– Неужели ты так самонадеян, что считаешь, что если не захотел меня – то и никто другой не захочет? Или что я перестала существовать только потому, что ты забыл обо мне на несколько лет? Ты ничего обо мне не знаешь, Джастин! – отрезала Виктория, и эти слова напомнили горькую правду ей самой так же, как и ему.

Его губы сжались в нитку.

– Ты права. Я тебя не знаю. Никогда не знал и не хотел знать. – Он отступил еще дальше. – Но я знаю, что за три года невинная девочка не может превратиться в необузданную соблазнительницу.

Виктория изогнула бровь.

– Правда? А откуда тебе знать? Все, что тебе известно, – собственные эгоистичные желания и потребности. Ты никогда не знал ничего другого. Ты и понятия не имеешь о моей жизни.

Ему все равно. Виктория была почти благодарна ему за это напоминание, хотя оно и жалило ее – где-то в глубине души, так глубоко, что она сама отказывалась это признавать.

Джастин покачал головой:

– Я знаю достаточно. Я знаю, что ты взялась вести дела в поместье и отлично с этим справляешься. Откуда у тебя могло взяться время заводить любовника-солдата и учиться у него всем этим развратным штукам?

Ей показалось – или она и вправду увидела, что уголок его рта подергивается от гнева? Неужели его на самом деле бесит то, что у нее мог появиться любовник? С чего бы? Он не пожелал ее. Никогда не желал. Он признал это без возражений.

Но это все не важно. Чем дальше он отступал, тем легче ей было вспомнить об истинной цели своего прибытия в Лондон. Она никоим образом не касается Джастина и их сложных отношений. По сути дела, ей нужно, чтобы он держался как можно дальше от нее, и все.

Она заранее готовилась к тому, что ее могут разоблачить во время этой опасной игры. Осталось только вспомнить нужные слова и повторить их.

– А ты знаешь, Джастин, какая это скука – управлять поместьем? И как волнует близость мужчины, который повидал мир? – Она улыбнулась – его глаза сузились. Ей нравилось дразнить его, выставляя напоказ свои мнимые любовные похождения.

– Виктория…

Его тон был предупреждением, но она продолжала давить:

– Я хотела наведаться в Лондон и поучаствовать в увеселениях, которые проходят здесь, вкусить местных удовольствий.

– Ты благородная леди, титулованная особа. Если кто-то узнает, что ты творишь, ты погибла. Разве это тебя не волнует? – потрясенно спросил Джастин.

Она пожала плечами:

– Я не слишком широко известна в лондонских кругах. Наша свадьба состоялась еще до моего первого бала, я не бывала в столице во взрослом возрасте. Мои старые знакомые не посещают мероприятий, подобных этому. Даже если кто-то из них мне и встретится – я позаботилась о том, чтобы изменить внешность до неузнаваемости.

Она колебалась. Позаботилась – а Джастин все равно сразу же ее узнал.

Она покачала головой и пробормотала:

– Я очень удивлена тем, что ты меня узнал. По-моему, когда мы встречались, ты даже особенно не смотрел на меня.

Он нахмурился:

– Не важно, что ты сделала со своей внешностью, мужчина всегда узнает свою жену.

Он сказал это властно, по-хозяйски.

Виктория покачала головой:

– И снова я спрашиваю тебя: какое ты имеешь право называть меня женой? За три года мы провели вместе всего одну ночь. Ты не смог дождаться утра, чтобы уйти. Ты отлично сумел забыть меня тогда, думаю, сейчас ты сделаешь то же самое. Выброси меня и наш нежелательный брак из головы. Я снова вернусь в усадьбу, и все станет по-прежнему.

У него были очень большие, яростные, дикие глаза. По правде говоря, Виктория никогда не видела у него проявлений более сильного чувства. Она почти гордилась тем, что сумела пробить его непроницаемый панцирь. Она заставила его испытать сильное чувство – даже если это всего лишь злость.

– Так ты не собираешься оставаться в Лондоне? – спросил он обманчиво спокойным тоном, хотя гнев все еще бушевал в его взгляде.

Она кивнула. Что вреда в этой крохотной частичке правды?

– Не собираюсь. Как ты заметил, управление поместьем требует много времени, и у меня дома полно дел. Через несколько недель, когда эта игра мне наскучит, я уеду.

Он сжимал и разжимал кулаки.

– Значит, ты приехала сюда, чтобы найти любовника на несколько недель – и уехать восвояси?

Виктория сглотнула. Это и есть ее легенда, разве не так? По пути в Лондон и после прибытия Мара заставляла повторять ее сотни раз.

– Да.

Он подскочил, застиг ее врасплох, она не успела среагировать и вновь оказалась прижатой спиной к стене. Он сжал ее голову ладонями. Во второй раз за последние полчаса она попала в ловушку. Он наклонился. Жаркое дыхание щекотало ей кожу, ласкало щеки. Отстраненность, которую она, как стену, отстраивала во время спора, рухнула вмиг. Страсть поднималась в ней с умопомрачительной скоростью.

– Если ты хотела с кем-нибудь поразвлечься, Виктория, – сказал он, почти касаясь губами ее горла, – тебе стоило всего лишь известить меня. Я был бы счастлив ответить… на твои порывы.

Виктория распахнула глаза. Она может позволить своим низменным желаниям победить в этой войне. И не имеет права позволить Джастину победить. Даже если для этого придется нанести самый подлый удар.

– Я уже имела некоторый опыт с тобой, Джастин, – огрызнулась она. – У меня бывало и получше.

Он поднял голову и пронзил ее взглядом. Его злость переросла в возмущенный гнев. Она слишком далеко зашла. Слишком далеко. А теперь ей, похоже, придется поплатиться.

И она поплатилась. Джастин стиснул ее затылок и поцеловал ее жестоким поцелуем, поцелуем-наказанием. По крайней мере, он начинался как наказание… Но в тот момент, когда их губы соприкоснулись, он быстро перерос в нечто другое. Нечто дикое, жаркое и совершенно неконтролируемое.

В ту секунду, когда его губы ожгли ее, все протесты Виктории будто растворились. Она открылась ему, обрадовалась ему и с наслаждением вкусила его знакомое прикосновение. Она потонула в его объятиях. Он придавливал ее к стене всем весом, ее мягкие округлости вжимались в его плоское мускулистое тело.

Она едва могла вынести эту чувственную пытку.

Но он не остановился на достигнутом. Его руки принялись бродить по ее телу, ласкать груди, тут же напрягшиеся под безнравственно тонкой тканью облегающего платья. Неудивительно, что куртизанки носят такую одежду, она усиливает ощущение каждого прикосновения. Более того, Виктория не надела нижнего белья, как настоящая жрица любви, и потому Джастину не требовалось много усилий, чтобы дотронуться до нее. Войти в нее.

И в это мгновение абсолютной слабости она не могла отрицать, что жаждет этого.

Кажется, он прочел ее мысли, потому что принялся стягивать платье ниже и ниже, пока одна грудь не обнажилась. Здравый смысл подсказывал, что она должна бояться такой наготы… Но она не боялась. Она выгнулась ему навстречу, когда он прервал поцелуй и стал постепенно спускаться вдоль ее тела. Он обнял ее и слегка приподнял, чтобы добраться до набухшей вершинки.

Викторию будто ожгло огнем. Каждое прикосновение жаром отдавалось в сокровенных глубинах ее тела. Еще немного – и она сдастся.

Особенно сильная ласка заставила ее бедра вздрогнуть и прижаться к… Взрыв ощущений. Его мужское естество, горячее, напряженное, жаждало соприкосновения с ней. И она не хотела ему отказывать.

– Видишь, – прорычал он и еще раз прошелся языком по груди, – если ты хочешь мужчину, все, что тебе нужно, – это я!

Виктория застыла. Его слова разорвали туман блаженства. Будто ее облили холодной водой. Когда-то он и вправду был ей нужен.

И это не повторится.

Со сдавленным вскриком она вывернулась из его объятий и оттолкнула его. К ее удивлению, он без возражений отступил. В тусклом лунном свете, который силился рассеять тьму в этом укромном уголке террасы, он смотрел на нее. Она знала, что за зрелище представляет собой: в спущенном платье, с грудью, все еще блестящей от его поцелуев, растрепанными волосами и опухшим ртом.

Она выглядит как шлюха. Как куртизанка, которой притворяется.

– Я не хочу тебя, – проговорила она, задыхаясь и лихорадочно оправляя платье.

Джастин улыбнулся. Виктория прокляла свою несдержанность – из-за этого ее слова звучали фальшиво до невозможности. Джастин знал, что она искренне отзывалась на его ласки. Похоже, физическая связь, которая родилась в их первую брачную ночь, до сих пор существовала, хотя время и другие люди развели их.

– Правда? – промурлыкал Джастин и потянулся к темному локону, который выбился из ее шиньона. Она отпрянула от его движения, страшась этого деликатного, интимного жеста больше, чем его бешеного поцелуя.

– Да. И ты меня не хочешь по-настоящему. Ты просто не можешь смириться с тем, что кто-то еще желает обладать тем, что ты считаешь своей собственностью. Что ж, Джастин, я не принадлежу тебе. Мое тело не принадлежит. А моя душа – и подавно. Единственное, чего я хочу, – это чтобы ты оставил меня в покое. – Она обогнула его и направилась в дом. Если бы он только дал ей уйти… – Ты умеешь это делать лучше всего.

– Рия! – позвал он.

Она не сделала и трех шагов от него. Виктория остановилась и медленно повернулась к нему:

– Что?

Он улыбнулся ей, не разжимая губ. И наваждение прошло окончательно. Возможно, для него оно вообще не существовало. Еще одно подтверждение тому, что ее муж совершенно не тот человек, каким кажется.

– Боюсь, я не могу просто позволить тебе уйти, чтобы ты наставила мне рога с первым кобелем, который тебе приглянется. У всякого мужчины есть гордость, знаешь ли.

Виктория разразилась невеселым смехом. Ах да! Его гордость. Его проклятая репутация. Вот что его на самом деле волнует! И глядя на него в полутьме пустой террасы, она точно поняла, что ей нужно сделать. Она впервые за этот вечер ощутила спокойствие. Она полностью владела собой.

– Что ты думаешь о моем поведении, Джастин, не имеет ровным счетом никакого значения, – мягко сказала она.