— Ну конечно, — саркастически фыркнула Нелл, — мне пришлось немало попотеть, чтобы сделать себе точно такое же лицо, как у леди Кэтрин. И почему я не выбрала себе лицо посимпатичней?

Она метнула насмешливый взгляд в сторону негодующей Кэтрин.

— Возможно, вы незаконнорожденная дочь покойного графа Рашдена, — язвительно сказал Гримстон. — Намеренно или по незнанию вы стали марионеткой в руках нынешнего лорда Рашдена. Вы должны понимать, что играете с огнем. Мы подадим на вас в суд за мошенничество и вымогательство…

— Как это похоже на Обенов, — усмехнулся Саймон. — Как мне это знакомо!

— Нельзя думать, что стоит только появиться в кругу людей более высокого социального положения, как тут же получишь у них теплый и сердечный прием. Это оскорбление! — сердито воскликнул Гримстон. — Это наглость! Ваши притязания легко разоблачить! Существуют характерные наследственные признаки, о которых вы и не подозреваете.

Он бросил злобный взгляд на Саймона.

— Похоже, о них не знает и леди Кэтрин.

На лице Китти мелькнуло удивление, которое тут же сменилось возмущением.

— Вы ничего не знаете обо мне. Вы грубиян и мерзавец, вы не джентльмен! Волк в овечьей шкуре — вот вы кто! Это вы довели моего бедного отца до ранней кончины!

— Прибереги свой талант для сцены, — фыркнула Нелл.

— Мы достаточно терпели все это, с нас хватит, — выпрямился Гримстон. — Поговорим в суде. Рашден, можете быть уверены, я этого так не оставлю.

— Разумеется, — отозвался Саймон. — Вы должны моей супруге приличную сумму денег. Кажется, что‑то около… девятисот тысяч фунтов?

— Это немыслимо! — взорвалась Кэтрин. — Я так хотела увидеть настоящую сестру, а вы… Какая жестокая и корыстная шутка! Я этого просто не вынесу!

Резко развернувшись, она вылетела из комнаты. Гримстон и пожилая дама вышли следом за ней.

Когда за ними захлопнулась дверь, Нелл не могла сдвинуться с места, оглушенная произошедшим.

Ладонь Саймона мягко легла ей на плечо.

— Мне очень жаль, что все так получилось, — тихо сказал он, — я думал… — он коротко засмеялся, — нет, я не подумал. Честно говоря, я не ожидал увидеть их здесь сегодня, и тем не менее с моей стороны было весьма неразумно не предвидеть этого.

Нелл покачала головой. Какая разница, когда им пришлось бы столкнуться?

— Неудивительно, что мама забрала меня, — пробормотала она. — Я хочу сказать, моя… вторая мама.

— Да, — задумчиво сказал Саймон после недолгой паузы. — И все же жаль, что она это сделала.

Его пальцы коснулись ее щеки, и она с удивлением поняла, что плачет.

— Все же это было преступление, — тихо произнес он. — Ты заслуживаешь гораздо большего.

— Правда? — прошептала Нелл сквозь слезы.

Кэтрин сказала, что не было и ночи, чтобы она не молилась о возвращении сестры. Но потом так и не признала Нелл.

Слезы лились по щекам, словно кровь из раны. Нелл чувствовала себя оскверненной осознанием того, чего не хотела знать.

«Я и есть та похищенная девочка, — думала она, — но теперь никто не хочет моего возвращения».


Карета была просторной. Когда они ехали на вечер к Аллентонам, Саймон сидел на противоположном сиденье, чтобы не помять шлейф платья Нелл. Теперь, когда супруги возвращались домой, он сел рядом с ней.

— Надо было сделать все по‑другому, — заговорил он, когда карета тронулась. — Надо было лучше подготовиться, тогда все могло бы пройти иначе.

Нелл пожала плечами. Язык ее не слушался. Теперь, когда ее слезы высохли, она чувствовала смущение. Слезы выдали ее чувства. Она так мечтала об этой встрече с сестрой, представляла себе самые разные варианты того, что произойдет, когда они наконец увидят друг друга! И вот это случилось… Почему ее теперь должно заботить, признала ее эта девица или нет?

Потому, что эта девица ее сестра. Сегодня Нелл посмотрела ей в лицо и почувствовала… что‑то необыкновенное. «Ты — это я, — мелькнуло у нее в голове. — Я — это ты».

Однако Кэтрин Обен не захотела иметь с ней ничего общего.

— Ну конечно, какая теперь разница, — сказал Саймон. — Ее поддержка была бы весьма кстати, но сегодня тебя признали шестьдесят аристократов Лондона, шестьдесят самых высокопоставленных знатных особ. Это все‑таки победа. Завтра все городские газеты будут трубить о твоем чудесном возвращении. — В его голосе слышались нотки утешения. Он пытался сгладить неприятное ощущение после разговора с Кэтрин и ее опекуном.

У Нелл сдавило горло. Нащупав руку мужа, она схватила ее и переплела свои пальцы с его пальцами, не поднимая на него глаз. Ее душевная боль была слишком огромной, слишком острой, чтобы справиться с ней доводами разума или словами утешения.

«Зачем ты это сделала, мамочка?»

Джейн Уитби лишила ее возможности расти в той среде, к которой она принадлежала по рождению. Она лишила ее любящей семьи — отца, матери, сестры.

— Нет причин так переживать, — сжал ее пальцы Саймон.

— Конечно.

— Ты веришь мне?

Она кивнула и прижалась к нему всем телом. Наверное, ему лучше знать о ее шансах в суде.

— Ты была сегодня великолепна, — тихо произнес Саймон, ласково проводя тыльной стороной ладони по ее щеке. — Лучшего нельзя было и ожидать.

Ну да, это же было своего рода представление, игра. Она получала от него большое удовольствие, как озорная девчонка, которой ее притворство сошло с рук. И только Кэтрин с презрением увидела в ней фабричную работницу.

Возможно, и виконтессу не удалось обмануть. Вероятно, ее речь и манеры объяснялись не только ревностью.

— Ты спал с леди Суонби? — неожиданно задала она вертевшийся на языке вопрос.

Он сразу напрягся, потом, после довольно долгой паузы, сказал:

— Да. Но это было до тебя.

— А сейчас?

Он повернул к себе ее лицо, приподнял подбородок и очень серьезно произнес:

— Сейчас я женат.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, потом Нелл тихо сказала:

— Понятно.

В это мгновение экипаж остановился на перекрестке, и она отстранилась от Саймона под предлогом, что хочет выглянуть из окна. В ярком свете магазинных витрин по улице шли многочисленные пешеходы в субботних вечерних нарядах, поблескивали фальшивым золотом набалдашники мужских тростей, плюмажи из перьев трепетали на дамских шляпках.

— Я никогда не буду знать и половины того, что знает она, — проговорила Нелл, глядя в окно.

— Кто, Кэтрин?

— И она тоже.

— Мне кажется, ты неправильно поняла характер моих отношений с виконтессой, — медленно произнес Саймон. — Она никогда не имела для меня большого значения.

Нелл мысленно приказала себе молчать, но терзавшие ее страхи рвались наружу.

— Бог с ней, с виконтессой. Саймон, я ничего не знаю о музыке, о том, как нужно прикасаться к клавишам рояля… Мне ведь достаточно того, что пианист нажимает на правильные клавиши. — Она почти истерически хохотнула.

— Зато есть сотни вещей, которые ты знаешь, а я нет, — с готовностью возразил он. — Мы же можем учиться друг у друга, милая.

Она отрицательно покачала головой. Он знал, что и как говорить. Это умение было у него доведено до совершенства. Оно было частью бесконечного обаяния Саймона. И внутренний голос подсказывал ей, что он действительно верит в то, что сейчас ей говорит. Но это сейчас. Будет ли так всегда?

Повернувшись к нему, Нелл прижалась лицом к манишке, вдыхая запах крахмала, цитрусовые нотки одеколона и запах его кожи. Ей так хотелось верить ему!

Он обнял ее за плечи, прижал к себе, и это было для нее как круг для тонущего. Теперь она понимала, зачем Бог дал человеку руки.

Она подумала, что беречь свое сердце от сильного чувства теперь уже нет никакого смысла, потому что она уже потеряла его. Отдала другому человеку.

Неожиданно снаружи кто‑то постучал. Саймон молча потерся подбородком о ее волосы и посмотрел в ту сторону, откуда доносился стук.

Нелл прикусила губу. Она знала, что это значит. Там, на ночной улице, кто‑то умирал от голода.

— Брось им монетку, — прошептала она.

— Но я не ношу с собой мелочь.

Она открыла глаза. В душе вспыхнул такой гнев, что она сразу поняла — он таился там давно и только ждал удобного предлога. Сердиться оказалось проще, чем страдать от боли и безнадежности.

Она рывком отстранилась от него и схватила свой ридикюль, оставленный на противоположном сиденье. Даме полагалось носить с собой только носовой платок, нюхательную соль и флакончик духов. Нелл сунула руку в ридикюль в поисках монет, которые Саймон со смехом вручил ей в качестве выигрыша, когда они играли в бильярд на символическую ставку. Не глядя на мужа, она открыла окно кареты и высунула руку с монетами.

Рядом с каретой стояла седая нищенка, ее лицо было изборождено глубокими морщинами от времени и многочисленных забот. Выношенная до дыр шаль лежала на ее согбенных плечах. Она протянула за монетами дрожащую мозолистую ладонь.

Потом экипаж тронулся, и нищенка скрылась из виду.

Нелл снова села, но теперь уже на противоположное сиденье, где лежал ее ридикюль. Саймон с удивлением смотрел на нее, словно пораженный каким‑то открытием.

— Ты носишь с собой мелкие монеты? — спросил он.

«Да, а еще я тоже выпрашивала их у проезжающих в каретах так же, как эта несчастная нищенка, — подумала она. — И шарила в грязи в поисках монетки, брошенной из окна красивой женской рукой». Прежде чем начать воровать, она действительно занималась попрошайничеством. «И теперь я никогда не выйду из дома без мелочи, чтобы было что подать нищим».

Он многого не знает о ней и никогда не узнает, потому что она никогда не расскажет ему обо всем.

Кроме того, ей нечему его научить. Ее знания никогда не пригодятся ему. Скажем, она знала, как подольше прожить на один шиллинг или как растянуть на несколько дней маленькую кастрюльку супа. Как с помощью горящей свечки заплавить дырку в подошве. Когда лучше приходить в мясную лавку, чтобы купить обрезки подешевле. И прочее в том же духе.