— Неужели существует наилучший выход?

— Да, как мне кажется. Предлагаю избегать ненужных провокаций и жить по возможности мирно. А вы как считаете?

Джордж принялся разглядывать пальцы.

— Ваш визит нынче вечером выглядит совершенно ненужной провокацией.

— Вовсе нет, поскольку я пришел для того, чтобы сообщить вам возможные альтернативы. Я веду законопослушную жизнь и процветаю. Подумайте об этом. Процветаю. Вероятно, вас это уязвит. Но я не о том. В наших обоюдных интересах сделать цивилизованный выбор.

— Так какие, по-вашему, другие альтернативы?

Росс прислушался к шагам в коридоре.

— Я не владею деталями, поскольку жена мне их не сообщила, но полагаю, что в мое отсутствие ей нанесли оскорбление.

— Никаких оскорблений, на которые она сама не напросилась.

— Как я понимаю, вы утверждаете, что владеете правами на идущую вдоль утеса тропу между Солом и Тревонансами.

— Это моя собственность.

— Я не особо настроен это оспаривать, хотя другие могут и захотеть.

— Я уже позаботился о юридической стороне.

— Не сомневаюсь. Но даже если земля в вашей собственности, это не значит, что можно нападать на людей, которые без всякой задней мысли пользуются тропой, которой пользовались годами.

— Ваша собака бегала без присмотра. Разве вашей жене причинили ущерб?

— Она не дала мне причин это оспаривать. Но настоятельно предлагаю вам больше ее не беспокоить.

— Это зависит от нее, а не от меня.

— Тут наши мнения расходятся, и расходятся далеко за пределы вежливой неприязни. Как я сказал, у меня нет желания еще раз сюда возвращаться.

— Вы и не вернетесь, я позабочусь об этом, — Джордж вытащил часы. — У вас еще три минуты.

— Я изо всех сил пытаюсь разъяснить вам альтернативы, как вы и просили. Что ж, вот вторая. С возрастом мы оба смягчились, но вам известны мои способности воодушевлять шахтеров, однажды вы даже пытались обвинить меня в этом перед судом. Мне не составит труда собрать три сотни, и вы знаете, на что это похоже. Мне не хочется угрожать или преувеличивать, но обещаю, что они потопчутся на ваших лужайках и повалят деревья, всего одна ночь — и тут всё будет выглядеть, словно прошел ураган. И любое кровопролитие в попытке им помешать приведет к еще большему кровопролитию. Закон вас не защитит, потому что не знает иного способа защиты, кроме как прислать роту пехоты, а солдат нынче стало меньше, чем боевых кораблей.

Джордж повернулся к отворившейся двери, в которой появилась голова Тома Харри.

— Прошу прощения, сэр. Кухарка... Ой.

Он увидел Росса. Тот не сдвинулся с места. Харри проскользнул внутрь. В дверном проеме показался еще одни человек.

— Вот та альтернатива, над которой у вас есть время поразмыслить, — сказал Росс. — Другая же — прямо перед вами.

Джордж передернул плечами.

— Вы высказали то, с чем пришли?

— Да.

— А теперь шагай отсюдова, — сказал Том Харри.

— Не трогай его, — велел ему Джордж. — Пусть уходит.

Повисла пауза. Харри опустил руки по швам.

— Завтра Рождество, — сказал Росс, — и поверьте, у меня нет желания вам надоедать. Друзьями мы стать не сможем, но слишком утомительно всю жизнь напрашиваться на драку. Я уж точно этого не желаю и надеюсь, что и вы тоже. Переехав жить по соседству, вы весьма мне досадили, но тем самым и сделали ваших близких заложниками собственного добрососедского поведения.

Он взглянул на Элизабет. Встреча с ней расстроила Росса, но не так, как прежде.

— Объясни Джорджу, что я говорю вполне серьезно.

— Я ничего не знаю о нанесенном Демельзе оскорблении, — ответила Элизабет. — Но всецело доверяю способности моего мужа устроить свою жизнь наилучшим образом.

— В таком случае, проследи за тем, чтобы он сделал нужный выбор, — внимательно посмотрел на нее Росс.

Он вышел, задев Тома Харри, который сдвинулся всего на дюйм. Второй мужчина в дверном проеме быстро ретировался, и Росс прошагал по коридору, почти ожидая, что кто-то набросится на него сзади. Он оглядел большой зал, который был частью его жизни с детских лет. Сюда он приходил с отцом и матерью, как только научился ходить. Играл здесь, в уголке, с Верити и Фрэнсисом, пока взрослые собирались у камина, и прислушивался к их разговорам: эпидемии в Чатеме, противостоянии Уилкса, отмене акта о гербовом сборе [9]. Здесь, вернувшись из Америки, он застал празднование помолвки Элизабет и Фрэнсиса. Сюда он приходил на крестины сына Элизабет, на похороны дяди... В этой комнате было нечто, принадлежащее только его семье.

Но больше этого не существует. Знакомого дерева, стекла и камня недостаточно.

Здесь воцарился Уорлегган. Всё теперь проникнуто его влиянием.

Враждебность в тоне и во взгляде Элизабет удивила Росса лишь масштабом. Он ожидал увидеть ее неприязнь. Но не думал, что это результат событий девятого мая. Он не гордился своим приключением, хотя любой мужчина с легкостью нашел бы извинения для таких действий, но противясь поначалу, позже Элизабет явно показала, что вовсе не испытывает к нему ненависти. Этот поступок во многом проистекал из ее собственного поведения по отношению к Россу в течение многих лет, а в особенности в последние два года, и она наверняка это понимала. В ту ночь она это показала и знала об этом.

Но были и другие грехи с его стороны, более поздние. В первые недели после произошедшего он снова и снова повторял себе, что должен с ней повидаться и обсудить всё при свете дня. Просто немыслимо было оставить всё как есть, но именно это он и сделал. Сначала Росс поступил мерзко, когда явился к ней, а потом — когда не явился, но он просто не знал, что сказать, и эта невозможность объясниться его остановила. Если последние десять лет были трагедией женщины, которая не в состоянии принять решение, то последние полгода — история мужчины с той же проблемой. Долгое время он не мог разобраться в своих чувствах, потом они стали кристально ясными, и с этого момента встреча с Элизабет наедине стала невозможна.

А теперь уже слишком поздно.


Глава седьмая


Росс вернулся как раз вовремя, чтобы развеять страхи жены. А незадолго до восьми пришли Дуайт и Кэролайн.

Визит к дяде отрезвил Кэролайн. Несмотря на всё, о чем они условились, она решила незамедлительно рассказать ему о встрече с Дуайтом, но, увидев дядю, поняла, насколько сильно тот болен, и промолчала.

Демельза одновременно испытывала и волнение, и возбуждение, и к концу обеда ее заботливость помогла Кэролайн почувствовать себя свободнее.

— Как долго ты будешь отсутствовать, Дуайт? — спросила Демельза. — Еще не знаешь? Это всех нас волнует.

— Флотский хирург — ни рыба, ни мясо, но мне сообщили, что это назначение можно считать двухлетним или на до окончания войны. Смотря, что окажется короче.

— А если война продолжится и после этого срока?

Дуайт заколебался.

— Он останется. Всеми фибрами души чувствую, что совесть не позволит ему уйти, — вставила Кэролайн.

— Ну хоть раз ты переоценила мою совесть, — улыбнулся Дуайт. — После приезда Кэролайн мой патриотизм очень быстро улетучивается.

— Но вам же не придется ждать так долго, пока тебя не спишут с... — сказала Демельза.

— Нет. Думаю, она выйдет за меня замуж. Я в это верю. Как только я смогу сойти на берег. Через три месяца или через шесть... Никто не знает.

— А до этого? — поинтересовался Росс у Кэролайн. — Что вы будете делать?

— Останусь на какое-то время у дядюшки. Потом, может, вернусь в Лондон.

— Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь, — вмешался Дуайт. — Хороший воздух, а лондонский не подходит твоему здоровью.

— Ах да, знаете ли, — сообщила Демельзе Кэролайн, — все первое утро нашего примирения он потратил на то, чтобы послушать мою грудь. Верите ли, я поняла, что это смущает сильнее, чем любые супружеские ласки.

Дуайт сильно покраснел.

— Вздор, Кэролайн, тебя послушать, так все было хуже, чем на самом деле. Я потратил меньше, и присутствовала твоя горничная.

— О да, моя горничная присутствовала, что делало процедуру еще менее приятной. На какое обольщение может надеяться женщина со стороны человека, который уже рассмотрел её миндалины и зубы и пересчитал ей ребра при ярком свете дня?

Дуайт глотнул вина.

— Если хочешь знать, так позволь ответить. У тебя есть всё, чтобы меня соблазнить. Я люблю тебя и очарован всем, что ты делаешь, никакая медицинская помощь никогда меня от этого не излечит!

Дуайт сказал явно больше того, что ожидала Кэролайн, и чтобы спасти положение, Росс произнес:

— Когда Дуайт уедет, а вы останетесь у дяди, надеюсь, что вы будете приходить к нам на ужин раз или два в неделю. Так быстрее пролетит время.

— После отъезда Дуайта иногда я буду просыпаться с мыслью о том, не приснилась ли мне вся эта неделя. Думаю, мне следует приходить к вам, чтобы убедиться в обратном. Надеюсь, дядюшка поправится, и я смогу рассказать ему правду.

— Если возникнут любые затруднения, приходите прямо сюда, — предложил Росс.

— Мы дадим вам пристанище, насколько потребуется.

— Муж накладывает на вас большие обязательства, — сказала Кэролайн, взглянув на Демельзу перед ответом.

— Не больше, чем я бы сама хотела или захочу.

Именно Кэролайн в конце концов улыбнулась и отвернулась.

— Я уже говорила Россу. Это был просто каприз. Во всяком случае, может быть, война закончится на следующей неделе, и мне не потребуется ваша любезность. В Плимуте жена помещика нашептала мне новости про какой-то кощунственный пир, что французы устроили в Нотр-Даме. Это пахнет упадком, и я верю, что их вооруженные силы разложатся, особенно военный флот.