Престон ухмыльнулся.

– Не знает или ты думаешь, что он не знает? Оуэн знает цвет нижнего белья короля в каждый день недели. Этот человек знает все. – Престон помолчал. – Кстати, говоря «обо всем», как продвигаются занятия французским? Есть прогресс?

Джонатан постучал по столику костяшками пальцев.

– Не сглазить бы, – пояснил он. – Мне сейчас не до шуток. Думаю, да, все гораздо лучше, чем я ожидал. Клэр – отличный преподаватель. – Ему так и хотелось рассказать об их прогулке в книжную лавку, но он сдержался. Джонатан предпочел оставить этот секрет при себе.

– Клэр? Ты называешь ее по имени? Да, это действительно прогресс. – Престон осушил свой бокал. – И еще она отлично танцует, только не злись на меня за это замечание. Последнее время ты только с ней и танцуешь. Это ни для кого не секрет. И все, кто сует нос в чужие дела, уже это заметили. Танцы тоже необходимая часть ваших занятий? – В его замечании прозвучал скрытый намек.

– И что это значит? – резко откликнулся Джонатан.

Престон с безразличным видом повертел в пальцах свой бокал.

– Я понятия не имею, что это значит, Джонатан. Поэтому и спрашиваю тебя. Это значит что-нибудь?

Джонатан был рад, что в баре почти никого не было. Ему показалось, что голос Престона внезапно сделался громче, чем следовало, но он не мог попросить друга говорить потише, опасаясь, что тот что-нибудь заподозрит. И тогда Престон не оставит его в покое, пока не разнюхает, в чем же тут дело.

Джонатан представил, как могло бы выглядеть признание в содеянном: «Вчера я отвез подругу твоей сестры, одну, без компаньонки, во французскую книжную лавку, и мы целовались там, пока хозяин нас не выгнал. А затем мы завершили начатое в ее спальне прошлой ночью. Но не беспокойся, ее девичья честь не пострадала».

Престон защищал подруг своей сестры еще с девятилетнего возраста и очень трепетно относился к вопросам чести. Джонатан живо представил, чем может обернуться подобное признание, а потому благоразумно решил промолчать.

Престон коварно ухмыльнулся:

– Хм, твое молчание говорит о том, что ты чувствуешь себя виноватым.

– Я помогаю Клэр привлечь внимание джентльмена, который ей нравится. Это плата за ее уроки, – ответил Джонатан, но его слова прозвучали как оправдание.

Он презирал себя за эти слова. Они могли бы сойти за правду еще пару недель назад, но сейчас все круто изменилось. Он танцевал с ней не для того, чтобы помочь, а потому, что сам этого хотел. Ему нравилось сжимать ее в объятиях, скользя по паркету, нравилось смотреть в ее ласковые глаза. После вчерашнего он не станет обмениваться с ней нежными взглядами. И конечно, он не желает помогать ей с каким-то неизвестным ему джентльменом. Он начинал испытывать ревность к этому кавалеру, на которого она хотела произвести впечатление.

Престон вскинул бровь.

– Правда? Я не знал, что у нее есть кавалер. Мэй ничего не рассказывала. И кто он?

– Не знаю. Она не говорит.

Джонатан пожал плечами с таким видом, будто это не имело значения. Он отказывался верить в слова Сесилии, что сэр Руфус Шеридан интересовался Клэр и, возможно, хочет возобновить свои попытки завоевать ее. Клэр сама поцеловала его, напомнил себе Джонатан, не в силах сдержать улыбку, расплывавшуюся у него на лице при воспоминании о том, как Клэр обнимает его за шею и целует в губы в книжной лавке. У него остались и другие воспоминания, которые доказывали, что ее не мог интересовать другой мужчина. Как она могла, когда ее ладонь… Он должен остановиться. Джонатан неловко поерзал на стуле. Если он не остановится, то выдаст свой секрет приятелю, который и так уже о многом догадывается.

– Что ты скрываешь? Мужчина улыбается с таким видом, лишь когда думает о женщине. – Престон с любопытством прищурился. – Вопрос, о какой женщине? О Клэр или о Сесилии? – Он понизил голос до шепота, и на его лице отразилась догадка – правда, в которой не мог признаться Джонатан. – Боже, ты влюбился в Клэр Велтон!

– Да. – Вот оно. Он признался. Это была та самая новая правда, о которой он только-только сам стал догадываться. Он влюбился в Клэр.

Престон задумчиво кивнул.

– И как далеко ты планируешь зайти?

– Я не знаю. – Возможно, все произошло еще до того, как он смог почувствовать, что влип по уши. – Разве такие вещи можно планировать? – У него этого и в мыслях не было. У него был план, идеальный план, до того, как он сел за стол напротив Клэр за ужином у Бортов. И с того дня его идеальный план начал разрушаться. А ирония заключалась в том, что он обратился к Клэр за помощью, чтобы воплотить этот план в жизнь, а не уничтожить его.

Престон наклонился вперед, снова понизив голос:

– А Сесилия Нотэм? Какова ее роль в этой истории?

– Не знаю. – Джонатан ощутил, как подступает раздражение. Разве он уже не говорил этого?

– А что ты вообще знаешь? Возможно, нам следует начать с этого. Позволь мне начать. – Престон стал загибать пальцы: – Во-первых, тебе нужна жена, чтобы поехать в Вену. Жена придает дипломату необходимую респектабельность. А это значит, что время не ждет, дружище. Ты должен жениться к концу лета или даже раньше, если не хочешь, чтобы твой медовый месяц совпал с назначением на пост. Во-вторых, Сесилию Нотэм с малых лет растили как будущую жену дипломата. Лорд Белвур желает, чтобы его дочь получила титул, положение в свете и статус дамы, причастной к большой политике. Он хочет, чтобы ее муж стал будущим премьер-министром, и весь свет об этом знает. В-третьих, Белвур и Сесилия желают, чтобы мужем стал ты, и об этом тоже всем известно. Они хотят, чтобы ты сделал предложение до конца июня. – Престон загнул еще один палец и добавил: – В-четвертых, Белвур обладает властью и может заставить тебя жениться. И если ты не согласишься, – не важно, насколько хорош будет твой французский, и даже дружба с Оуэном Дэнверсом не поможет, – Белвур сделает так, что на пост назначат Эллиота Уайзфилда. Отец Сесилии невероятно мстителен и способен на все, что угодно.

Престон откинулся на спинку стула.

– Настало время проанализировать ситуацию, дружище. Сесилия – это гарантия твоего назначения в Вену. Без нее у тебя нет шансов. Возможно, ты сможешь заручиться серьезной поддержкой, и без нее, возможно, тебе удастся пережить бурю, которую устроит тебе ее отец. Это спорный вопрос. Скажи, ты готов потерять назначение на пост в Вену ради Клэр?

– Иными словами, ты утверждаешь, что, выбрав Клэр, я совершу огромную глупость.

Джонатан устало вздохнул. Он уже все это знал. Это уравнение он решал бесчисленное множество раз за последние несколько лет, выздоравливая после ранения, оправляясь от горя после потери Томаса, но снова и снова не мог получить правильный ответ. Он рисковал не просто назначением на пост. Этот пост символизировал то, чего он желал больше всего на свете: восстановление прочного мира, шанс вернуться обратно и выяснить правду о Томасе и возможность наконец оставить в покое прошлое и повернуться лицом к будущему.

Престон покачал головой, его лицо помрачнело. Он наклонился вперед и ободряюще похлопал Джонатана по колену.

– Но это только в том случае, если ты действительно любишь ее и готов ради этой любви броситься головой в пропасть. – Эти слова заставили Джонатана задуматься, что сам Престон знает о таких чувствах. Престон никогда не говорил о любви. Джонатан не знал, любил ли он когда-нибудь. В том, что касалось личной жизни, его друг был закрытой книгой. – И, Джонатан, – добавил Престон, – с такой девушкой, как Клэр, существует лишь один путь – в пропасть.

Джонатан кивнул, услышав предупреждение и одновременно ободрение. Престон поддержал бы его, даже если бы он выбрал Клэр. Но Джонатан не желал разрушать жизнь Клэр, не желал играть с ней. Если он продолжит их отношения, то все должно быть открыто и честно. Это необходимо. Возможно, и к лучшему, что Престон не знал о прошлой ночи. Или о книжной лавке. Или о том, что он собирался предпринять.

Джонатан попросил принести ему чернила и бумагу, чувствуя, как к нему начинают возвращаться целеустремленность и решительность.

Престон вопросительно уставился на него, когда Джонатан принялся писать записку.

– Что ты делаешь?

Джонатан лукаво улыбнулся ему:

– Падаю в пропасть.

И все вокруг стремительно завертелось. Джонатан надеялся только, что резкое приземление не убьет его. Но будущее было скрыто пеленой неизвестности.


За последние несколько недель Джонатан превратился в неразгаданную тайну. Сесилия обрывала лепестки с цветов из букета, стоявшего на ее письменном столе. Букета, присланного Джонатаном. Она теряла его, а ведь победа была так близко. Сесилия выглянула в сад. Да, они действительно не были официально помолвлены. Ничто не связывало Джонатана с ней, кроме ее собственных ожиданий. Но ей казалось, что Джонатан и так согласен оправдать ее надежды. Он танцевал с ней, посылал цветы, прогуливался с ней на балах, сопровождал ее время от времени на светские рауты. Их приглашали в одни и те же места.

Теперь же все ее надежды пошатнулись, вселяя в нее неуверенность. А Сесилия терпеть не могла неуверенности. Она раздражала ее. Она признавалась в этом самой себе, но никогда не делилась с подругами. Никто не догадывался, что великолепная Сесилия Нотэм, главная красавица света, была не уверена в себе.

Но это была неизведанная территория. Она не привыкла волноваться. Она всегда производила впечатление невероятно уверенной в себе особы и знала себе цену. У нее всегда и на все было свое мнение. Она умела производить желаемый эффект. По крайней мере раньше. Платье цвета розового льда не оказало необходимого впечатления, как она надеялась. Джонатан сказал, что у нее красивое платье, но это не помешало ему танцевать с Клэр Велтон. Снова и снова.

Этот феномен привлек внимание светского общества. Пошли пересуды. Она слышала тихие разговоры о том, как чудесно выглядит Клэр, как эта девушка, с репутацией синего чулка, расцвела в нынешнем сезоне. Сплетники начали кивать и глубокомысленно улыбаться друг другу, с видом знатоков говоря что-то вроде «с третьего раза, видимо, повезет».