Пытаясь побороть страх, сражаясь с одиночеством и темнотой, Фрэнсис начал размышлять. Итак, вниз он спустился около четырех. Шахта работает в три смены, следующая смена в десять. Если сейчас около пяти, это означает, что пройдет почти пять часов, прежде чем кто-нибудь заметит его одежду в сарайчике для переодевания и начнет расспрашивать. Росс уехал в Труро и может не вернуться допоздна. Демельза — к чему ей его искать? Его лошадь осталась на конюшне Нампары. Демельза может заметить это сама, или позже об этом сообщит Гимлетт... Но, возможно, пройдет еще много часов, прежде чем они хоть что-нибудь предпримут.

А в его доме? Элизабет начнет волноваться? Не раньше семи.

Счет пойдет на часы. Даже если поднялась тревога, поиск займет время. Фрэнсис стал мысленно блуждать по извилистым темным туннелям главной шахты, по пути, которым он шел, вспоминая огромную груду скал, что отделяла его от дневного света и воздуха. Атмосфера в яме казалась удушливой и скверной. Впереди его ждали часы терпения и усилий. Его пальцы уступят, он утонет до того, как прибудет помощь.

Страх стал его худшим врагом, а тьма — предателем. Свет покинул его мир. Ничего не излучало свет, ни вспышка солнечного света, ни всплеск воды, ни металл, ни камень. Фрэнсис по-прежнему не знал, как глубоко находится, но на ум пришла мрачная мысль, что, если бы этим утром не вели взрывных работ, и вода не ушла бы вниз, этот колодец остался бы затопленным, и ему пришлось бы лишь протиснуться назад по склизкой выработке.

Фрэнсис поменял руки в двадцатый раз и гвоздь сместился. Страх сковал его горло, он начал кричать во все горло снова и снова. Помогите, помогите, помогите, я сгину в глубинах подземелья. Не под восемью футами земли, а под двумя сотнями, он уже ослеп, но не оглох, дрожа в теплой воде, пальцы горели, ослабляя хватку, один гвоздь, один ржавый гвоздь.

Фрэнсис пытался себя заставить отпустить гвоздь и исследовать темноту, должно быть, он что-то пропустил в прошлый раз, что-то более удобное, чтобы схватиться, но у него не хватало мужества, возможно, найти это место уже не получится снова.

Время шло. Фрэнсис пытался считать. Из шестидесяти минут сложился час. Потом прошло три часа. Наверное, сейчас уже больше восьми. Кто-нибудь скоро придет. Конечно, все пойдут к тому месту, где утром велись взрывные работы. Где-то капала вода, в его ушах все громче и громче звучали спасительные шаги. Чтобы оставаться в своем уме, Фрэнсис досчитал до двухсот, а затем закричал и снова начал считать. Голова закружилась.

Руки одеревенели. Все чаще его охватывала судорога, ноги стали свинцовыми, опухли и онемели. Иногда он забывал цифры и заговаривал с людьми, приближающимися к нему в воде. Страдающий подагрой, весь в сыпи и синюшный отец. «Фрэнсис, Фрэнсис. Где ты, мальчик?» Тетушка Агата, но не такая, как сейчас, а моложе и строже, нянчит его на коленях. Вот Фрэнсис бежит по песку пляжа Хендрона, Россом сзади, а его ноги сверкают на солнце.

Фрэнсис снова начал считать, а затем вдруг услышал треск дерева, посмотрел наверх и увидел Росса, сидящего на коленях на краю шахты, тянущего ему руку на помощь. Росс сказал раздраженно:

— Боже, почему ты не научился плавать? — и Фрэнсис, полный отчаянья, дотянулся до руки, принимая помощь. Казалось, их пальцы соприкоснулись, а затем поток воды с грязью залепил рот и нос, и Фрэнсис изо всех сил оттолкнулся ногами, чтобы выбраться на поверхность. Рука соскользнула с гвоздя, Фрэнсис почти лишился жизни, мечтая о спасении, и только смерть вернула его в реальность, только смерть разбудила инстинкты самосохранения. И так будет с каждой новой попыткой, вплоть до последней.

Фрэнсис пытался взбодриться. Завтра в это же время или через пару недель он будет смеяться, вспоминая этот случай. Или будет мертв... Завтра в это же время он будет нежиться в удобной постели и приходить в себя. Или его распухший труп будет лежать под простыней в большом зале в Тренвите, ожидая похорон.

Он задыхался. И это хуже всего. Сейчас, чтобы закричать, ему приходилось полминуты хватать ртом воздух, чтобы восстанавливать силы. Уже больше десяти. Скоро кто-нибудь должен появиться. Он не мог просто исчезнуть бесследно, чтобы никто не побеспокоился. Керноу видел, как Фрэнсис спустился вниз. Они должны начать волноваться и додуматься. Для чего им мозги! Хеншоу часто бывает в шахте с пяти до шести. Часто к нему присоединяются Росс и Фрэнсис, посмотреть, как идет работа. Но не сегодня. Разумеется, не сегодня.

Фрэнсис издал крик на высокой ноте, срываясь на визг, и замолчал, задыхаясь. Гвоздь, сжимаемый мертвой хваткой, подался в гнезде. Еще одно движение, и он выскочит.

— Помогите, помогите! — прокричал он. — Помогите, помогите! — и так с десяток раз все громче и громче, пока не осип и не стал вдыхать и выдыхать с одинаковым хрипом. По его щекам текли слезы...

Боже, у меня теперь есть причина жить, я не хочу умирать!

***

Примерно в это время Элизабет захлопнула книгу, по которой учила Джеффри Чарльза читать.

— Время ужинать, дорогой. Папа скоро вернется, а ему нравится, когда в семь вечера ты уже отправляешься в кроватку.

— Еще чуть-чуть, мамочка.

— Нет, ты и так уже сегодня получил больше, чем следовало.

— Могу я выйти и поиграть до прихода папы?

— Нет, мой сладкий. Ты можешь поиграть, пока не приготовится ужин. Будь неподалеку, когда я позову... И надень шапочку!

Джеффри Чарльз вприпрыжку выбежал из комнаты, и Элизабет взглянула на часы. Было около половины седьмого.


Глава седьмая


Росс вернулся незадолго до восьми и обнаружил, что Демельза наверху уже в пятый раз штопает занавески на северном окне спальни и не услышала его возвращения.

— Росс! Ты вернулся раньше, чем я ожидала. Ты поужинал?

— Да. Что ты делаешь?

— Чиню то, что Джереми натворил сегодня утром. Он очень любит цепляться за что-нибудь в поисках поддержки.

— Ты скоро сотворишь новые занавески, с такой-то вышивкой!

— Не всё так плохо. Что было в том письме?

Росс сел в кресло и начал стягивать сапоги, а когда подошла жена, позволил ей помочь. Пережиток былых дней, который она почему-то любила и сохраняла. И пока Демельза снимала с него сапоги, Росс рассказал ей, о чём говорилось в письме.

— И это правда? Я имею в виду про залог?

— Правда. Когда я брал деньги, меня в первую очередь волновало их получение, и не сильно беспокоило, каким образом. Именно Пирс, когда я пришел к нему, первым заговорил о повторном закладе. На следующий день он выдал деньги, а я подписал бумагу... Я воспринял ее как новую закладную, хотя на самом деле это оказался вексель. Я полагаю, что знал об этом, но не обратил в то время никакого внимания. Да это было и не важно, пока Пирс держал вексель у себя, как поступил бы друг и честный человек. Я зашел к нему. Ты считаешь меня задирой, Демельза?

— А ты что, грубо обошелся с Пирсом?

— Я его и пальцем не тронул, но, думаю, вел себя грубо — грохнул рукой по столу и сломал крышку табакерки. Пирс дрожал, как желе — сплошной жир без костей, но сделанного не воротишь. Вексель поменял хозяина, как и сказал Паско, и сейчас им владеет Кэрри Уорлегган. Так что придётся иметь дело с ним.

— Ты поехал к нему?

— Я заехал к нему домой, но его не было. Думаю, это правда, так как ставни были закрыты.

— И что же теперь, Росс?

— До ноября Уорлегганы ничего не смогут поделать. Потом они могут дать мне месяц, чтобы погасить вексель. В декабре я должен найти четырнадцать сотен фунтов или объявить о банкротстве.

Демельза поставила его сапоги рядом с креслом, но осталась сидеть, опершись локтями о колени и глядя не на него, а в пространство.

— Мы можем занять денег где-то еще?

— Не знаю.

— Что будешь делать?

— Еще почти два месяца до того, как вексель могут предъявить к оплате. Мне следует поблагодарить Паско. И еще четыре после предъявления, прежде чем наступит время платежа.

Демельза не хотела, чтобы Росс видел её лицо, поэтому развернулась на корточках и встала.

— Ты уверен, что Кэрри так и поступит? Потребует оплаты?

— А ты бы не стала на его месте, учитывая их отношение ко мне?

— Я встречалась с Кэрри?

— Тогда, на балу. Пятидесяти с небольшим лет, маленькие глазки и неприятный взгляд. У Джорджа, хотя я и терпеть его не могу, всё же есть определенные принципы — по крайней мере, мне так кажется. У Кэрри их вообще нет. Он ростовщик, стервятник. Для Джорджа почти все двери в обществе открыты. Вскоре откроются и все остальные, и это накладывает на него некоторые обязательства. Николас, его отец, тоже обладает приличной репутацией. Дядюшку же Кэрри из всей семейки ненавидят сильнее всего.

Демельза вздрогнула.

— Хотела бы я зарабатывать, Росс. Хоть как-то тебе помочь. А я лишь могу чинить твои шторы, растить ребенка, присматривать за хозяйством и готовить еду...

— Мне бы и в голову не пришло, что один человек со всем этим справится.

— Но за это не платят! Ни пенни. Четырнадцать сотен фунтов! Я бы их украла, если бы смогла, став разбойником с большой дороги или грабителем банков! Харрис Паско никогда бы не пустил твой вексель в оборот. Почему же он тебе не одолжил?

— Это что-то новенькое, — Росс посмотрел на неё мрачно и одновременно насмешливо, — до этого ты всегда требовала, чтобы я держался в рамках закона. — Росс замолчал, поскольку раздался стук в дверь. Это был Гимлетт с сообщением, что Табб ждет внизу и хочет узнать, здесь ли еще мистер Фрэнсис.

— Здесь? Разумеется, нет, — Росс посмотрел на Демельзу. — Когда он ушел?

— Примерно через час после тебя. Отправился в шахту, по крайней мере...