— Взрослые тетеньки делают вид, что они маленькие мальчики, и, вместо того чтобы ясно разговаривать, скучно воют протяжными голосами. Во-вторых, там по углам были такие служительницы, которые в разные моменты начинали хлопать, чтобы весь зал тоже хлопал.

— Ты, конечно, не хлопала? — спросила Вера, улыбаясь.

— Конечно, — подтвердила Даша, — а свистеть — меня Колька научил — бабушка не разрешала. Мне не нравится, когда меня заставляют хлопать, когда мне не нравится.

— Логично, — заметил Сергей, — мне бы тоже не понравилось.

Воодушевленная поддержкой, Даша продолжала:

— В-третьих, там хорошая столовая, ну ладно, буфет, буфет. И по стенам красиво развешано.

— Так не говорят — “красиво развешано”, — поправила Таня племянницу. — Что развешано?

— Картины разные из сказок. И шоколадки тоже с рисунками из сказок продают. Бабушка мне пять штук купила.

— Полпенсии, — вздохнула Луиза Ивановна.

— Я пойду братика проведаю. — Даша вышла из комнаты.

Луиза Ивановна продолжала жаловаться на поведение внучки, но Вера, Таня и Анна, не слушая ее, настороженно смотрели друг на друга.

— Братика она проведает, — повторила Таня.

— Пять шоколадок, — напомнила Вера.

— Караул! — подытожила Анна, и они бросились в детскую.

Не успели. Щеки и нос малыша были уже вымазаны коричневой массой, а сам он сосал плитку, которую держала у его рта старшая сестрица.

Ревели дети хором: Дарья, получив от матери шлепок, верещала, наказанная за попытку отравить брата, а Кирилл, лишившийся сладкого, заявлял о своем неудовольствии классическим плачем младенца.

Радостное настроение не покидало Анну и после ухода гостей. Она покормила Кирюшу, помогла Татьяне домыть посуду и убрать остатки еды в холодильник. Потом застелила постель: на Юриной половине кровати положила на матрас клеенку, сверху простыню. Вот сейчас наконец она ляжет рядом с ним, прижмется к нему. Вдруг ее тело, ласки разбудят в нем желание и это станет мощным толчком к выздоровлению?..

Юру она положила на спину, а сама устроилась у него на плече, крепко обняла за талию, ногу закинула на его ноги. Пыталась устроить его руки так, чтобы они покоились у нее на спине, но не получалось — они сползали безвольными плетями.

— Родной мой, милый, — шептала Анна. — Как хорошо! Как я соскучилась! Слава богу, ты со мной. Теперь мне кажется, нет, я уверена, все будет замечательно. Ты такой теплый, сильный — я без тебя истосковалась…

Муж не отвечал. Он спал.

Татьяна думала о сестре. Куда ни кинь — мрак. Маленькие дети, муж беспомощный инвалид, у Анны ни специальности, ни образования. Да и были бы — на кого она оставит семью? На Луизу Ивановну? Ей, Татьяне, давно пора уезжать. Согласится ли Аня отдать в Донецк Дашеньку? На время, может быть, и согласится. Но это не выход. А где выход? В семье сестры Василия пять лет умирала свекровь Татьяны. За парализованной старушкой ухаживали трое взрослых людей, и их жизнь походила на кошмар: стоны, невыветриваемый запах испражнений и лекарств, угрызения совести — как избавления ждали смерти человека, которого прежде любили, который всех выходил, вынянчил и на ноги поставил. Луиза Ивановна, со слов врачей, сказала, что Юра уже никогда не будет таким, как прежде. Аня в это не верит. Она верит в чудо. Чудо можно прождать всю жизнь. А пока нужно покупать хлеб, одежду детям, платить ежемесячно немалый взнос за квартиру. Зарплаты Татьяны, Василия, маминой пенсии едва хватает, чтобы жить самим. И это еще с учетом того, что прежде Анна обувала и одевала их в заграничные вещи. Чем они смогут помочь ей? Овощами с огорода? Наверное, все-таки лучше Анне продать квартиру и переехать в Донецк. Там они будут все вместе. Вместе легче.

Глава 16

Анна рассказала Вере о том, что ее ограбили. Теперь единственная надежда на счет во Внешторгбанке. Не поможет ли Сергей вызволить деньги? Сергей мог, у него были связи, и Вера завела об этом разговор, как только они приехали домой.

— Мне нужно подумать, — ответил Сергей.

— Сереженька, о чем тут думать? У них положение катастрофическое. Пособия Юре и на детей еще не оформлены, а пенсии Луизы Ивановны не хватает даже на квартплату.

— Можно догадаться по тому гастрономическому разгулу, который мы наблюдали. На это уплыли наши скудные сбережения? И вряд ли вернутся? Ты как договорилась с Анной?

— О чем я могла договариваться с человеком в таком состоянии?

— На мой взгляд, у нее совершенно нормальное состояние. Кстати, когда Юра разбился, она и бровью не повела. Мы все бегали как ошпаренные, а она свысока посматривала.

— Ты ошибаешься.

— Может быть, не важно. Меня не волнует Анна, меня волнуешь ты.

— Почему? — напряглась Вера.

— Потому что ты три месяца работаешь у них нянькой, домработницей, таскаешь им деньги, стираешь загаженные штаны. В кого ты превратилась? У тебя нет своей семьи?

Анна Рудольфовна с ним разговаривала, поняла Вера. Сейчас начнутся упреки другого рода. Но Сергей говорил только об участии жены в делах Самойловых:

— Ты просто не понимаешь, что тебя используют. Анна устроилась очень выгодно: свекровь, сестра, подруга — целый штат прислуги. Ты знаешь, сколько бы стоило нанять вас за зарплату? Ты видела, сколько барахла привезли Самойловы из Перу? Видела, когда мы встречали их в Шереметьеве? Нам и не снилось. Счета в банке у нас тоже, кстати, нет.

— Зато у нас есть импортный автомобиль и отремонтированные дача и квартира. Сережа, мы не о том говорим. Ты можешь помочь им вызволить деньги, и это надо сделать.

— Совершенно не уверен. Более того — я не стану этого делать.

— Сережа, это наши друзья.

— Бывшие.

— Почему бывшие? — поразилась Вера.

— Вера! Твое прекраснодушие часто выглядит как идиотизм! Я буду общаться с этим куском мяса? Приглашу его в гости, чтобы он обмочился в присутствии мексиканского посла? Не строй из себя наивную дурочку!

Привлеченная шумом, в гостиную вошла Анна Рудольфовна:

— Что здесь происходит? Серж, ты кричишь.

Пока сын объяснял ей суть разногласий, Вера думала о том, что есть ситуации, в которых аргументы, объяснения “почему?” просто не приводятся. Почему нельзя отбирать у ребенка последний кусочек хлеба? Почему нельзя отказать слепому, который просит тебя перевести его через дорогу? Почему не бросают раненых, не бьют младенцев, не выгоняют на улицу стариков?

— Она не понимает простой вещи, — кипятился Сергей.

— Сыночек! — скривилась Анна Рудольфовна. — Что за манеры? В присутствии человека называть его в третьем лице!

— Хорошо, извини. Вера не понимает простой вещи. Есть связи, которыми не разбрасываются и которые не используют направо и налево. Замминистра — это не сантехник. Сантехника можно рекомендовать всем знакомым, и он за трешку сделает нужную работу. Замминистра нужен нам самим, для серьезных вещей. Дергать его по мелочам для чьих-то нужд — абсурд!

Чем больше говорил Сергей, тем тверже становилась Вера в своем стремлении добиться от мужа помощи Самойловым. Сергей ошибается, он может поступить недостойно, а потом будет жалеть. И даже если он никогда не пожалеет, что не проявил участия, Вера, сейчас и здесь, не позволит ему — им обоим — отсидеться в бездействии.

— Сергей! — сказала она. — Я знаю, что в любом споре каждая сторона считает себя правой, а доводы противоположной не слышит. Я не стану приводить тебе никаких доводов. Я прошу тебя помочь людям, очень прошу!

Анна Рудольфовна скорее, чем сын, увидела решимость Веры. Во взгляде этой девчонки была оценка, испытание ее сына — как он поступит, так и будет она к нему относиться. Жена должна любить ее мальчика безоговорочно, безо всяких оценок. Глупый, довел ситуацию до конфликта. Он еще маленький. Надо было пообещать, а потом сослаться на других, которые не смогли ничего сделать. Теперь уже так не получится. Мало того что невестка едва не закрутила интрижку с долговязым доктором, так она еще сыну претензии предъявляет. Врезать бы ей по первое число. Но нет, нельзя. Права врач Пчелкина: наказание за несовершенные поступки крайне болезненно, и оно же подталкивает на совершение этих поступков, уже оплаченных авансом.

— У меня от ваших криков мигрень начнется, — сказала Анна Рудольфовна. — Сереженька, принеси шкатулку с моими таблетками. Вера, — продолжила она, когда сын вышел, — мне крайне неприятно видеть, как ты изменилась в последнее время. Задумайся, пожалуйста, над словами своего мужа о приоритете интересов нашей семьи. И потом, я тебя просила не вешать на Сергея проблемы, которые можно решить без его участия. Почему ты не обратилась ко мне? Один из вице-президентов банка — сын посланника в Швеции и многим обязан моему мужу. Завтра я ему позвоню. Посланнику, естественно.

Ее речь едва не закончилась нелепо — словно она собирается позвонить умершему мужу. Настроение Анны Рудольфовны окончательно испортилось. До полуночи она не отпускала Веру — просила достать новые таблетки, принести теплое молоко, сделать массаж висков и компресс на лоб. Вера надеялась, что, когда свекровь угомонится, они в постели с Сергеем еще раз все обсудят, поймут друг друга, помирятся. Но он уже крепко спал, когда она пришла.

Утром Вера отправилась на вернисаж в Измайловском парке, на котором раскинули свои лотки продавцы изделий народных промыслов, и купила матрешки с портретами Горбачева, Рейгана и Ельцина — пошлятина, но именно это требовалось Сергею, чтобы передать какому-то знакомому в Мексику.

Она уже выходила из парка, когда почувствовала, что кто-то дергает ее за юбку. Маленькая девочка возраста Даши Самойловой. Чумазая, со спутавшимися волосами, потеками и разводами на лице, одетая не по погоде тепло — в стеганую старую куртку, ситцевое платье и спортивные штаны. На ногах сандалии, видны маленькие пальчики, серые от грязи.