Внезапно наш поцелуй становится гораздо менее значимым.

– Ну, тогда вы завидный жених. Свободный, красивый, обходительный, работаете пилотом…

Майлз молчит – только слегка улыбается и отправляет в рот ложку картофельного пюре. Не хочет говорить о себе.

Жаль…

– У Майлза нет девушки, – подает голос Корбин. – Но это не значит, что он свободен.

Мама растерянно склоняет голову набок. Я тоже. А затем и Майлз.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает мама и тут же широко распахивает глаза. – Ох! Простите, пожалуйста. Так мне и надо – нечего совать нос в чужие дела.

Последнюю фразу мама произносит так, будто осознала нечто такое, чего я еще не поняла.

Она смущена… Извиняется перед Майлзом…

Нет, не могу догадаться.

– Я чего-то не понял? – спрашивает папа.

Мама указывает вилкой на Майлза.

– Милый, он голубой.

Ну и ну…

– Неправда! – уверенно заявляет папа, смеясь над ее предположением.

Я качаю головой.

Не качай головой, Тейт…

– Майлз не голубой, – возмущенно говорю я.

Зачем я произнесла это вслух?..

Теперь и Корбин опешил. Глядит на Майлза, который застыл, не донеся ложку до рта и приподняв одну бровь.

– Черт! – восклицает Корбин. – Не знал, что это секрет. Прости, дружище!

Майлз кладет ложку на тарелку и с недоумением смотрит на Корбина.

– Я не голубой.

– Извини, – одними губами произносит Корбин, как будто не собирался раскрывать такой большой секрет.

– Корбин, я не гомосексуал. Никогда им не был и вряд ли когда-нибудь стану. Что это взбрело тебе в голову?

Корбин с Майлзом таращатся друг на друга, а все остальные уставились на Майлза.

– Но… – бормочет Корбин. – Ты же говорил… Сам как-то сказал…

Майлз прикрывает рот рукой, чтобы заглушить свой раскатистый смех.

Боже, Майлз… Смейся.

Смейся, смейся, смейся. Пусть это покажется тебе самой забавной шуткой на свете, потому что твой смех в тысячу раз прекраснее праздничного ужина.

– И что же я такого сказал? С чего ты решил, что я гей?

Корбин откидывается на спинку стула.

– Точно не помню. Что-то типа того, что больше трех лет не был с девушкой. Я подумал, что это намек.

Теперь смеются все. Даже я.

– Это же было года три назад! И ты все это время считал меня геем?

Корбин по-прежнему в замешательстве.

– Но… – мямлит он.

Слезы. Майлз так громко смеется, что на глазах у него выступили слезы.

Это прекрасно.

Бедный Корбин. Он явно сконфужен. Однако мне нравится, что Майлз находит происходящее забавным. Нравится, что он не смущен.

– Три года? – переспрашивает папа, озадаченный той же мыслью, что и я.

– Три года назад он сказал, что уже три года не был с девушкой, – поясняет Корбин и наконец-то хохочет вместе со всеми. – Значит, теперь уже все шесть.

Все постепенно перестают хохотать, и вот теперь Майлз действительно выглядит смущенным.

Я думаю о нашем поцелуе в ванной. Не может быть, чтобы у Майлза шесть лет не было девушки. Мужчина с таким властным ртом наверняка часто пускает его в дело.

Мне не хочется об этом думать. Не хочется, чтобы об этом думали мои родные.

– У тебя опять кровь, – говорю я, глядя на перевязанную руку Майлза. Затем обращаюсь к маме. – Есть у нас медицинский клей?

– Нет, я этой штуки побаиваюсь.

Снова поворачиваюсь к Майлзу.

– После еды я осмотрю твою рану.

Он кивает, даже не глядя в мою сторону. Мама закидывает меня вопросами о работе, и Майлз больше не в центре внимания. Кажется, он этому рад.

* * *

Выключаю свет и забираюсь в постель, совершенно сбитая с толку. После ужина мы больше не разговаривали, хотя я потратила целых десять минут, чтобы сменить Майлзу повязку. Все это время мы не обмолвились ни словечком. Наши ноги не соприкасались. Его палец не задевал мое колено. Меня саму Майлз не удостоил и взглядом – он так сосредоточился на своей руке, будто боялся: отвернись он, и она отвалится.

Не знаю, что и думать. Майлза определенно влечет ко мне, иначе он не поцеловал бы меня. Как ни печально, мне и этого достаточно. Неважно, нравлюсь я Майлзу или нет. Главное, его тянет ко мне, а остальное приложится.

В пятый раз пробую уснуть, но тщетно. Переворачиваюсь на бок и замечаю тень чьих-то ног снаружи у моей комнаты. Жду, что дверь откроется, однако тень исчезает и шаги постепенно стихают. Я почти уверена: это Майлз. Просто потому, что ни о ком другом я сейчас и думать не могу. Делаю несколько медленных вдохов и выдохов – надо успокоиться и решить, пойти за ним или нет. Дохожу только до третьего и выскакиваю из постели.

Раздумываю, не почистить ли зубы, хотя уже сделала это всего минут двадцать назад. Поправляю волосы перед зеркалом и как можно тише крадусь на кухню.

Заворачиваю за угол и вижу его. Стоит спиной к столу и лицом ко мне. Точно ждал моего появления.

Вот незадача…

Делаю вид, что мы оба оказались здесь по чистой случайности, хотя на часах уже полночь.

– Не можешь заснуть?

Миную Майлза и подхожу к холодильнику, достаю бутылку апельсинового сока, наливаю его в стакан. Затем встаю напротив. Майлз внимательно смотрит на меня, но мой вопрос остается без ответа.

– Ты что, ходишь во сне?

Он улыбается и оглядывает меня с ног до головы, впитывая каждую деталь, словно губка.

– А ты, похоже, любишь апельсиновый сок, – с легким смешком произносит он.

Майлз указывает на мой сок, и я протягиваю ему стакан. Он подносит его к губам, делает медленный глоток и возвращает. Все это, не отрывая от меня глаз.

Что же, теперь я точно люблю апельсиновый сок…

– Я тоже его люблю, – говорит Майлз, не дождавшись ответа.

Я ставлю стакан рядом, подтягиваюсь и сажусь на стол. Делаю вид, будто Майлз не занимает все мои мысли, хотя на самом деле он везде. Заполнил собой всю кухню.

Весь дом.

Как-то слишком тихо, поэтому я заговариваю:

– У тебя правда шесть лет не было девушки?

Майлз тут же кивает, и я одновременно поражена и довольна его ответом. Не знаю, чему я так рада. Наверное, тому, что его жизнь совсем не похожа на ту, которая мне представлялась.

– Ого… Но ты по крайней мере?..

Не знаю, как завершить фразу.

– …занимался сексом? – заканчивает он за меня.

Хорошо, что горит только лампочка над плитой, потому что щеки у меня ярко вспыхивают румянцем.

– Не все хотят от жизни одного и того же, – произносит Майлз.

Голос у него мягкий, как пуховое одеяло, в которое так и хочется завернуться.

– Все хотят любви, – возражаю я. – Или хотя бы секса. Люди так устроены.

Поверить не могу, что мы беседуем на такую тему…

Ноги и руки у Майлза скрещены. Я уже поняла – это его способ облечься в броню. Опять возводит между нами невидимую преграду.

– Большинство не способно дарить первое без второго и наоборот, – отвечает Майлз. – Так что мне проще отказаться и от того, и от другого.

Он изучает меня, хочет разгадать мою реакцию. Я стараюсь себя не выдать.

– Чего же именно ты не хочешь, Майлз? – Мой голос звучит совсем слабо. – Любви или секса?

Выражение его лица не изменилось, однако губы тронула едва заметная улыбка.

– Думаю, Тейт, ты и сама знаешь.

Ох…

Не важно, догадался ли он, как действуют на меня его слова, или нет. Интонация, с которой он произнес мое имя, повергла меня в такое же смятение, как и недавний поцелуй. Я закидываю ногу на ногу. Надеюсь, он еще не понял – это мой способ выставить защитный барьер.

Взгляд Майлза опускается на мои ноги, он чуть слышно втягивает ртом воздух.

Шесть лет… Невероятно…

Вслед за ним я тоже опускаю взгляд – у меня есть еще один вопрос, но задать его глаза в глаза я не решаюсь:

– Сколько же прошло времени с тех пор, как ты последний раз целовался?

– Восемь часов.

Он широко улыбается, поскольку отлично понял, что именно я имела в виду. Затем чуть слышно добавляет:

– Столько же. Шесть лет.

Не знаю, что творится со мной, но что-то изменилось.

Когда я осознала, что значил тот поцелуй на самом деле, во мне что-то растаяло. Нечто холодное, твердое, облаченное в броню – обратилось в воду. Я вся обратилась в воду, а вода ведь не может встать и уйти. И я остаюсь.

– Серьезно? – недоверчиво переспрашиваю я.

Кажется, теперь покраснел Майлз.

Я озадачена. Не пойму, как могла настолько в нем ошибиться. Как вообще возможно то, о чем он говорит? Майлз красивый. У него престижная работа. Он умеет целоваться, почему же не целуется?

– Что же с тобой не так? У тебя что, какое-то заболевание?

Дает себя знать медицинское образование. Подобные темы для меня не табу.

– Чист как младенец, – смеется Майлз.

– Если ты шесть лет ни с кем не целовался, почему поцеловал меня? Мне казалось, я тебе не особо нравлюсь. Тебя нелегко понять.

Майлз не интересуется, с чего это я взяла, будто ему не нравлюсь.

Если даже мне очевидно – раз Майлз ведет себя со мной не так, как с другими, значит, это не без причины.

– Дело не в том, что ты мне не нравишься. – С тяжелым вздохом Майлз проводит руками по волосам и сцепляет на затылке пальцы. – Просто я не хочу, чтобы ты мне нравилась. Чтобы мне вообще кто-либо нравился. Не хочу ни с кем встречаться. Не хочу никого любить. Меня просто…

Он снова скрещивает руки на груди и смотрит в пол.

– Просто что? – спрашиваю я, чтобы он заокончил фразу.

Майлз медленно поднимает голову. Как бы не упасть со стола, потому что он съедает меня глазами, точно праздничный ужин.

– Меня влечет к тебе, Тейт, – тихо произносит он. – Я хочу тебя, но не хочу всего остального.

Мысли испарились.

Мозг – вода.

Сердце – масло.

Только говорить я еще могу, потому только вздыхаю.

Жду немного, пока не вернется способность думать, и усиленно размышляю.