— Так ты сказала, что не хочешь возвращаться домой? — спросила Корнелия.

— Ах, мадам, как я могу вернуться? Все были так добры ко мне перед отъездом. Слуги в замке вручили мне подарок, а викарий — Библию. Мой отец заплатил за мой билет до Лондона и купил мне новое пальто. Я никогда не осмелюсь рассказать ему, что случилось. Только моя мачеха никогда не любила меня… и если я вернусь сейчас. назад… Нет, мадам, я скорее умру!.. Наложу на себя руки!

— Грешно говорить такие вещи, — строго сказала Корнелия. — Ты еще очень молода, ты подыщешь себе другое место.

— Ни в один приличный дом меня не примут без рекомендаций, — возразила ее собеседница.

Корнелия знала, что это правда. Даже их не слишком вышколенные слуги в Росарилле поступали на службу с рекомендациями от своих деревенских священников. Корнелия задумалась. Можно было бы дать девушке денег, но это не лучший выход, поскольку для одинокой и беззащитной женщины деньги также таят в себе опасность.

У Корнелии не было возможности посоветоваться с кем-либо: ни ее дядя, ни тетя не прониклись бы сочувствием к несчастной и не стали бы помогать тому, с кем Корнелия познакомилась в такой необычной ситуации. Затем ей пришла в голову одна идея.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Виолетта, мадам. Виолетта Вальтере.

— Хорошо, Виолетта, послушай меня. Я сама найму тебя в качестве горничной.

— Нет, мадам, я не могу позволить вам этого, — отрицательно покачала головой Виолетта. — Я недостаточно умела для горничной… и притом вы не знаете обо мне ничего, кроме того, что я рассказала вам сама… С моей стороны это будет нехорошо.

— Мне жаль тебя, и ты мне понравилась, — ответила Корнелия. — Мы все совершаем ошибки в жизни, но ты была жестоко наказана за то, за что другие люди часто остаются безнаказанными.

Я хотела бы, чтобы ты приняла мое приглашение…а ты?

Девушка подняла глаза на Корнелию, и та увидела, что надежда затеплилась в глазах Виолетты.

С легким всхлипом она отвернула голову и быстро сказала:

— Вы слишком добры ко мне, мадам. Было бы нечестно для меня воспользоваться вашей добротой. Хозяин сказал, что я вела себя очень плохо, и возможно, он прав. Было преступлением с моей стороны позволить поднять глаза на молодого хозяина… Я знала, что поступаю гадко… но это потому… потому…

— Потому, что ты любила его, — докончила за нее Корнелия.

— Да, это так. Я любила его, но такая любовь не приносит девушке счастья, мадам. Я пыталась вырвать ее из своего сердца, это было бы правильнее всего, но, когда… любовь вспыхнула так неожиданно, я ничего не могла поделать с собой, кроме… кроме как позволить своему сердцу любить!

Корнелия молча слушала эту исповедь, не отводя глаз от сверкающей на солнце глади озера.

«Так вот как приходит любовь, — думала она, — внезапно, прежде чем успеешь осознать это, она вспыхивает в сердце, словно факел в ночи».

И неожиданно она почувствовала прилив радости, словно что-то раскрылось в душе ее, сверкающее и прекрасное, озарив внезапной догадкой ее сердце. Любовь пришла и к ней — так же, как это случилось с бедняжкой Виолеттой. Это произошло, и уже нельзя было с этим что-либо поделать.

Корнелия порывисто обернулась к девушке.

— Забудь прошлое, Виолетта, — сказала она. — Я помогу тебе и хочу, чтобы ты помогла мне. Теперь слушай внимательно, что тебе нужно сделать.

Ее осенило, каким образом она могла бы ввести Виолетту в дом своего дяди. Она с удивлением обнаружила уверенность в себе и в своих словах, чего не замечала прежде. Как будто в стремлении помочь кому-то другому в ней пробудились сильные черты ее характера. От смущения и растерянности не осталось и следа, и впервые с тех пор, как она покинула Росарилл, Корнелия твердо знала, что ей надлежит делать.

— Во-первых, тебе необходимо что-нибудь съесть, — уверенно сказала Корнелия. — Ты провела в парке всю ночь?

— Я сначала отвезла свои вещи на Паддингтонский вокзал. Хозяин велел мне отправляться домой. Я намеревалась подчиниться ему, но когда попала на станцию, то поняла, что не смогу сделать этого. Я не смогу признаться своим, что случилось… Не смогу снова пресмыкаться и унижаться перед мачехой… Я бродила по улицам… прохожие пытались заговорить со мной, но я бежала от них, а потом, когда открылся парк, я пришла сюда. Здесь было так безлюдно, и я подумала, что тут уж никто не услышит моих рыданий.

— Но я все же услышала, — закончила ее рассказ Корнелия. — И теперь ты должна обещать мне сделать все в точности так, как я объяснила тебе.

— Вы уверены, мадам, что действительно чуждаетесь в моих услугах? Вы поверили мне, но ведь я могла и обмануть вас… я могу оказаться воровкой… или кем-нибудь еще…

— Я не боюсь, — мягко сказала Корнелия. — У меня есть предчувствие, что наша встреча с тобой, Виолетта, не случайна. Мы нужны друг другу. И раз мы встретились, ты не подведешь меня.

— Клянусь вам, мадам! Я буду служить вам до конца своих дней, — горячо воскликнула Виолетта.

— Спасибо. А теперь ступай и сделай, как я сказала. И когда ты придешь в дом моего дяди, то называй меня «мисс», а не «мадам». Спросишь мисс Бедлингтон и не забудь историю, которую я для тебя сочинила.

— Я не забуду, мисс.

Корнелия дала ей немного денег, и Виолетта обещала съесть что-нибудь на завтрак, привести себя в порядок и явиться к одиннадцати часам на Парк-лейн, 94. Корнелия поднялась со скамейки и протянула, прощаясь, руку. Виолетта замялась, видимо, стесняясь своих натруженных рук, а затем внезапно наклонилась и прижалась губами к протянутой ей руке.

— Храни вас бог, мисс, — прошептала Виолетта, и слезы вновь показались на ее глазах, но на этот раз это были слезы облегчения и благодарности.

Корнелия отправилась в обратный путь. Она чувствовала, что повзрослела с того момента, как покинула дядин дом, направившись на прогулку.

Она увидела страдание и боль, любовь и преданность. И все это вместе пробудило ее для новых, неведомых ей прежде чувств. Но даже теперь она едва отваживалась сознаться в том чувстве, которое полностью завладело ее сердцем. Корнелия видела лицо герцога перед собой, все равно как если бы он шел рядом с ней по берегу. Ах, если бы она не была такой косноязычной прошлой ночью, она бы могла расспросить герцога о его жизни, рассказать о себе и Росарилле. И еще… память цепко удерживала все мелочи: как он шел к ней через бальный зал, как она слышала биение его сердца в то время, как его рука обвивала ее талию, как они сидели друг против друга и их руки соприкасались…

Корнелии теперь казалось, что с того самого момента, когда она впервые увидела герцога на Гросвенор-стрит, она уже знала, что он станет всем в ее жизни. Такой высокий, такой самоуверенный, такой непохожий на тех мужчин, что встречались в ее жизни раньше… и он пригласил ее на ужин и сказал, что придет проведать сегодня днем.

Почему… почему… он сказал это?

Корнелия не заметила, как добралась до дома На Парк-лейн. Лакей отворил ей дверь и уставился на нее в полном изумлении. Было всего восемь часов. Обнаружив это, Корнелия была удивлена, что прошло так мало времени с тех пор, что она покинула дом. Она взбежала наверх в свою спальню. Ее прогулка осталась никем не замеченной.

— Я предполагаю, что ты устанешь и захочешь все утро провести в постели, — сказала ей вчера тетя Лили.

Тогда Корнелия согласилась с этим предположением, потому что это ей было легче всего сделать, но теперь она подумала, что это было бы потерянным временем. Конечно, размышляла Корнелия, ее тетя немолода, и поэтому ночные праздники утомительны для нее. А в восемнадцать лет нескольких часов для сна вполне достаточно, если же она устанет, то всегда сможет отдохнуть перед обедом, как раз тогда, когда ее тетя, как Корнелия уже успела изучить, спускается вниз свежая и красивая.

«Это только старые люди отдыхают помногу, а я молодая», — сказала Корнелия сама себе с жестокостью юности.

Она сняла темные очки и внимательно поглядела на себя в зеркало. Однажды она расстанется с очками, но еще не сейчас. В ее голове не переставали звучать слова Джимми, но теперь очки были ей необходимы для того, чтобы скрывать не ненависть, а любовь. Глаза могли выдать ее тайну. Корнелия задрожала от одной мысли об этом. Она вспомнила волнение в голосе Виолетты, когда та рассказывала историю своей любви, и задумалась — не выдаст ли ее собственный голос… Поспешно она водрузила очки обратно на нос. Скоро она снимет их навсегда… скоро, очень скоро придет день, когда ей не нужно будет скрывать свои чувства.

Корнелия напрасно боялась, что появление Виолетты вызовет долгие расспросы и осложнения. Ее тетя уже до этого заметила ей, что леди должна иметь собственную горничную, и посоветовала обратиться в бюро по найму прислуги.

Поэтому, когда Корнелия сообщила, что ей предложила свои услуги горничная, которую она знала еще в Ирландии, Лили только пожала плечами.

— Ты уверена, что она справится со своими обязанностями? — спросила она. — Горничная должна уметь ухаживать за волосами и одеждой и хорошо упаковывать вещи — это просто необходимо.

— Она прекрасно справляется с этим, — ответила Корнелия.

— Хорошо, дорогая, нанимай ее, — сказала Лили, приподнявшись с подушек.

По ее уверениям, у нее болела голова и она чувствовала себя совершенно разбитой после вчерашнего бала.

— Эта девушка сейчас свободна, — сказала Корнелия. — Можно ли ей начать уже сегодня?

— В любое время и когда ты пожелаешь, — отозвалась Лили тоном, говорящим о том, что она согласна на все, что угодно, лишь бы ее оставили в покое.

Корнелия заторопилась прочь. Она показала Виолетте дорогу в свою спальню, где бы они могли спокойно поговорить.

— Ты умеешь делать прически?

— Я научусь, мисс. Я быстро схватываю такие вещи.

На бледном лице Виолетты виднелись темные круги под глазами, но сама она выглядела вполне успокоившейся, и было заметно, что не испытывает страха или смущения перед другими слугами.