— Я думаю, — сказала Вера, — что, если бы Дашу протестировали, когда ей было пять лет и она отчаянно сквернословила и побиралась на улице, ее наверняка записали бы в будущие преступники.

— Значит, дело только в том, что детям ставят неправильные диагнозы? — спросила Таня. — Но на них можно не обращать внимание. Мы все любим тесты в периодике, отвечаем, подсчитываем баллы, но никто не относится к заключениям серьезно.

— Это совершенно разные вещи, — не согласился Костя. — Тесты в газетах и журналах — мелочь, развлечение, приятный забавный досуг. Пусть ребятишки и подростки в своих изданиях тоже на них отвечают — на здоровье. Но я говорил о диагнозах, о псевдоотклонениях, которые находят у детей. И даже если эти отклонения в самом деле есть, они составляют медицинскую тайну. А поскольку она касается ребенка, то это тайна вдвойне, если только бывает двойная тайна. В педиатрии есть принцип: ребенок — это не уменьшенный взрослый, это другой, растущий и изменяющийся организм.

— Я помню случай, который нам приводили на занятиях по хирургии, — поддержала его Анна. — У девочки был обширный ожог ног, требовалась пластика, взяли лоскут со спины. А когда пациентка выросла, рубец стянул кожу на спине, и грудь у нее оказалась под мышками.

— Можно провести прямую аналогию с детской психикой, — сказал Костя, — она меняется во времени, и куда направлены векторы движения, даже самые опытные специалисты подчас сказать не могут. Сколько есть родителей, которые были уверены, что у их чад такие-то такие характеры, что они вырастут, скажем, жадноватыми, вспыльчивыми и будут лидерами. А вырастает тихий застенчивый альтруист.

Костю волновало не только то, что детям вешают диагнозы, понятные только специалистам. Самое печальное, что вслед за диагнозом прописывают, с позволения сказать, лечение.

— Я наблюдаю всеобщее помешательство на фармакотерапии. Плохо ребенок учится — ему прописывают ноотропы для улучшения мозговой деятельности, боится учителя — пичкают транквилизаторами, хулиганит — сажают на стимуляторы, замкнулся в своих детских горестях — выпишут антидепрессанты. Ко мне приводят детей, которые сидят на таблетках годами. Такое впечатление, что все забыли о педагогических методах и теперь спорят только о том, какой препарат лучше. В итоге ответственность снимается и с врача, и с родителей, и самого ребенка — за все в ответе одни таблетки. Я, между прочим, не специалист по детской психиатрии, большинству отказываю, только когда знакомые родители очень просят, смотрю детей. Анна, я тебе давно предлагаю — давай открывать отделение детской психоневрологии!

— И за чем дело стало? Дети — это святое. Открывайте, — благословил Игорь. — Вписывайте расходы в бюджет следующего года — и вперед.

— Это давняя Костина мечта! — радостно воскликнула Вера.

Чтобы отвлечь гостей от грустных и серьезных тем и немного их развеселить, Костя рассказал о недавнем исследовании канадских ученых. Группа детских психиатров опубликовала работу, в которой анализировались психические расстройства героев книжки о Винни Пухе. У самого Винни обнаружен целый букет душевных недугов: синдром гиперактивности и дефицита внимания, симптомы навязчивости, которые проявляются в повторении считалок и ненасытной жажде меда, импульсивность поведения — плохо продумал свое превращение в тучку — и даже болезнь Туретта — своего рода словесные тики, ведь медвежонок постоянно сочиняет короткие стихотворения, твердит их и быстро забывает. Пятачок страдает тревожным расстройством: вечно чего-то боится, переживает по пустякам и пытается все предусмотреть. У ослика Иа эндогенная депрессия — постоянно мрачное настроение и негативизм без видимых на то причин.

Если продолжить этот ряд и вспомнить других любимых детских героев, то все они попадают под разряд душевнобольных. У Карлсона периоды бурной активности, самоутверждения и самовосхваления сменяются периодами хандры — явная истерия и маниакально-депрессивный психоз. И вообще это тип с опасным антисоциальным поведением — хамит всем направо и налево, не признает никаких авторитетов и правил. Его место в сумасшедшем доме. Малыш под его влиянием совершает поступки опасные для жизни, например, ходит по крышам. Сам Малыш страдает от изоляции и нечуткости окружающих и вот-вот впадет в острый психоз.

В русских сказках картина не краше. Илья Муромец тридцать лет не показывался народу. Следовательно, у него была агорафобия — отказ от любой деятельности и нежелание покидать насиженное место. В “Сказке о мертвой царевне” мы сталкиваемся с типичным случаем нарциссического расстройства. Царица днями не расстается с зеркальцем и даже ведет с ним беседы.

— Попади все они нам сегодня в руки, — подвел итог Костя, — уж мы их подлечили бы!

— Да к вам любой попади в руки, — Игорь слушал его весь вечер и делал свои выводы, — на пилюлях разорите. Нет уж! Мы лучше свои стрессы будем снимать традиционными способами: банькой, водкой и…

— И чтением хороших книг! — перебила Татьяна, и все рассмеялись ее готовности облагородить рецепты Игоря.

— На самом деле, — примирительно проговорила Вера, — мир полон прекрасных людей, взрослых и маленьких.

— И у всех свои заскоки, — добавила Анна.

— Но самые большие у психологов и психиатров, — сказал Игорь.

— Они как те герои-врачи, — пафосно изрекла Татьяна, — которые ставили на себе эксперименты и прививали себе чуму.

— И до сих пор не вылечились, — подхватил Игорь.

— Их близкие, — вставила Вера.

— Сдаюсь! — Костя поднял руки. — Приятно увидеть, что семя разума, которое ты пытался посеять в головах неразумных, попало на асфальт.

Улыбаясь, он слушал, как гости веселятся, подшучивая над врачами. И рассказал старый, но хороший анекдот на тему. Иисус Христос, раздосадованный тем, как плохо на Земле выполняют свои обязанности врачи, спустился, надел белый халат и стал сам вести прием больных. В его кабинет на инвалидной коляске въехал человек.

— Чего ты хочешь? — спросил Иисус.

— Как — чего? — возмутился больной. — Я всю жизнь прикован к этому креслу. Я хочу ходить!

— Так встань и иди! — изрек Иисус. Больной встал и на своих ногах вышел из кабинета.

— Как вам новый доктор? — спросили его в очереди.

— Такой же, как все, — ответил человек, — даже не осмотрел.

Глава 10

Утром Анна в дверях отдавала последние распоряжения детям, когда приехала сестра. Татьяна хотела в ее присутствии позвонить Василию. А еще лучше — закинула она удочку, — чтобы с Васей сначала поговорила сама Анна, подготовила его.

— Вот уж нет! — отказалась Анна. — Ты человеку жизнь испортила, а хочешь за меня спрятаться. Сама кашу заварила — сама и расхлебывай. Мне на работу пора.

Галина Ивановна вышла из соседней квартиры:

— Ты бы заглянула к Юре, что-то он плохо выглядит.

Анна с досадой посмотрела на часы, не снимая плаща, с сумочкой в руках вошла в квартиру мужа.

Муж лежал в постели, с утра еще не вставал. Полное рыхлое лицо было нехорошего бледно-серого оттенка. Неожиданно Юру сотряс спазм рвоты, изо рта потекла жижа. Ирина стояла рядом. Анна подскочила к кровати, приподняла его голову, чтобы не захлебнулся. Ирина аккуратно свернула салфетку, вытерла Юре рот. Она действовала так спокойно и четко, словно занималась привычным делом. Анна в ужасе воскликнула:

— Ира! Он без сознания!

Схватила мужа за руку — пульс нитевидный, еле прослушивается.

— Ира! Нашатырь! Манометр! У него было высокое давление?

Ирина медленно двинулась к шкафчику, где лежал аппарат для измерения давления, открыла дверцу. Анна опередила ее, оттолкнула, схватила манометр.

— Вызывай “скорую”! — крикнула она. Ирина не двигалась, впала в шок, стояла в углу и смотрела на Юру печальными глазами.

От волнения Анна ничего не слышала в фонендоскопе. Пульс она тоже не находила.

— Ира! Что ты стоишь? Что делать? Ира молча пожала плечами.

Анна бросилась в свою квартиру:

— Таня! Скорее “скорую”! Галина Ивановна, где лекарства, которые остались от свекрови?

— Так все убрала, — засуетилась Галина Ивановна, — ведь дети залезть могут. В коробке на антресолях.

Анна притащила стремянку, полезла по ступенькам.

— Аня? — испуганно спрашивала Татьяна. — Куда звонить? Кому “скорую”? По какому телефону?

— В наш центр. Юре. Он без сознания. Срочно реанимационную бригаду! Скорее, шевелись. Эта коробка? — спросила она Галину Ивановну. — А где шприцы? Что вводить? Камфору? Сколько кубиков? Что еще? Вспоминай! Анна заставила себя вспомнить названия лекарств и дозы. Только бы не ошибиться! На Ирку нет надежды.

Когда она влетела в квартиру, Ирина стояла около Юры и держала его за руку.

— Юра умер, — проговорила Ирина, — не дышит, сердце не бьется.

— Заткнись, идиотка! — заорала Анна. — Уйди! Помоги!

Анна пыталась стащить Юру на пол — на мягкой кровати не сделаешь массаж сердца. Но он был очень тяжел, а Ирина по-прежнему не выходила из ступора, не помогала. Снова стала в углу со скрещенными руками.

Прибежала Татьяна, они свалили наконец Юру на пол, Анна стала делать искусственное дыхание: развела Юрины руки в стороны, зажала ему нос, вдохнула в рот воздух, свела его руки на грудь, нажала, стараясь выдавить воздух, из легких. Еще раз. Так, теперь массаж. Анна положила ладони на область сердца и ритмично толкала.

— Триста двадцать пять, триста двадцать шесть, — считала она ритм.

Какой он полный! Не хватает сил! Она едва толкает заплывшую жиром грудную клетку. Анна быстро сбросила плащ, Забралась на Юру верхом.

— Ира! — толчок — возьми себя — толчок — в руки! — толчок — Ирочка! — толчок — готовь уколы!