— На Ленинский, — бросил он шоферу.

— Нет, — улыбнулась Вера, — теперь я живу в другом месте. В Кузьминки, пожалуйста.

— Улучшили условия, — понимающе кивнул Игорь, — разменяли квартиру?

— Улучшила до невообразимости, — снова улыбнулась Вера. — Разменяла не квартиру, а всю жизнь.

— В самом деле? Впрочем, заметно. Вы похорошели еще больше.

— Да? — насмешливо переспросила Вера. Ей почему-то захотелось пококетничать. В ее-то состоянии! Но, наверное, именно оно давало ощущение безопасности. — Разве можно было еще больше? Хотя если вы надели линзы ночного видения, то я вам поверю.

— Вера, есть у вас полчаса? Давайте остановимся, выпьем где-нибудь по чашке кофе?

— Боюсь, вы меня неправильно поняли, Игорь.

— Да все правильно понял. От счастливой женщины за версту несет колючей проволокой. Никаких приборов ночного видения не требуется. Простите за резкость. Дело не в вас, а во мне. Чертовски паршиво на душе.

— Хорошо, — быстро согласилась Вера.

В мире есть несчастные люди. В это трудно поверить. Хотя она сама час назад была несчастнейшей из смертных и только что видела Гурову — женщину, изъеденную горем как ржавчиной, опухшую от порока. Вот и у Игоря неприятности.

В кафе Игорь заказал себе коньяк, кофе и мороженое. Вера от спиртного отказалась, но попросила салат из свежих огурцов со сметаной, жюльен, отбивную с картофелем фри и фрукты с сиропом. Она бы заказала еще куриную ножку в соусе табаско, фаршированные помидоры и рыбу с сыром, если бы не опасалась показаться хронически голодающей. Она никогда не отличалась завидным аппетитом, но, видно, малыш любит вкусно поесть.

Игорь, потягивая коньяк, молча наблюдал, как Вера поглощает одно блюдо за другим. Она тоже почти забыла о его присутствии. Очень хотелось есть — пережить и пережевать все неприятности сегодняшнего дня.

— Кто-то из писателей-французов, кажется Флобер, — сказала Вера, приступая к фруктовому салату, — заметил, что вид жующей женщины — самое отвратительное из зрелищ. Прошу прощения за свой неуемный аппетит.

— Ваш француз был язвенником, а прикидывался знатоком женщин. Если бы не обед, с которого я ехал, мы бы сейчас основательно потрясли кухню этого заведения.

Вера немного опьянела от еды. Хорошо, что рядом знакомое лицо. Снова хочется веселиться и кокетничать.

— А вы, Игорь, не относите себя к знатокам женщин?

— Имел грех и тяжко за него поплатился. Вся моя жизнь в эн-н-нтом измерении — сплошная цепь фиаско. Развожусь с женой, Тульская, актриса. Знаете?

— Нет, к сожалению. Последние несколько лет жила за границей и оторвалась от наших событий в искусстве.

— Какое там искусство! — Игорь презрительно усмехнулся. — Ноги от коренных зубов, личико блудливой монашки — товар, но не талант.

— Вы нехорошо говорите, — нахмурилась Вера.

— Нехорошо, — сразу согласился Игорь. — Я и живу пошло. Она кукол любит. Знаете, такие коллекционные, с фарфоровыми личиками и конечностями, в красивых платьях — некоторые до тыщи баксов стоят. Завалил ее этими куклами. Потом понял — она сама кукла, неживая приторная красота. Я всю жизнь мечтал, чтобы у меня жена была как ни у кого — увидел, упал и не смог отжаться. Плебейский снобизм! Игорь не был пьян. Коньяк развязал ему язык, но не нарушил связность мысли и остроту реакции. Он с места в карьер обрушил на Веру поток откровений. Он не говорил о событиях, которые, вероятно, недавно произошли — я сделал, она сказала, я подумал, она поступила, — ему необходимо было осмыслить не поступки, ссоры, недомолвки, а идеологию своей семейной жизни. Ему нужен был слушатель — знакомый, но неблизкий человек, проговаривая которому свои умозаключения он поверит в них окончательно. Еще точнее сказать — выдавит на глазах у благородного слушателя давний перезревший фурункул. Он эгоистично использовал Веру, но она и не сопротивлялась.

— Красота — понятие, растираемое во времени, — говорил Игорь. — Через год после свадьбы я видел во внешности Алины больше недостатков, чем достоинств. Она была хороша только отраженным светом — я читал восхищение в глазах людей, которые ее видели на презентациях, банкетах и прочих сходках, а сам его уже не испытывал. А наша домработница — Алина всегда брала только дурнушек — страшненькая Катька вдруг становилась все симпатичнее, ее мордашка — все приятнее. Ничего у меня с Катькой не было. — Игорь отрицательно помотал головой. — Я о принципе. Принципе стирания красоты и ее проявлении в безобразном. Сплошное надувательство или обман мужского пола.

Веру его мысль не порадовала: значит, через некоторое время она не будет казаться Косте привлекательной.

— Вы полагаете, что Алина любила вас только за возможность жить роскошно? — спросила Вера.

— Это как раз нормально. Во всем мире женщины сходят с ума по плейбоям-миллионерам, потому что те могут совершать чудеса — поднять их, избранниц, над подружками, сверстницами, бросить к их ногам сокровища и осыпать драгоценностями. Женщины испытывают при этом удовольствие выше сексуального, как мужчины при эйфории суперудачного бизнеса.

“Не все, — думала Вера, — далеко не все женщины променяют чувство на тридцать сребреников. Схемы хороши вне конкретных персонажей. Будь Костя миллионером или малооплачиваемым инженером — для меня равноценно. Что я здесь делаю? Зачем все это слушаю? У меня ведь своих забот невпроворот”. Но она уже невольно втянулась в беседу.

— Игорь, такое впечатление, что вы все время ругаете себя самого, а за что — непонятно.

— За то, что я, перегорев, захотел примитивного, стандартного — тепла очага, детей, тупой домашней расслабленности. Не нужен мне берег турецкий, не нужна офигенная красота — подавай тапочки мягкие и тройку сопливых пацанов. Для Алины подобные требования — что конское седло для газели. Как видите, Вера, все просто до пещерной примитивности.

Ему бы с Костей поговорить, Вера не могла найти правильных слов. Сказать — а теперь вы сделаете выводы, зато вы разобрались в самом себе, вам еще встретится замечательная женщина — банальничать.

— Игорь, но вы никогда не согласитесь связать себя с дурнушкой, — проговорила она.

— Никогда, — кивнул Самойлов. — Исключено. Как вы думаете, я похож на человека, у которого будет вечной эта проблема: он бегает за женщинами, которые к нему равнодушны, а за ним другие, которые ему даром не нужны? Вы понимаете меня?

— Понимаю. Но, по-моему, вы не похожи на человека, подозревающего в себе скрытые изъяны. Разве у вас могут быть внутренние проблемы, перед которыми вы бессильны?

— Нет, — Игорь отрицательно покачал головой, — я и себя, и других могу в бараний рог скрутить.

— Вот видите. — Вера наконец вспомнила рассуждения Кости, близкие к теме разговора, и высказала предположение: — Скорее всего, подобные мысли навязаны вам кем-то, кто для вас авторитетен. Иногда так случается: при точном совпадении места, времени, психического состояния чья-то фраза, даже оброненная вскользь, становится роковым приговором. Например, мужчине говорят: “Ты отличаешься умением всегда настраивать начальство против себя”. Или женщине заявляют: “Ты никогда не умела выбирать подруг. И они эти “всегда” и “никогда” воспринимают самым фатальным образом: ждут подтверждения и непроизвольно своим поведением стараются загнать события и чувства в заданную схему.

— Пожалуй, верная мысль, — согласился Игорь. — Я даже помню, кто меня осчастливил приговором. Глупость несусветная — учительница в средней школе клеймо поставила. И я, как дурак, в зеркале пытаюсь у себя на лбу тавро увидеть. Вера, простите великодушно за то, что свалил на вас свою исповедь. Но я в выигрыше — получил отпущение грехов.

— Как говорит Татьяна, “будь ласка”, — улыбнулась Вера, — что в переводе с украинского означает “пожалуйста”.

— Давайте поговорим о вас. Чем вы живы?

— О, жизнь у меня исключительно бурная и насыщенная! Сегодня, например, меня бросало из огня в полымя: утром я в благодушном настроении читала французский роман, днем печалилась по поводу болезней подруги, после обеда была близка к мысли о самоубийстве, а сейчас меня переполняет абсолютный восторг и счастье.

— Последний, пункт осветите, пожалуйста, подробнее. Желаю порадоваться за хорошего человека.

— Игорь, — сейчас она впервые проговорит это вслух, — я… жду ребенка.

— Поздравляю! Ваш муж — счастливчик.

— Это, — Вера закусила губу, чтобы не хихикать, — это не от мужа.

— Да? — Игорь от удивления даже присвистнул. Покачал головой. — Не ожидал. Все равно я ему, отцу вашего ребенка, завидую. А вам желаю счастья.

— Счастье у меня уже есть. Пожелайте умерить аппетит, а то снова есть хочется. Нет-нет, не нужно ничего заказывать. Игорь, у вас все тоже будет замечательно, я верю.

— Вера верит — это звучит. Да я и сам не сомневаюсь. Что не куплю — то украду, что не удастся украсть — отберу силой. Я, Верочка, настоящий русский мужик, то есть как дерево — можно дубину сделать, а можно и икону. Двинули? Я безбожно опоздаю на встречу, но все равно вас подвезу. Держим путь в Кузьминки.

Глава 17

Анна гладила Юру по голове. Она сидела на диване, а он на полу, возил из стороны в сторону новую машинку, которую она ему принесла.

— Да, маленький, хорошая бибика, — говорила Анна.

Сегодня Сусликов неожиданно уехал в командировку, и Анна оказалась дома раньше обычного. Она скучала без Димы и переживала разочарование, совсем как девушка на выданье, которая нарядилась для танцев, а бал отменили по техническим причинам.

— У тебя появился мужчина, — сказала Ира, словно заглянув в ее мысли.

— Что? — очнулась Анна. — С чего ты взяла?

— Ты стала веселой, хохочешь по всякому поводу. Или грустишь над своими думами. Словом, светишься радостной похотью.