— И женитьба на мне...

— Женитьба на тебе в отрытую скрепит моё счастье, да и для моей репутации будет полезно, и хоть я этого не заслуживаю, но с радостью приму. Женитьба же на тебе тайно, бегство в ночи, на что я тоже охотно и с радостью соглашусь, попахивает поступком охотника за приданым, морально нечистоплотного человека, каковым меня действительно можно счесть после романа с Карен. К тому же оставить всех друзей и пациентов, не сказав ни слова, тоже своего рода дезертирство, совсем другое, чем в случае с Карен, но не столь уж отличное по последствиям.

Дуайт замолчал и накрыл ее руку своей. Они молчали, однако доктор понимал, что означает это молчание со стороны Кэролайн. Он сказал больше, чем намеревался.

— Ты сравниваешь меня с Карен? — спросила она достаточно тихо.

— О Господи, нет! Вы так мало похожи друг от друга...

— Мне кажется, дело в тебе самом, Дуайт. В любом случае, разве ты не должен это пересилить? Никто не винит тебя в смерти Карен. Она бросалась на всех мужчин. С какой стати кто-то станет думать о тебе хуже, оттого что ты на мне женился?

— Не из-за женитьбы на тебе, нет...

— Или потому что ты со мной сбежишь, — Кэролайн выдернула руку, но без злости. — Дуайт, ты можешь посчитать, что я без причины отказываюсь сделать по-твоему, но я твердо уверена, что поступаю правильно. Если всё выйдет наружу до нашего отъезда — а поскольку до этого еще месяц, то могут возникнуть любые сложности — я покину дядин дом, порву с ним отношения, и хотя я знаю, что способна на это, но не хочу так поступать. Я вовсе этого не хочу, если возможно избежать. Хотя я делаю вид, что меня не волнуют его суждения, я к нему привязана. Я во многом ему обязана — он заменил мне отца... Если мы тайно сбежим, он будет в ярости. Осыплет нас обоих самыми крепкими ругательствами. Но будет проклинать нас только про себя и больше никому подобного не скажет. Ничего такого, что затронуло бы его достоинство. Я тоже уж точно не скажу ничего определенного и окончательного, что ранило бы его, это совсем не то, что бросать подобные слова прямо в лицо. И таким образом, если повезет, мы сможем примириться через полгода или год. Он смирится с неизбежным. Но совсем другое дело, если придется уезжать, устроив сцену «если ты выйдешь за порог, то покинешь этот дом навсегда», и гордость не позволит ему отступить.

Дуайт молчал, погрузившись в размышления. Против этих слов ему нечего было возразить. Кэролайн сказала правду, он должен побороть свое сопротивление. В любом случае, крайне несправедливо перекладывать на нее ношу последствий его былых отношений, потому что именно так он и поступает. За то, что Кэролайн хранит верность старику, Дуайт любил ее даже больше, она не желала предавать дядю, пока не будет вынуждена. И как всегда, Кэролайн скрывала свои чувства.

Порой Дуайт по-прежнему просыпался, не веря в то, что эта яркая, полная жизни девушка вообще решила выйти за него замуж. Ради этого Кэролайн от многого отказалась. Поэтому, поставив под сомнение ее действия, он лишь подчеркнул бы свою ничтожность и неблагодарность.

***

Неделю спустя Элизабет прислала записку с просьбой о встрече с Россом. Он поскакал в Тренвит в самый разгар пришедшего с северо-запада урагана. Прибыв туда, Росс не узнал старый дом. Ветер завывал в большой открытом камине зала, незакрепленные ставни в большом окне беспрерывно стучали, истертый половик у порога хлопал от порывов ветра. Словно человеческое тепло и сама жизнь покинула дом.

Элизабет находилась наверху, и Росс смотрел, как она спускается по широкой лестнице присущей ей быстрой и легкой походкой. Она была в белом муслиновом жакете и сером платье с высокой талией. Элизабет заметила, как глаза Росса зажглись при ее появлении.

— Росс, — подала ему руку она, — пожалуйста, проходи. Прости, что оторвала тебя от дел, но мне нужен совет, как поступить.

Он последовал за ней в зимнюю гостиную, Элизабет взяла два письма, лежащие рядом с прялкой, и дала ему одно из них. Хотя Росс прекрасно знал, о чем там говорится, он внимательно просмотрел письмо — ему было интересно, в какие слова это облек Паско. Закончив, Росс поднял взгляд.

— Потрясающе, правда? — спросила она. — Что кто-то предлагает нам, да еще сейчас, ровно столько же за мою долю в Уил-Грейс, сколько вложил Фрэнсис? Там что, нашли руду?

— Нет. Хотелось бы мне, чтобы нашли. Согласен, это странно. И трудно понять. Все вокруг знают, что мы двигаемся к банкротству. А Паско говорит, что не может открыть имя этого человека. Ты получила это вчера?

— Да, — она поколебалась, ресницы легли тенью на щеки. — Первым делом я подумала, что это Джордж Уорлегган. Я знаю, он пытался мне помочь. Мне даже кажется, что он настолько же упорно хочет помочь мне, как навредить тебе. И я решила, что покупкой этих акций он, возможно, хочет убить сразу двух зайцев... Тогда я написала мистеру Паско и вчера послала к нему Табба. Он подождал ответа.

Она вручила ему второе письмо.

— Уважаемая мадам, — читал Росс, — благодарю, что связались со мной. Могу заверить, что, если вы и капитан Полдарк решите продать долю вашего сына в Уил-Грейс, она не попадет в руки членов семьи Уорлегганов или кого-либо, представляющего их. Потенциальным покупателем является независимый джентльмен, который, по сути, будет действовать в интересах вашего сына и ваших собственных, не предпринимая никаких попыток вмешательства в управление шахтой. С наилучшими пожеланиями, мадам, ваш покорный слуга, Харрис Паско.

Он вернул письмо. Элизабет внимательно на него смотрела, поэтому Россу пришлось что-то сказать.\— Весьма необычно.

— И что ты посоветуешь? Не знаю, стоит ли рассматривать это предложение.

— Рассматривать? Нам следует его принять.

— Меня это тоже поражает. Я думала, что ты отнесешься с подозрением к вмешательству посторонних.

— При иных обстоятельствах так бы и произошло. Но вот письмо Паско письмо, и я не могу не рассказать тебе о свалившейся на меня удаче.

И он поведал об анонимном займе.

— Могу лишь предположить, что тебе пытается помочь тот же человек. Некий эксцентрик, благоволящий к Полдаркам. Сейчас нам это как нельзя кстати.

— Есть предположения, кто это?

— Никаких. Но я верю Паско. Я знаю, что он не поставил бы нас в неудобное положение.

Затянутая талия подчеркнула форму маленькой груди Элизабет, когда та отвернулась.

— Я... эти деньги могли бы все изменить.

— Нужно быть совсем не в своем уме, чтобы отказаться, хотя бы ради Джеффри Чарльза. У шахты мало перспектив, разве что новый акционер не решит вложить деньги. Может, ему пришло такое в голову. Если так, это пойдет мне на пользу. Надеюсь с ним встретиться.


Росс подумал, что неплохо справился с разговором. Но он не мог избавиться от странного чувства, словно обманывает Элизабет, а не помогает ей в ущерб себе. Он не сказал Демельзе о том, что собирается сделать, и надеялся, что жена нескоро еще узнает.

— Ты уверен, что так будет правильно, Росс, я имею в виду для тебя? Вероятно, ты делаешь вид, что тебя все устраивает, потому что веришь, будто для нас так лучше. Мне не нравится, что я использую нашу дружбу, — сказала Элизабет.

— Ничего ты не используешь, Элизабет. Я поступаю так, как считаю нужным. Тебе следует продать долю, поскольку это чрезвычайно облегчит твое положение. Однако я только благодарен тебе за сомнения, верность и участие во всем этом.

Элизабет улыбнулась ему, воспрянув духом.

— Верность — не только с моей стороны, Росс, и так было всегда. Спасибо, что навестил.

Росс ехал домой, полагая, что исполнил долг, но с тревогой ощущал, как нахлынули старые чувства.


Глава седьмая


Мистер Коук, представитель Уорлегганов, купил акции по двадцать два фунта за штуку.

После уплаты Паско шестисот фунтов для Элизабет у Росса осталось семьдесят пять фунтов. Их можно было пустить на погашение других долгов или отложить для уплаты процентов. А еще он мог купить угля на месяц, чтобы Уил-Грейс продолжала работать до февраля.

— Думаю, будет неправильным продолжать дольше, чем мы планировали, — заявил Хеншоу. — Я разочарован не меньше вашего, разве что мои потери составили сотню фунтов, а не шестьсот. Но есть у меня предчувствие насчет этой шахты. С самого начала дело не задалось. Я никогда не думал, что руда будет такой бедной.

— Можем купить совсем немного угля для насоса. Я испытываю искушение его разобрать и сохранить до лучших времен.

— Мы и близко не видели жилы Треворджи, — сказал Хеншоу, хмуро глядя на карту. — Наверняка с самого начала это были лишь старушечьи байки. Сначала мы искали ее на Уил-Лежер, потом на Грейс. Если она и существует, то мы нашли бы хоть какие-то следы.

— И Марк Дэниэл, — задумчиво напомнил Росс. — Все пророчества оказались ложными.

— Думаете, в ту ночь он был в здравом уме?

— Возможно, его обманули те же самые надежды, что и нас. В северо-восточном конце тридцатого уровня была приличная руда...

— На прошлой неделе медь шла по сто три фунта за тонну, — Хеншоу прикусил мизинец. — Когда мы открыли Уил-Лежер, она была по восемьдесят. Какая жалость, что вам приходится продавать акции именно сейчас. Полагаю, из нее можно извлечь целое состояние, прежде чем она иссякнет. Если бы руда с Грейс имела хоть какую-то ценность... — он вытащил палец изо рта и уставился на него.

— Как там вчерашние пробы на семидесятом уровне?

— Медь, олово, свинец — всего понемногу, но недостаточно. Когда присутствуют все металлы, это, почитай, грязная руда. Медь там хуже и по качеству, к тому же ее совсем мало.

Росс поднял кусок рудной породы и покрутил его в руках то в одну сторону, то в другую.