Некоторое время мы не шевелимся, оставаясь в той же позе: я всё ещё верхом на нём, обняв друг друга, спрятав друг в друге головы, не произнося ни слова. И пока мы держим друг друга, меня переполняют эмоции.

Вот дерьмо! Неужто я была такой глупой, чтобы на самом деле решить, что я могу заниматься случайным сексом? Внутри меня бурлят чувства. Чувства, на которые, я знаю, Колтон никогда не ответит взаимностью, и я изо всех сил стараюсь сохранить самообладание. Я прошу себя сдерживать их, иначе я могу погрязнуть в фантазиях и сломаться, как только останусь одна.

Колтон сдвигает ноги и откидывается назад. Он берёт в руки мою голову и пронзает меня своим пьянящим взглядом.

— Ты в порядке? — шепчет он мне.

Я киваю в ответ, пытаясь очистить взгляд от беспокойства.

Он наклоняется и целует меня. Его поцелуй так нежен и ласков, что я вынуждена бороться с накатывающими слезами, потому что его нежность обезоруживает меня и потрясает до глубины души. Открыв глаза, он пристально наблюдает за мной некоторое время. Я вижу, как в его глазах вспыхивает что-то мимолётно, какие-то неназванные эмоции, которые я не могу прочитать, потому что знаю его совсем недолго.

Он трясёт головой, поднимая меня с себя, и молча встает с кровати, уворачиваясь от моего вопросительного взгляда, и ерошит волосы, бормоча на выходе: «Дерьмо!». Я слежу за его сильными широкими плечами, когда он направляется в ванную. Слышу, как течёт вода и как Колтон приглушённо ругается.

Я натягиваю на себя одеяло, вдруг почувствовав себя одиноко и неуютно от незнакомой обстановки и своего непонятного положения. Через несколько мгновений Колтон выходит из ванной в чёрных трусах «боксерах». Останавливается в дверном проёме и кидает на меня взгляд. В его глазах больше нет той теплоты и эмоций, что были минуту назад. Вместо них — холодность и отчуждённая оценка меня в его постели. И по морщинкам вокруг глаз, и по сжатой челюсти понятно, что он больше не расслаблен.

— Тебе что-нибудь принести? — спрашивает он скрипучим голосом. — Мне нужно выпить.

Я отрицательно мотаю головой; боюсь, что если заговорю, он услышит в моём голосе боль от его внезапного отчуждения, и его вопросы сделают только хуже. После моего ответа он поворачивается и уходит в гостиную. Думаю, у меня есть ответ. Для Колтона я была только вызовом.

Задачка решена, я перешла в разряд одноразовых встреч.

Я прижимаю колени к груди, пытаясь заглушить внутреннюю боль. Пытаясь умалить ощущение, что меня использовали. Я вспоминаю Макса, и как он бережно относился ко мне после того, как мы занимались любовью — как будто я настолько хрупкая, что могу сломаться. Он ласкал меня и обнимал, и смешил. Делал так, что я чувствовала себя желанной. Мой прекрасный, идеальный Макс. Что я сделала с ним и с нашей памятью о нём, переспав с кем-то, когда технически я помолвлена?

В моих ушах эхом звучат крики его матери о том, что это я виновата, что его жизнь оборвалась, я убила его и вместе с ним все надежды и мечты. Вина, стыд и унижение обрушиваются на меня. Я должна выбираться отсюда. Эти мысли разом заполняют моё сознание, я откидываю одеяло и собираю всю мою разбросанную одежду, а потом бегу в ванную.

В груди невыносимо давит, когда я пытаюсь сдержать слёзы, неловко шаря в попытке застегнуть свой бюстгальтер. Я набрасываю платье через голову, прилагая все усилия, чтобы попасть руками между соответствующими лямками и ремешками. Трусиков у меня нет. Они валяются разодранные где-то на полу, и их поиски не стоят хлопот. Я потеряла одну серёжку, но сейчас меня это мало волнует. Я вынимаю из уха её пару, смотрю на себя в зеркало и вижу в глазах страдание, смешанное с тяжёлым раскаянием. Бумажной салфеткой я вытираю следы от растёкшегося макияжа, одновременно укрепляясь в мысли об отступлении. Через несколько минут, завуалировав эмоции и собрав мысли в кучу — я готова.

Я открываю дверь, выходя из ванной, и испытываю облегчение, и, в то же время, печаль оттого, что Колтон не сидит там и не ждет меня. Опять же, чего я ожидала после того, как он только что высказался? Не сидеть же ему на кровати, ожидая меня, чтобы открыто заявить о своей исчезнувшей любви? «Трахнуть и бросить», — бормочу я себе под нос, выходя из спальни и направляясь в гостиную.

Колтон стоит на кухне номера, опираясь руками на столешницу и опустив голову. Я на мгновение останавливаюсь и рассматриваю его, восхищаясь линиями его тела, и желая, видимо, гораздо больше того, что он может предложить. Колтон сдвигается и делает большой глоток из стакана с янтарной жидкостью. Потом резко опускает его на столешницу, лёд в стакане громко звякает; и затем он поворачивается. Колеблется, видя, что я стою одетая и готовая уходить.

— Что за…

— Слушай, Колтон, — начинаю я, пытаясь взять ситуацию под контроль прежде, чем ещё больше буду унижена. — Я умная девочка. Я получила, что хотела, — пожимаю плечами, стараясь скрыть надлом в голосе. Он изучает меня, и я просто вижу, как крутятся колёсики в его голове, когда он пытается понять, по какой причине я ухожу. — Давай смотреть правде в глаза: ты не тот парень, с которым можно провести всю ночь, а я не девушка на один-два раза.

— Райли, — произносит он, но замолкает, делая шаги в мою сторону, пока я не поднимаю руку, останавливая его. Он пристально вглядывается в меня, едва заметно качая головой, и пытается разобраться в сказанных мною словах.

— Да ладно, это, вероятно, для тебя не ново — то, к чему ты привык, — я делаю к нему пару шагов, гордясь своей бравадой. — Поэтому я просто уберегу себя от смущения, когда ты утром начнёшь просить меня уйти, и просто уберусь сейчас.

Колтон смотрит на меня, борясь с какой-то непонятной эмоцией, его челюсти плотно сжаты. Он прикрывает глаза, на один удар сердца, прежде чем вернуть мне свой взгляд:

— Райли, пожалуйста, послушай меня. Не уходи, — просит он. — Просто… — он поднимает руку, хватая себя за шею, на его замечательном лице растерянность и нерешительность, потому что он не в состоянии подобрать слова или закончить свою ложь.

Мое сердце хочет верить ему, когда он говорит мне, чтобы я осталась, но моя голова знает о другом. Всё, что у меня осталось — это моё достоинство, тогда как мой разум был тщательно уничтожен, рассеян и оставлен на кровати в той спальне.

— Послушай, Колтон, — выдыхаю я. — Мы оба знаем, что ты говоришь не то, что думаешь. Ты не хочешь, чтобы я осталась. Ты забронировал на сегодняшнюю ночь номер, наверняка для того, чтобы потрахаться. Вероятно, ты рассчитывал, что это будет Ракель. Приятные маленькие апартаменты, в которых не предполагается никакой драмы и осложнений, место, откуда ты мог бы уехать утром без оглядки на ту, кто всё ещё спит в твоей постели. Ну, я охотно на это пошла, — признаю я, подходя к нему, его глаза неотрывно смотрят в мои, я кладу руку на его голую грудь. — Это было здорово, Ас, но эта девушка, — я жестом показываю на себя, а потом на спальню, — это не я.

Его глаза буравят мои с такой интенсивностью, что на мгновение я отвожу от него взгляд.

— Ты права — это не ты, — выдаёт он с нечитаемым выражением на лице, когда я резко возвращаю к нему взгляд. Он поднимает свой стакан и опустошает его; изумрудный цвет его радужек продолжают следить за моими глазами поверх края стакана. Допив, он облизывает губы, и вертит головой, что-то обдумывая.

— Позволь, я возьму ключи и довезу тебя до дома.

— Не беспокойся, — я отрицательно качаю головой, переступая с ноги на ногу, пока придумываю, как сохранить лицо, в то время как унижение уже просачивается сквозь меня. — Я возьму такси — так перенести эту ошибку будет легче нам обоим, — все мои силы уходят на то, чтобы непринуждённо подняться на цыпочки и оставить на его щеке целомудренный поцелуй. Я встречаюсь с ним взглядом и стараюсь симулировать безразличие. — Не волнуйся, Колтон. Ты пересёк финишную черту и захватил победное знамя, — бросаю я через плечо, направляясь к дверям, по-прежнему высоко вздёрнув подбородок, несмотря на дрожащую нижнюю губу. — Просто я предпринимаю меры предосторожности, прежде чем мне покажут черный флаг.

Я прохожу через дверь и захожу в лифт. Нажимая кнопку первого этажа, я замечаю, что Колтон стоит в дверях пентхауса. Его губы кривятся, он наблюдает за мной отчуждённым взглядом и с ожесточённым выражением на лице.

Когда двери лифта приходят в движение, я всё ещё пристально смотрю на него, и одинокая слеза, скатившаяся по моей щеке — единственное предательство моего тела, свидетельствующее об испытываемых мною печали и унижении. Наконец, я остаюсь одна. Я оседаю против стены, позволяя эмоциям пересилить меня, и всё же борюсь со слезами, наполняющими мои глаза, поскольку мне всё ещё необходимо добраться до дома.


***

Поездка на такси быстрая, но болезненная. Мои тихие рыдания на заднем сидении ничего не могут поделать с тем, чтобы смягчить жестокую реальность того, что произошло. Я оказываюсь дома в начале четвёртого утра, и рада, что Хэдди уже дома и спит, потому что прямо сейчас я не справлюсь с её вопросами.

Я проскальзываю в свою комнату, включаю iPod, убавляя звук до едва слышимого, выбираю Unwell всё той же Matchbox Twenty и ставлю песню на повтор.

Когда меня начинает обволакивать знакомый голос Роба Томаса, я сбрасываю одежду и шагаю под душ. Я пахну Колтоном и сексом, и с остервенением тру себя, чтобы хоть немного смыть с себя его запах. Это не имеет значения, хотя, независимо от того, что я делаю, я до сих пор пахну им. Я всё ещё помню его вкус. Всё ещё чувствую его. Я позволяю воде смывать поток моих слёз, скрывая мои икающие рыдания в шуме её стремительного потока.

Когда мне удаётся вдоволь наплакаться, и слёзы иссякают, я поднимаю себя с пола душевой, на который сползла, рыдая, и держу путь в свою спальню. Успеваю набросить на себя пижамную майку и трусики, прежде чем упасть в тепло своей постели и провалиться в сон.