Демельза бросила поводья и закрыла лицо руками во внезапном порыве отчаяния. Ей хотелось что-нибудь сказать, но ничего не приходило в голову.

Через пару минут Росс произнес:

— Если я скажу, что люблю тебя, тебя это расстроит? Ты по-прежнему предпочитаешь МакНила? Он еще здесь? Я бы заехал к нему завтра.

— Нет, Росс, он уехал, и мне на это плевать, совершенно плевать.

— Так почему ты уезжаешь? Ты не хочешь просто забыть мои слова?

— Не могу.

— Почему?

— Потому что это правда! Только я никогда этого не осознавала, пока ты не произнес. Ох, не знаю я, почему. Просто какая-то слепота. Просто невозможно об этом подумать... Невозможно с этим жить! Не знаю, что мне теперь делать.

Росс подошел ближе и привязал поводья к крючку.

— Может, обсудим это дома?

— Нет! Я не могу!

— Значит, ты не можешь меня простить.

— Я не могу простить себя.

— Полдарки вечно этим страдали, но я считал тебя слишком мудрой, чтобы подхватить эту заразу. Послушай, давай дойдем хотя бы до кухни. Не вижу причин не пойти на такой компромисс.

Он взял фонарь и подождал Демельзу. Она колебалась.

— Если хочешь, ты можешь уехать и через пять минут.

Она последовала за Россом на кухню.

Он открыл створку фонаря и зажег от него еще одну свечу. Огонек был слабым, но всё же что-то освещал. Демельза поежилась.

— Не так давно я дал одной паре хороший совет, но себе советовать всегда труднее. Если... — он запнулся и посмотрел на дверь в кладовку. В свете разгорающейся свечи они заметили под ней темное пятно. — Что это?

— Ой... это пиво! Я разливала его утром.

Демельза взяла у Росса свечу. Стоящий в кладовке бочонок покрывала пена, растекающаяся по полу. Демельза охнула и вернулась в кухню.

— Ты слишком рано его закупорила? — предположил Росс.

— Не знаю. Брожение закончилось, как мне показалось.


Она вернулась со шваброй и ведром. Россу хотелось сказать — брось это, испортишь платье, но он сдержался.

— Наверное, хмель, — сказала Демельза. — Помнишь, тебе показалось, что он не так пахнет.

Росс потянул пробку, и та с хлопком выскочила. Он ее понюхал.

— Мне следовало дождаться твоего приезда, — сказала Демельза.

Они убрали беспорядок. Всё провоняло пивом. Росс дважды вынес и опустошил ведро и, осмотрев бочку, вернул пробку на место. Теперь брожение закончилось. Можно ли употреблять пиво, станет ясно позже.

Когда они покончили с работой, казалось, им было уже нечего сказать друг другу. Кошмар ссоры испарился — естественным образом.

Росс передал жене полотенце, и Демельза вытерла руки. На манжете и подоле её платья остались следы пива. На мужа она не смотрела.

— В Корнуолле не найдется пьяницы, который бы вонял отвратительнее, чем мы сейчас.

Демельза вытащила носовой платок и вытерла нос, скрывая за ним лицо дольше, чем требовалось. Затем подошла к окну и распахнула его.

— Дорогая, в Лондоне я кое-что тебе купил. Хотел подарить завтра, но если вдруг завтра для нас не наступит, то лучше подарить сейчас.

Демельза не оборачивалась, пока Росс рылся в кармане, потом он подошел к ней и вложил в руку коробочку. Демельза с удивлением отметила, что пальцы не вполне её слушаются. Она раскрыла коробочку и увидела золотую брошь искусной работы с рубином в центре.

— Я не смог найти похожую на ту, прежнюю. Полагаю, это французская работа, а не итальянская. Работа не столь искусная, как на той, что мы купили у еврея.

— Очень красивая.

— Купил её на Чик-лейн, около Смитфилда. Почти случайно, просто шел той дорогой после второй встречи с Кэролайн. И еще вот это.

Демельза услышала, что он снова роется в кармане, и через минуту Росс вложил ей в ладонь упаковочную бумагу, под которой скрывалось гранатовое ожерелье.

— Ох, Росс, ты разрываешь мне сердце.

— Не думаю. Таким образом явно не получится. Если...

— Но это правда. Ты просто не знаешь, что творится у меня в душе.

— Давай обо всем забудем? Уверяю тебя, я это сделаю с радостью. Разве внутри нас не всё еще перебродило?

— Вообще-то, я не...

— Считай, что брошь — это долг, который я давно должен был отдать, а ожерелье — подарок на Рождество. И только.

— А у меня для тебя ничего нет.

— Смотри, оно вот так застегивается.

Демельза перебирала ожерелье пальцами, Росс взял у нее украшение и показал, как работает замок, а затем придвинулся, чтобы надеть ей на шею. На мгновение она отшатнулась, и Росс застыл с ожерельем в руках. Потом Демельза выпрямилась и позволила его надеть. То, что она приняла подарок, очень многое значило. Демельза задумчиво перебирала гранаты.

— Здесь нет зеркала, — произнес Росс, — пройдем в другую комнату.

— Не думаю, что хочу видеть себя сейчас в зеркале. Пока... пока не смогу увидеть себя в более... более благоприятном свете.

— Для тебя не существует неблагоприятного света, уверяю.

— Росс, ты же знаешь, что я не нуждаюсь и не ожидаю таких подарков...

— Я знаю. Но если ты полагаешь или подозреваешь, что подарками я надеялся снова купить твоё расположение, то ты права. Признаю. Так и есть, дорогая моя, любимая, обожаемая Демельза. Прекрасная, верная, чудесная Демельза.

— Ох, нет! — вскричала она, и снова на ее глазах выступили слезы. — Не говори так! Ты не можешь сейчас так говорить!

— А ты знаешь, как заставить меня замолчать?

— Ведь на самом деле ты так не думаешь! Я никогда еще не чувствовала себя так ужасно... Если мы помиримся, если намереваемся жить вместе, то, думаю, будет лучше, если ты еще какое-то время будешь со мной суров.

— Напомни мне на следующей неделе. Могу принять решение после Нового года…

— Я серьезно...

— И я серьезно, Демельза.

Поворачиваясь, она коснулась его руки.

— Удивляюсь, как у тебя еще остались деньги, чтобы добраться до дома. Так щедро. Мне бы хотелось тоже что-нибудь тебе подарить. Завтра Рождество и...

— Уже скоро двенадцать. Давай посидим немного, и Рождество наступит уже сегодня.