа мало! Ум из стали… Вокруг броня! Но смогли бы тогда любить?

— Ох, какой пафос, — хмуро вздыхает Сергей Анатольевич, когда отдаю ему листы. Препод чешет затылок, глазами пробегаясь по строчкам: молча изучает пару секунд, задумчиво мычит, пыхтит. — Ладно, — сжаливается над Петькой, — пошли, Нестеров, в

кабинет! — покидает своё место, шагая к студенту. — Будем читать и разбирать! Подушку не убирай, не хватало мне адьюльтера со студентом! — ворчит, не прекращая.

Остаюсь в студии одна. Бреду к костюмерному закутку, проговаривая про себя текст, и понимаю, что в голову он совсем не лезет. Зато лезет идиотский спор. Даже кастинг, результаты которого уже вечером — особенно не трогает.

— Бла-бла-бла… как же там? — бормоча, лезу в телефон. — Так призови меня и награди! Твой баловень, обласканный тобою. Ага.

И продолжаю бродить, пока не дохожу до костюмов с прошлогоднего спектакля. Едва достающее до бёдер, облизывающее фигуру, развратное свадебное платье и фата — шик!

Лихая мысль развлечься переодеванием и сделать фотку в сторис приходит раньше, чем здравый смысл подсказывает остановиться.

Я быстро скидываю своё платье, ботинки, вытаскиваю шпильки из пучка и остаюсь в одном белье, по ходу действа проговаривая стих.

— Чёрт! — Опять забываю строчку: — Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх вас, беззащитных, среди этой ночи. — блокирую телефон, проговаривая, только что прочитанное и опять разблокирую, чтобы перепроверить.

И зависаю…

Девчонки строчат в чате “Красотки”, кидают ссылки, и пока я скролю страницы, листаю инсту, проходит вечность. А за это время напрочь забываю причину своего оголения. Хмуро соображаю, что на меня нашло, и только потом вспоминаю, что хотела примерить платье и то, после полученного сообщения от Рони: “сейчас приду”.

Когда за спиной открывается дверь, взгляд ещё прикован к телефону.

— Быстро же ты! — хмыкаю скорости подруги, ведь ещё и минуты не прошло. — Поможешь застегнуть? Тут какой-то хаос из лент и петель. И молния позади. Блин. — скулю с досадой, роняя злосчастное платье. Чертыхаюсь идиотской затее, но наклоняюсь за ним, стоя задницей к двери. — Не запутаться бы в этом разврате. помогай.

Разбираю жемчужинки-ленточки, сую в проём голову и руки. Платье скользит по телу ровно до груди, а потом я в нём застреваю. Оказываюсь в плену узкой ткани, пропахшей не то духами, не то нафталином — не суть важно, главное, что долго я так не протяну.

— Застря-яла, — моё кряхтение уходит в шёлковую трубу.

Благо подруга не из медлительных. Ловко подцепляет подол и тянет вниз. Я всячески помогаю — кручу задом и изгибаюсь в талии, чтобы втиснуться в узкий корсет без лишней расшнуровки.

— Капец, оно тугое, блин! — продолжаю сыпать недовольством. — На кого шили-то? — ворчу как старушка. — У меня и так два икс эс!

Наконец оказываюсь в платье, как положено, и выдыхаю нафталин:

— Жуть! Мне не отмыться от этого! Бурчу как бабка, теперь ещё пахнуть как она буду, — улыбаюсь через плечо собственной глупости. — Спасительница, ты бы не засыпала. Петельки, корсет, молния. И дай фату, — делаю нетерпеливый жест рукой, прося деталь наряда. — Оденусь и сфотаешь ме… — не договариваю. Так и застываю на полуслове.

Что-то не так. Молчание больно тугое. Волнение в груди непривычное. Кожа мурашками покрывается. Запах носа касается и он… не Рони. Смутно знакомые ненавязчивые нотки, и это явно не сладкие духи подруги. А ещё энергетика другая, что ли. Исходящее от человека тепло окутывает и обволакивает, но ни с кем не ассоциируется, кроме…