Но сейчас что-то удержало его от привычного шаблона поведения. Что-то незнакомое и пугающее. Интуиция подсказала ему: с Лиззи нельзя заигрывать. С ней нужно быть честным и открытым, иначе… можно и без яиц остаться.

В тот вечер он не сделал попытки познакомиться с Лиззи, но знал: ему обязательно нужно снова увидеть ее.

* * *

Реабилитационный центр занимал внушительную территорию. Целых пятнадцать акров, если точно. Пока снежный покров в центральной части Пенсильвании еще не достиг уровня непроходимости, Макс бродил по дорожкам и лужайкам, останавливался, чтобы выкурить сигарету, и шел дальше. Здесь он впервые убедился, что тишина бывает пронзительной и звенящей. Какое там наслаждение тишиной! Для Макса, выросшего в мегаполисе, тишина оказалась худшей пыткой, чем оглушительный шум. Он привык к какофонии звуков Нью-Йорка. Адаптация к просторам заснеженных полей и чистому воздуху была достаточно тяжелой.

Сеансы с Эллиотом были частыми: по пятнадцать раз в неделю. Остальное время Макс тратил на прогулки, бродя без всякой цели, а также на музыку и чтение. Поначалу, когда он только выбирался из кокаиновой удавки, это было здорово и даже нравилось ему. Темп жизни замедлился до скорости улитки. Но через две недели эта медлительность уже раздражала, безделье – тоже. Эллиот обещал: как только будет пройдена необходимая фаза медикаментозного лечения, Макс сможет ходить в спортзал и заниматься с персональным тренером. По правде говоря, он рвался в спортзал. Скопившееся напряжение требовало сброса, а то у него плечи уже начали сутулиться. Но раньше, чем Эллиот даст заключение, путь к занятиям на тренажерах был для него закрыт. Изволь ждать. В качестве альтернативы Максу предложили ходить в класс йоги.

Опять нечто медленное и легкое.

Макс рассмеялся Эллиоту в лицо, объяснив, что он не из тех парней, кто ходит на йогу. Уж лучше просто сидеть у себя в палате.

Нельзя сказать, чтобы Макс тяготился четырьмя стенами. И слово «палата» лишь отдавало дань традиции, но отнюдь не отражало размеров помещения. Размерами и обустройством палата больше напоминала номер люкс в дорогом отеле. Спальня с просторной кроватью, гостиная с мягкой мебелью и удачно подобранными картинами на стенах. Удобная ванная. Картер специально отыскал для него реабилитационный центр с почти домашней обстановкой и небольшим числом пациентов (сейчас их было семнадцать), где одновременно полная уединенность и круглосуточная забота. Конечно, чтобы устроить сюда Макса вне всякой очереди, Картеру пришлось изрядно раскошелиться.

Работа центра в основном строилась по двенадцатиступенчатой программе общества «Анонимные наркоманы» с добавлением элементов холистической терапии. Возможно, кому-то эта терапия и была способна помочь, но только не Максу. Он не желал тратить время на всякую заумь о единстве разума, тела и души и о необходимости целостного подхода к преодолению наркотической зависимости. Максу хотелось лишь одного: побыстрее слезть с тяги к коксу и вернуться домой.

Проведя в центре две недели, Макс был вынужден признать (правда, весьма неохотно), что здесь совсем неплохо. Разумеется, он дико скучал по друзьям и дому, но он не впервые попадал в места, изолированные от окружающего мира. Максу было с чем сравнивать. Реабилитационный центр – та же тюрьма, только значительно уютнее. Здесь приятнее пахнет, нет казенной обстановки, а персонал тебя внимательно выслушивает и улыбается. Сеансы с Эллиотом изматывали Макса; порою до такой степени, что хотелось повалиться на кровать, свернуться калачиком и замереть. Групповые занятия были еще хуже, но в групповых занятиях имелся один очевидный плюс. Другие пациенты оттягивали внимание на себя, а их разговоры иногда бывали даже интересными – насколько могут быть интересными разговоры чокнутых.

Взять того же Стэна – двадцативосьмилетнего парня, кокаинового наркомана. Как и Макс, он зарывался ноздрями в белый порошок, чтобы временно забыть о мерзостях жизни. Этот крепкий пуэрториканец ростом в пять футов и шесть дюймов был невероятно болтлив и мог говорить без умолку. Говорил Стэн постоянно, на каждом групповом сеансе. Макс не возражал. Если Стэн начинал свой монолог, это означало, что групповой психотерапевт Лайл и его помощник Хад будут слушать только Стэна, временно забыв о существовании Макса. Следовательно, никто не поднимет Макса с места и не попросит высказать свою точку зрения и так далее.

За десять групповых сеансов, которые посещали все семнадцать пациентов, Макс умудрился не сказать ни слова. Он и не хотел говорить. Макс не знал, с чего начать. Это не значит, что у него вообще не было мыслей. Наоборот: мысли появлялись с самого утра, стоило только открыть глаза. Громко стучались в мозг, освобожденный от кокаинового дурмана. Раньше он намеренно глушил мысли кокаином, называя это кокаиновым одеялом. В центре он нашел замену «одеялу» – капюшон своей фуфайки. Макс прятал лицо в складках капюшона и пытался расслабиться.

Это легче сказать, чем сделать. Особенно когда Стэн пускался в цветистые раскаяния по поводу своей прежней жизни. Черт бы побрал эти раскаяния!

– Неужели даже Господь не в силах заткнуть этот долбаный фонтан? – послышался шепот.

Макс повернул голову влево. Вопрос исходил от Дома Хейза, еще одного кокаинщика. Дом не только потреблял сам, но и приторговывал кокаином, отчего не раз сталкивался с законом и успел побывать за решеткой. И надо же было так глупо попасться! Тем не менее тюрьма не сделала Хейза подонком. У этого человека остались честность и принципы. Макс помнил, как в один из первых дней его пребывания в центре Дом поделился с ним сигаретами. Максу тогда было настолько тошно, что он собирался плюнуть на все и рвануть обратно в Нью-Йорк. С тех пор они сблизились с Домом. Странно, конечно, но Дом здорово напоминал ему Картера. Временами это было просто невыносимо, а временами успокаивало.

Макс и представить не мог, что будет так жутко скучать по Картеру.

Даже если и считать Картера придурком, их дружба началась еще в детстве, почти двадцать лет назад. Придурок или нет, но ведь взял же он вину Макса на себя и оттрубил полтора года в тюрьме Артур-Килл. Понимал: если Макса посадят, он потеряет Лиззи. Правда, потом он и так ее потерял. И этого придурка Макс едва не застрелил, когда сам ударился задницей о каменистое дно своей жизни. Этот придурок не дал Максу сдохнуть на полу ванной, кричал на него, уговаривал, умолял согласиться на реабилитацию и порвать с кокаином. Не кто иной, как Картер, почти четыре часа гнал машину, чтобы привезти его сюда, без звука оплатил все расходы и крепко обнял на прощание. Обратно Картер уезжал со слезами на глазах, твердя Максу, что все будет хорошо.

Макс вздохнул и ненадолго прикрыл глаза, отключившись от Хейза и остальных. Надо называть вещи своими именами. Без Картера его бы сейчас не было в живых. Без финансовой поддержки Картера и деловой хватки Райли он бы потерял и автомастерскую, и ее репутацию, которую его отец строил собственными руками. Без Картера он бы не пережил уход Лиззи.

Вот так всегда! При одной мысли о Лиззи живот пронзила острая боль. Расползлась по телу, вонзив когти в сердце и легкие. Макс невольно подался вперед. Он дышал ртом, морщась от боли. Слава богу, на него никто не обращал внимания. Все были поглощены монологом Стэна.

Все, кроме Дома. Тот сразу заметил.

– Парень, ты в порядке? – шепотом задал он традиционный вопрос.

Макс торопливо кивнул, прочистил горло и попытался дышать так, как его учил Эллиот. Медленно и ровно. Глубоко, неторопливо. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Когда-то это было проще простого. Но без нее и без белых кокаиновых дорожек даже дышать удавалось ценой отчаянной борьбы.

* * *

– Расскажите мне про тот эпизод на групповом сеансе.

Только сейчас до Макса начало доходить, что доктор Эллиот либо вездесущ, либо чертовски хорошо осведомлен. От внимания психотерапевта не ускользала ни одна мелочь. Скорее всего, этот миленький, богатенький центр реабилитации под завязку нашпигован скрытыми камерами. Так оно или нет, но Эллиот знал все! Или эпизод, о котором он упомянул, оказался (вопреки надеждам Макса) достаточно заметным.

– Ничего особенного там не случилось, – пожал плечами Макс.

Одному Богу известно, зачем он продолжал врать. Лучше от этого Максу не становилось, и уж конечно, такая манера общения с психотерапевтом ничуть не ускорит его возвращение домой. Тогда вообще получается какая-то чушь. Разве не затем Макс и порол Эллиоту откровенную лажу, чтобы почувствовать себя лучше и поскорее вернуть собственную задницу в Нью-Йорк?

Опять эти чирк-чирк в блокноте.

– Макс, вам станет легче, если вы согласитесь поговорить об этом. – Эллиот сделал несколько глотков из своей неизменной кружки с эмблемой бейсбольного клуба «Филадельфия Филлис».

Интересно, что у него налито в кружку? Кофе? Или что-нибудь покрепче: скажем, виски или коньяк? Макс сейчас не отказался бы от хорошего глотка «Джека». Глядишь, и беседа потекла бы легче.

– Все было как раньше, – пробормотал Макс, сопровождая слова медленным выдохом.

Взгляд Эллиота потеплел.

– Лиззи, – тихо произнес он.

От двух этих слогов Максу сильно сдавило грудь.

– Расскажите, – ненавязчиво попросил Эллиот. – Все, что сможете. Расскажите.

Трудно сказать, что именно пробило брешь в эмоциональной броне Макса. Возможно, на него подействовали мягкие уговоры Эллиота. Или сработало желание показать, что он способен выбраться из кокаиновой ямы. Наверное, не последнюю роль сыграло желание не подвести Картера, продолжавшего верить в него. Мало-помалу Макс стал рассказывать Эллиоту о вечеринке, где впервые увидел Лиззи, но не посмел с ней заговорить, поскольку струсил. Следом он рассказал о взбучке, которую ему устроили Картер и Райли. Оба не могли понять, почему за две недели он так и не удосужился ей позвонить, хотя ужасно хотел ее видеть. Дико, отчаянно, жутко хотел. Потребность видеть Лиззи тогда его просто доконала. Но и сейчас, по прошествии времени, ничего не изменилось.