– Как ты не понимаешь, Вадим, что это мне не просто нужно, это необходимо, – рассудительно говорила она. – Не скажу, что мне нравится эта работа, но она даёт мне дополнительные деньги. А в них я очень нуждаюсь. Во-первых, диссертация. В неё вложено уже столько, что не довести дело до конца просто глупо. И потом, это мой престиж и повышение дохода в будущем. А во-вторых, тётя Нюша. Я ведь регулярно помогаю ей. Деньги посылаю каждый месяц, а время от времени езжу к ней и отвожу ей то, в чём она особенно нуждается, или на месте покупаю. Она уже не так молода, и здоровье её стало пошаливать. Давление подскакивает время от времени, а это опасно. Я уговорила её работать не так много, как раньше. Не по силам ей тянуть этот тяжеленный воз, как она привыкла. Ну и лекарства нужные, конечно, покупаю. Некоторые из них настолько дороги, что сама она их не осилит.

Агата отвернулась и, кажется, смахнула слезу. Потом продолжила:

– Она для меня столько сделала, Вадим. И я очень её люблю. Я хочу, чтобы она жила долго. И я должна ей помочь.

Аргументы были убедительны, но при этом она совсем не принимала в расчёт его, Вадима Алексеевича.

– Но у тебя же теперь есть я, Агата, – гордо заявил он, – и я в состоянии решить все твои проблемы. Денег у меня вполне достаточно.

– А причём тут твои деньги, Вадим? – искренне удивилась она. – Наши отношения действительно очень хороши, они меня радуют и придают мне сил. Но на твои деньги я не претендую. Больше того, я их не возьму. Я ведь не за деньги тебя люблю.

Ну вот, приехали! Хотя неожиданно прозвучавшее слово «люблю» понравилось необыкновенно.

– Наши отношения идут к тому, что нужно оформлять брак и жить, наконец, вместе, – уверенно высказал он свою точку зрения. – Я думал, ты это понимаешь, Агата. Я тебя люблю, ты любишь меня, почему же мы должны жить порознь, скажи?

– Мне кажется, ты очень спешишь, Вадим, – Агата посмотрела на него недовольным взглядом. – Во-первых, ты не делал мне предложения.

Вадим Алексеевич дёрнулся было исправить положение, но она остановила его движением руки.

– И, во-вторых, даже если ты его сделаешь, я его не приму. Я не готова к повторному браку. И потом я ведь всё ещё замужем, не забыл?

– Ну, с этим вопросом я разберусь очень быстро, – Вадим Алексеевич начинал сердиться. – И время для этого как раз пришло. Но в остальном всё должно быть гладко. Чем я не устраиваю тебя в качестве мужа, скажи?

– Я просто не готова, Вадим, – упрямо повторила она, – и не уговаривай меня. Я не готова.

Это был удар ниже пояса. Он так замечательно представлял себе их совместное будущее, такие радужные планы строил, собирался сделать предложение по всем правилам и очень красиво. А тут такой афронт! Агата, видите ли, не готова к семейной жизни. Упрямица! Ох, как же с ней тяжело! Он готов был рассердиться всерьёз, но потом сообразил, что с ней всё иначе, чем с нормальными, обычными женщинами. И, видимо, именно поэтому он любит её так, как не любил никого и никогда в жизни. И не позволит себе потерять её просто по глупости. С ней общаться, так нужно дипломатом стать. Что ж, надо, значит, станет.

– Ладно, Агата, – примирительно сказал он, – не будем сейчас говорить об этом. У нас и так дел невпроворот. Я думаю, Матрёну Евграфовну забирать уже пора из больницы. Нужно к этому готовиться. Я завтра с утра заеду к главному врачу, поговорю.

Агата спорить не стала. А поскольку дело было вечером, и были они в её квартире (идти к нему она отказывалась наотрез), он просто увлёк её в постель и там заставил забыть обо всём. Агата извивалась и стонала в его руках, доставляя ему несказанное удовольствие, а потом мирно уснула на его плече, прижавшись к нему всем телом. Он же обнимал её, прижимал ещё ближе и думал о том, что ради счастья быть с ней, он сделает всё, абсолютно всё, что только в его силах.

На другой день Вадим Алексеевич, и, правда, заехал в больницу. Повидал саму Матрёну Евграфовну, удостоверился, что женщина чувствует себя хорошо, оставил привезенные угощения – для поправки здоровья фрукты очень полезны, сказал. То, что фруктов этих хватило бы на целый этаж, так это мелочи. Потихоньку справится, тем более что такими экзотическими плодами женщина в своём лесничестве не избалована. Затем отправился к начальству. Главного врача и профессора застал вместе, что было очень удобно. Его, конечно, приняли сразу – такие щедрые родственники не так часто случаются у их пациентов. Главный врач оговорил сроки и условия выписки больной. Профессор же рассказал о режиме жизни в дальнейшем, чтобы никогда больше такое не повторилось.

– Удивительно даже, что женщина, считай, на природе живёт и образ жизни ведёт здоровый, а поди ж ты, не устояла против инсульта, – рассуждал многоопытный эскулап. – Видно всё же правду говорят те натуропаты, что утверждают, будто в природе уже не хватает кое-чего по экологическим причинам, и надо дополнять это из специальных источников. Я тут подумал и готов сделать определённые рекомендации.

Он присел к столу и стал быстро писать что-то на листе бумаги размашистым мужским почерком. Затем протянул лист Вадиму Алексеевичу.

– Тут кое-что обойдётся недёшево, конечно, – сказал не совсем уверенно, – но можно рассчитывать на хороший результат, мне кажется. Я хотел бы эту пациентку месяца через три снова видеть, провести через все исследования, чтобы убедиться. Если, разумеется, она будет это принимать.

– Конечно, будет, – уверенно откликнулся Вадим Алексеевич, – а как же иначе, если это сулит здоровье.

– Вот и славно, – профессор явно был доволен сговорчивостью посетителя, – тогда я вам и адрес дам, где всё это можно купить.

И он дописал ещё несколько строк к своим рекомендациям.

– Остальные назначения в выписке будут, – добавил он. – И помните, никакого вина. Особенно шампанского избегайте, ей нельзя категорически. А если уж будет необходимость выпить, так лучше хорошего коньяка самую малость.

Он удовлетворённо улыбнулся, когда Вадим Алексеевич понятливо покивал головой.

– Да, и ещё, чуть не забыл, – спохватился профессор, – тут же лекарство ваше осталось немного, две бутылочки. Заберёте?

– Бог с вами, профессор, – запротестовал Вадим Алексеевич, – зачем оно мне? Ей ведь уже не нужно, вы говорили. А здесь может понадобиться. Никто не знает, кому и когда оно может спасти жизнь.

Распростившись с медиками в самых любезных выражениях, Вадим Алексеевич отправился на работу. Там как раз назрела необходимость основательно намылить две шеи. Он этого не любил, признаться, но интересы дела требовали. По дороге позвонил Агате и, застав её как раз в перерыве между парами, доложил о состоянии дел. Она отвечала односложно и по-деловому, но в голосе её он уловил такое желанное «люблю, хочу», усмехнулся и бросил под конец «целую». И представив себе выражение её лица в эту минуту, рассмеялся вслух своим новым смехом первобытного неандертальца. Евгений Семёнович уже давно не удивлялся, он первым понял, что творится с шефом. Мужчина сдержанно улыбнулся, и машина продолжала скользить по людным улицам, как всегда, пугая пешеходов и несмелых водителей.

Матрёну Евграфовну забирали в пятницу во второй половине дня. Агата внесла какие-то изменения в свой график, чтобы побыть с тетушкой подольше, она даже на полдня понедельника себе время освободила. Вадим Алексеевич переложил все дела на своего первого зама, которому доверял безоговорочно. Всё же их с Юрием связывала проверенная годами и пережитыми невзгодами многолетняя дружба. Купили всё, что было необходимо для начала, в первую очередь, конечно, лекарства и те самые чудодейственные капсулки, которые порекомендовал профессор.

Вышедшая на свободу женщина – всё-таки больничная койка это вам не санаторий – была счастлива. Она внимательно посмотрела на деревья в примыкающем к зданию больницы скверике и с грустью отметила, что лето уже кончилось. Половину его провела в борьбе с навалившимся недугом. Что-то там дома?

Её устроили в машине со всем возможным комфортом на заднем сидении, Агата села рядом, готовая в любой момент поддержать и помочь. Вадиму Алексеевичу пришлось перебраться на переднее сидение, чего он не делал уже не счесть сколько лет. И от Агаты далеко, что, разумеется, очень ему не нравилось. Однако, оглядываясь назад, он встречал её взгляд, в котором читал всё, что хотел видеть, – она его по-прежнему любила и желала.

– Вот приедем в лесничество…, – тихо проговорил он и многозначительно посмотрел в голубые глаза.

Свою мысль он не окончил, но она его поняла. И в ответном взгляде он прочёл готовность принять все его интимные фантазии и ответить на них горячо и с удовольствием. Вадим Алексеевич удовлетворённо улыбнулся и устремил взгляд на стелющуюся под колёсами дорогу. Отсюда она воспринималась немного иначе, чем с привычного заднего сидения.

Егор Степанович ожидал их возле дома. Шлагбаум был открыт. Евгений Семёнович миновал проезд, потом вышел и опустил балку – для порядка. Он всегда и во всём любил порядок. Когда подъехали ближе к дому, первым отозвался Тимофеич. Он пару раз громко взлаял, но совсем беззлобно, видимо чувствовал состояние хозяина. Когда же машина остановилась, лесник шагнул к двери заднего сидения, как будто чувствовал, что жена там, открыл её, помог Матрене Евграфовне выбраться из машины и вдруг подхватил её на руки и понёс к дому.

– Голубушка моя, славная моя, уж не чаял тебя видеть, – в голосе и на глазах Егора Степановича были слёзы. Женщина же крепко прижалась к его груди и, уткнувшись лицом в заросшую бородой шею, заплакала навзрыд. Но поскольку это были лёгкие слёзы радости, никто не решился вмешаться, заявив, что плакать ей нельзя. Радость ещё никому не вредила, разве не так? А мужчина шагал к дому, забыв обо всём на свете, кроме своей драгоценной ноши, и Тимофеич крутился рядом, но под ноги не лез и идти не мешал, умница.

Через долгих десять минут Егор Степанович появился на пороге. Глаза его сияли звёздами.