Она отпрянула от его обвинения, как от пощечины:

– Ты ведь слышал наш разговор, почему же упустил этот момент?

– Да, я слышал. – Джастин отвернулся и прошелся по комнате, как встревоженный зверь. – Но теперь, зная, что ты скрыла от меня, я сомневаюсь, что могу доверять хоть какому-то твоему слову. Или что когда-нибудь узнаю все, что ты скрываешь.

Виктория содрогнулась, но не ответила. Она заслужила. Но заслужила она и еще кое-что.

– Тебе следовало знать правду, Джастин, но и мне тоже. Давай сегодня навсегда покончим с ложью. Расскажи, что такого знает мой отец? Что было в этих письмах? Ясно же, что именно ими он тебя шантажировал… – Она указала на дымящиеся листы, которые отец по глупости принес с собой сегодня. – Возможно, я смогу помочь.

– Помочь кому – мне или себе? – огрызнулся Джастин.

– Тебе! – крикнула она, подходя ближе.

Она протянула к нему руку, но он отшатнулся. Она опустила дрожащую ладонь. Впервые Джастин избежал ее прикосновения.

– Эта тайна, очевидно, причиняет тебе острую боль, – мягко проговорила она. – И чем-то угрожает тебе. Меня не интересует выгода. Но если бы я знала, то, может быть…

Он покачал головой:

– Что бы тогда? Что ты можешь сделать? Что бы ты могла сделать, если бы я рассказал тебе, что моя мать по меньшей мере один раз изменила моему отцу? И что ее неверность привела к рождению Калеба? Тебе стало бы легче, если бы я сказал, что ни мой брат, ни отец не знают правды? И что эта тайна тяжким бременем лежит у меня на сердце с того самого дня, когда твой папаша швырнул мне ее в лицо и пригрозил, что уничтожит весь мой мир, если я не женюсь на тебе?

Эта исповедь повисла в воздухе, как отзвук пушечного выстрела. Единственное, что Виктория могла сделать, – это смотреть на Джастина во все глаза. Его слова проникали в нее, в ее сердце, в ее душу. Она никогда не предполагала ничего подобного. Когда она размышляла о шантаже, все ее мысли вертелись вокруг того, что сам Джастин сделал не так – солгал или предал какого-то друга.

Она и представить не могла, что он взвалил на себя ту тяжесть только для того, чтобы защитить своих близких. Его связала по рукам и ногам его честь, а не грехи прошлого.

– И доказательства этого содержались в письмах? – прошептала она.

Он бросил взгляд на несколько уцелевших листков.

– Да. Некогда наши матери были близкими подругами – задолго до ссоры семейств Бэйбери и Рид. И моя мать призналась твоей в неверности и своих страхах насчет происхождения Калеба. Очевидно, твой отец нашел эти письма после смерти твоей матери.

Виктория прикрыла глаза и издала болезненный, прерывистый вздох. Боже, безумие отца и его разрыв с ближайшим другом усугубились после смерти матери.

Ее тошнило от этого.

– Джастин, – прошептала она и шагнула к нему. Она молилась, чтобы найти нужные слова, сказать ему что-то, чтобы он поверил, что она не состояла в сговоре с отцом. Что она сожалеет о собственном обмане. – Я…

Он смотрел на нее сверху вниз, и в его глазах она не могла прочесть ни одного из тех чувств, которые привыкла там видеть. Снова на нее смотрел далекий, чужой мужчина – совсем как в первую брачную ночь.

Однако теперь она знала, что он за человек. За последние несколько недель она прониклась к нему симпатией, глупой и опасной для нее самой. И потому сейчас, глядя на нее как на незнакомую женщину, он ранил ее неимоверно глубоко.

Она подалась вперед, но запнулась. Он не желает иметь с ней ничего общего. Слишком много уже сделано.

– Я рада, что ты рассказал мне, – мягко проговорила она, в конце концов. – Вероятно, письма, которые отец принес сегодня, – единственное его доказательство. Но если нет, я сделаю все, что в моих силах, чтобы прекратить это. Я знаю, что сейчас ты не веришь моим словам, но я все равно тебе это обещаю.

Джастин недоверчиво хмыкнул, отошел к камину и уставился в огонь. Виктория посмотрела на его напряженную спину. Если между ними и возникла некая хрупкая связь, всего за несколько минут от нее ничего не осталось. Так много лжи, так много тайн… Слишком тяжкое бремя.

Они вернулись к тому, с чего начали. Два чужих человека.

Все ее тело заныло, как будто ее побили. Сердце, казалось, распухло и надорвалось. Единственное, чего она хотела, – бежать. Она не могла больше находиться с Джастином в одной комнате, зная, что он презирает ее за то, что сделал ее отец, и за ее собственное предательство.

– Мне очень жаль, Джастин, – прошептала она. – Знаю, что этого мало. Но это все, что у меня есть.

С этими словами Виктория выскользнула из комнаты.

Еще долго после того, как Виктория ушла, и, он слышал, попрощалась с Креншо в передней, Джастин стоял недвижимо и невидящими глазами смотрел в огонь, границы писем его матери небрежно лежали на полу, их опаленные края напоминали Джастину его собственную жизнь. Мир, который он так тщательно возводил вокруг себя, стремительно рушился, и он никак не мог остановить это.

Годами он мучился вопросом: так ли Виктория лжива, как ее отец? Сегодня она доказала ему – да… Но он никогда не думал, что это причинит ему такую боль.

Узнать, что она скрыла от него ребенка – ребенка, которого он даже не смог оплакать, – это все равно, что получить выстрел в спину. И хотя где-то в глубине души понимает, почему она повела себя так, он должен думать о том, что потерял и почему жаждал этого так истово, прежде чем снова заговорить с ней.

И потом, он открыл ей свою тайну. Ужасную тайну, которая несколько лет висела над ним, как нож гильотины. Слова просто слетали с губ, хотя он и хотел бы взять их обратно.

И все же эта исповедь, несмотря на всю рискованность, принесла ему… облегчение. Он почувствовал себя лучше. Даже тогда, когда Джастин обвинял ее в сговоре с отцом, он знал, что это неправда. Все, что она говорила, не подозревая о его незримом присутствии, доказывало, что она не партнер по махинациям Рида, а такая же жертва, как и он сам.

И Джастин сердцем чуял, что Виктория никогда не предаст его.

Она может только хранить свои собственные, такие горькие и болезненные, что ему трудно даже думать о них.

Он верил ей – и потерял веру. Он чувствовал к ней то, что никогда не считал возможным, – и желал никогда в жизни не видеть ее лица.

– Милорд… – Позади него из коридора раздался неуверенный голос дворецкого.

Джастин потер лицо ладонью. Он сейчас не готов разговаривать ни со слугами, ни с кем бы то ни было еще. С него будто содрали кожу и бросили голой плотью на раскаленные угли.

– Не сейчас, Креншо. Мне нужно побыть одному. – Джастин нагнулся, чтобы собрать с пола последние доказательства и, в конце-то концов, уничтожить их. Однако он не слышал, чтобы слуга ушел. Он выпрямился. – В чем дело?

– Прошу прощения, милорд. Я бы никогда не осмелился ослушаться вас, но сейчас к вам посетитель… – Дворецкий умолк и переступил с ноги на ногу.

Джастин огляделся. Гостиная напоминала поле боя: разбитые стекла рассеяны по полу, бумаги разбросаны, мебель перевернута. Как объяснить все это какому-то нежданному гостю?

Особенно если сам он едва дышит, не говоря уже о том, чтобы ясно мыслить.

– Меня нет дома, – глухо сказал он. – Пусть убирается, кто бы это ни был.

– Простите, сэр, – промямлил дворецкий, – я… мм… предполагал, что вы не пожелаете никого видеть, и сказал ему то же самое, но он отказывается уходить. Он говорит…

Но закончить слуга не успел – в комнату ворвался Александр Уиттинхем и оттер его в сторону, не удостоив даже взгляда.

– Мерзавец!

Джастин подавил невеселый смешок. День становится все лучше и лучше.

– Иди, Креншо. Я разберусь с моим дорогим другом виконтом.

Креншо с обеспокоенным лицом попятился из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Что? – спросил Джастин, будучи не в настроении разводить вежливые беседы.

Уиттинхем подошел, не глядя на разрушение, царящее вокруг. Джастин нахмурил лоб. Когда виконт приблизился, он увидел, что тот бледен и в испарине.

Уиттинхем схватил Джастина за руку и тряхнул:

– Вы хоть понимаете, что натворили?!

Джастин отдернул руку. Он стремительно терял остатки самообладания.

– В последнее время я много чего натворил, – огрызнулся он. – Будьте поконкретнее, пожалуйста.

– Вы весь Лондон и окрестности подняли на уши в поисках Хлои Хиллсборо!

Джастин остолбенел. Его собственные несчастья вмиг поблекли. Откуда Уиттинхем узнал?

– Я… – забормотал он.

– Не трудитесь, я знаю, что это правда, – прошипел Уиттинхем. – И из-за вашего расследования Хлоя теперь в еще большей опасности, чем раньше. И ваша жена тоже поставила себя под угрозу.

Джастин долго смотрел на Уиттинхема во все глаза, потом выпрямился в полный рост.

– Моя жена? – переспросил он отрепетированно-равнодушным тоном.

Уиттинхем качнул головой:

– Мне понадобилось некоторое время, чтобы собрать воедино части головоломки, но я знаю, что куртизанка Рия и ваша долгое время прозябавшая в глуши жена Виктория Толбот – одно лицо.

Джастин скрестил руки на груди.

– Я возмущен, Уиттинхем. Вы называете мою жену куртизанкой?

Уиттинхем закатил глаза:

– У нас нет на это времени. Я знаю потому, что Хлоя с огромным теплом отзывалась о подругах из Бэйбери. И Виктория Толбот – одна из них. Так вы хотите мне помочь или нет? В этот самый момент Эвенвайс, может быть, подбирается к Виктории или Хлое… или к ним обеим.

У Джастина кровь застыла в жилах при мысли о зловещей репутации Эвенвайса. Гнев, который он чувствовал к Виктории, испарился в тот же миг, когда он представил ее жертвой этого маньяка. Если Уиттинхем говорит правду, бесполезно защищать репутацию Виктории. На кону, может быть, вся ее жизнь. Джастин шагнул вперед:

– Рассказывайте, что происходит, Уиттинхем. Рассказывайте прямо сейчас!

Глава 19