— Я запаниковала. Мне нужно было позвать на помощь. И только когда попыталась пошевелиться, чтобы отстегнуть ремень безопасности, почувствовала боль. Правая рука не двигалась. Явно была сломана в нескольких местах. Я вынула левую руку из руки Макса и попыталась ею отстегнуть ремень, но его заклинило — как потом показало расследование, по странной причуде производителя металлический разъём в механизме заблокировался от столкновения. Помню, как посмотрела вниз и почувствовала себя как во сне, когда поняла, что вся в крови. Голова, рука и вся нижняя часть туловища просто кричали от боли, такой сильной, что я предпочла бы умереть, только не испытывать её вновь. Было больно дышать. Двигать головой. Я помню голос Макса, бормочущий моё имя, и я взяла его за руку в темноте. Я сказала ему, что собираюсь позвать на помощь, и что он должен держаться. Что я люблю его. Потом взяла осколок стекла. Пыталась использовать его, чтобы разрезать ремень, но всё кончилось тем, что я поранила ладонь и ткнула себя в живот. Это было ужасно. От боли я периодически теряла сознание. А когда приходила в себя, ослепляющая паника пробивала меня снова и снова.

Мы доходим до дома Колтона, я смотрю на Бакстера, энергия которого кажется неиссякаемой. Колтон садится на нижнюю ступеньку крыльца и тянет меня вниз, чтобы я села рядом с ним. Кончиками пальцев я вырисовываю на песке бессмысленные фигуры.

— Ночью было холодно, темно и страшно. Когда же от рассветного солнца небо стало светлеть, дыхание Макса стало тяжелым, поверхностным и редким. У него было очень мало времени. Всё, что я могла — держать его руку, молиться за него, разговаривать с ним и повторять, что всё будет хорошо. Говорить ему, как я его люблю. Через несколько часов он умер, — я провожу ладонью по щеке, убирая навернувшиеся слёзы, которые пытаются стереть из моей памяти образ Макса, когда я видела его в последний раз. — Я была на краю. Теряла силы от потери крови, чувствовала, что с каждым часом слабею, и мне становится всё хуже. И всё это в комплекте с паникой. Я была в ловушке, и чем дольше оставалась в машине, тем больше ощущала, как она смыкается вокруг меня.

— К вечеру второго дня клаустрофобия почти задушила меня, и я совершенно потерялась. Я не могла больше вынести боль и чувство поражение, и металась в страхе и гневе, и с вызовом, что всё же не хочу умирать! Эти мои движения каким-то образом выбили из приборной панели мой сотовый, застрявший в ней, когда машина кувыркалась по склону. Телефон упал передо мною на пол, — я глубоко вдыхаю, вспоминая, как эта ситуация заставила меня собрать все мои силы, каждую крупицу решимости, чтобы я сосредоточилась и смогла заполучить телефон. Мой спасательный круг. — Мне казалось, на то, чтобы поднять его, ушли часы, и когда я всё-таки включила его, связи не было. Я была опустошена. Начала орать что-то бессмысленное в пустоту, и тут в голове моей что-то щёлкнуло — я вспомнила историю, которую слышала в новостях. О том, как пропавших туристов нашли по ping-сигналу (прим.перев. сокращение от Packet Internet Groper — отправитель пакетов интернета — программа, используемая для проверки доступности адресата путем передачи ему специального сигнала и ожидания ответа) мобильного телефона, несмотря на то, что сеть не ловилась. Я знала, что из-за моего отсутствия сегодня утром на работе кто-нибудь позвонит Хэдди, и механизм поисков запустится. Она человек, который сразу забеспокоится, тем более она знала, что утром у меня была назначена важная встреча, которую я бы ни за что не пропустила. И я посчитала, что, возможно, нас ищут и смогут отследить мой телефон и определить наше местоположение. Шансы такого исхода были очень малы, но это была моя единственная надежда, — кончиком большого пальца я прикасаюсь к своему кольцу. — И я уцепилась за эту надежду, и одной моей мыслью было — только бы это сработало.

— Даже не знаю, что сказать, — прокашлявшись, произносит Колтон. Я уверена — он никогда бы не подумал, что у меня такая история. Тем не менее, мне импонирует его сострадание, при том, что он объявил себя человеком анти-драмы. Потому что моя история — определённо драма.

— Тут ничего и не скажешь, — пожимаю я плечами, тянусь к нему и нежно прикасаюсь ладонью к его щеке. Молча благодаря его за предоставленную возможность выговориться и за то, что слушал, не делая никаких замечаний. Не советуя мне, что нужно было делать, как это говорили мне другие. — Чтобы найти меня, у них ушло ещё почти полтора дня. К тому времени у меня начались галлюцинации. От холода и попытки мысленно выбраться за пределы машины. Увидев спасателя, я решила, что это ангел. Он заглянул в окно машины, стоя против света, и солнце сотворило вокруг него ореол. Позже он рассказал мне, что я кричала на него, — я тихо смеюсь, вспоминая. — Назвала его сукиным сыном, и что он ещё не может меня забрать. Что я ещё не готова умереть.

Колтон тянет меня, усаживая к себе на колени, чтобы баюкать между ними, как в колыбели, и нежно целует следы от слёз на моих щеках.

— Почему меня не удивляет, что ты хотела прогнать ангела? — смеётся он, прижимаясь губами к моему виску. — Ты отлично умеешь отчитывать людей, — дразнится он, напоминая нам обоим, сколько раз я проделывала это с ним.

Я прижимаюсь к Колтону, погружаясь в него, благодарная за подаренный мне комфорт. Закрываю глаза и позволяю солнечным лучам и теплу его тела растворять холод в глубине моей души.

— Я говорила тебе, Ас. Багаж.

— Нет, — произносит он. Его подбородок покоится на моей макушке. — Это просто ситуация, которая абсолютно вышла из-под вашего контроля.

Хотелось бы мне, чтобы все так считали. Пожимаю плечами, прогоняя прочь эту заблудшую мысль.

— Слишком много грусти в такой чудесный вечер, — вздыхаю я, откинувшись назад и глядя на Колтона.

Он задумчиво мне улыбается.

— Спасибо, что рассказала мне свою историю. Уверен, говорить об этом было нелегко.

— Что ты собираешься теперь делать?

Колтон ухмыляется и хватает меня за талию, поднимая со своих колен, пока встаёт сам. Он не отпускает меня, поднимая всё выше, игнорируя мои усиливающиеся вопли — потому как я понимаю, что он задумал — и кладёт себе на плечо.

— Я тяжёлая! Отпусти меня! — визжу я, пока он начинает трусить вверх по лестнице. Я бью его по заднице, но он просто продолжает идти.

— Прекрати дёргаться, — смеётся он, шлёпая меня в ответ. К тому моменту, когда мы оказываемся наверху лестницы, мои бока болят от смеха, и Бакстер громко лает рядом с нами. Колтон продолжает меня нести, хоть мы и достигли террасы, и я снова бью его.

— Опусти меня вниз!

— Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не бросить тебя прямо сейчас в бассейн, — предупреждает он.

— Нет! — я визжу и дико пинаюсь, когда он разворачивается, чтобы показать мне, насколько близко мы к краю. Он топчется там пару мгновений, пока я кричу, но потом делает большой шаг назад, и я облегчённо оседаю. Он останавливается, тянет мои ноги вниз, и я медленно скольжу по его телу. Моё лицо ещё не приблизилось к его, когда он сжимает объятия, заставляя меня повиснуть в воздухе, в результате моя грудь оказывается прижатой к его.

— Вот эта улыбка мне нравится, — мурлычет он, овевая моё лицо своим дыханием.

— Очень смешно, Ас! — выговариваю я ему. — Ты… — мои следующие слова заглушаются его ртом, захватывающим мой. Мягким, нежным и упорным, и я уступаю ему. Нуждаясь в этом настоящем мужчине, который может заставить меня забыть моё прошлое и напомнить мне, почему это нормально — двигаться дальше. Мы тонем в поцелуе, Колтон позволяет мне сползти по нему оставшуюся часть пути, я держу в ладонях его лицо. Мозоли на его пальцах царапают обнажённую кожу моей спины, когда он скользит ими вниз, чтобы схватить меня за бёдра.

Я хнычу в знак протеста, потому что он отпускает меня. В его глазах — неузнаваемые эмоции, которые я не могу прочитать.

— Ты хочешь кушать? — спрашивает он.

Да, тебя. Я закусываю нижнюю губу, не давая этим словам вырваться, и киваю.

— Конечно, — отвечаю я, отступая от него, поворачиваюсь, и вижу слева от нас накрытый стол. — Что? Как?

Колтон улыбается:

— У меня особенные возможности, — смеётся он, подводя меня к столу и отодвигая стул. — Спасибо, Грейс, — кричит он в сторону открытой входной двери, и я слышу оттуда слабый ответ.

— Твоё секретное оружие?

— На все времена! — Он наливает нам вина. — Грейс лучшая. Она заботится обо мне.

Счастливая женщина.

— Пахнет вкусно, — говорю я, пригубив вино, пока Колтон открывает блюдо, на котором разложена курица с артишоками и паста «Капеллини».

— Одно из моих любимых, — заявляет Колтон, откусывая немного. Потом наблюдает за тем, как я пробую еду, и я вижу, как он заметно расслабляется, после того как я издаю одобрительное мычание.

Трапеза получается лёгкой и располагающей. Еда превосходная, и я скептически воспринимаю слова Колтона о том, что Грейс ни с кем не делится своими рецептами. Я убеждаю его, что найду способ разговорить её.

Мы говорим о работе, и Колтон интересуется, как себя чувствует Зандер. Я отвечаю, что он не произнёс больше ни слова, но, кажется, сейчас активнее реагирует на людей, и это хорошее продвижение вперёд. Я сообщаю Колтону, что за ним окончательно закрепился статус героя, и что мои воспитанники до сих пор не могут перестать вспоминать, как он привёз их в школу. Объясняю про следующие этапы получения разрешения для некоторых новых проектов, по которым «Всеобщая забота» получила зелёный свет.

Он рассказывает мне, что, наряду с обычными делами в «КД Энтерпрайзес», был занят общением со СМИ по поводу предстоящего сезона. На прошлой неделе снимался в рекламе Merit Rum — участвовал в фотосессии для их новой маркетинговой компании — а также принял участи в подготовке к IRL (прим.перев. IRL IndyCar — серия американского чемпионата по автогонкам, созданная в 1994 г.).