Елена Сантьяго - Унесенные ветрами надежд

Элизабет с трудом выбралась из гамака, при этом стараясь не встречаться взглядом с Фелисити. Снаружи только что взошло солнце. На востоке небо уже было освещено его яркими лучами, тогда как на западе оставалось пока матово-серым после отступающей ночи. У большинства пассажиров, собравшихся у поручней, на лицах еще виднелись остатки сна. Элизабет, быстро оглянувшись по сторонам, пришла к выводу, что все они были точно такими же заспанными и усталыми, как и она сама. Растрепанные волосы, мятая, вся в пятнах одежда и противный кислый запах, исходящий от тел, – все это говорило о том, что они вынуждены были бороться с одними и теми же трудностями. И как бы мимоходом у нее в голове пронеслась мысль, что вчера ночью ее нисколько не смущало то, что она на протяжении стольких недель вынуждена была обходиться без ванной и свежей одежды. Вчера ей было совершенно все равно, как она пахла и выглядела. Та страсть, которую она ощущала в объятиях Дункана, была сильнее ее.

Она украдкой осмотрелась вокруг, ища его глазами. К ее облегчению, Дункан находился на безопасном удалении от нее – стоял на носу корабля и держал перед глазами подзорную трубу. В следующее мгновение он опустил трубу и обернулся на верхнюю палубу, словно почувствовал на себе взгляд Элизабет. Некоторое время он смотрел на нее, а затем отвернулся и громко отдал приказ.

Элизабет почувствовала, как жар приливает к ее щекам. Кровь внезапно с такой силой устремилась по ее жилам, что ей пришлось судорожно хватать ртом воздух, словно она пробежала большую дистанцию. Она поспешно оглянулась, беспокоясь о том, что кто-нибудь по ее лицу догадается, что она сотворила накануне вечером, однако никто, кроме Фелисити, не смотрел на нее. Кузина, несомненно, ломала себе голову над тем, почему Элизабет вчера так рано отправилась спать, да и спала, не снимая платья. И еще кое-кто наблюдал за ней – Клер Дюбуа. Красивая рыжеволосая француженка с каким-то повышенным любопытством посматривала на нее, и это беспокоило Элизабет. С подчеркнутым равнодушием она направилась к поручням и, таким образом, ушла из-под взглядов Клер, встав между одним из голландцев и Уильямом Норингэмом. Последний радостно приветствовал ее:

– Доброе утро, миледи! Наша цель уже не так далека! Вы только посмотрите!

Ее взгляд последовал в том направлении, куда указывала его протянутая рука. Вдали виднелась какая-то синеватая тень, в которой пока что трудно было угадать землю. Но вот солнце поднялось выше и осветило все вокруг. От горизонта во всю ширь раскинулось небо, сияющее яркой голубизной. Море сверкало бирюзовым светом и было таким чистым и прозрачным, что под водной поверхностью можно было видеть стремительно проносящихся рыб, серебристые тела которых напоминали стрелы.

На палубе раздался возглас удивления, когда косяк рыб внезапно пронизал поверхность воды и поднялся в воздух, раскинув плавники, как крылья, что делало этих рыб похожими на некую помесь рыб и птиц. Элизабет, словно зачарованная, с восторгом наблюдала за улетавшими созданиями, быстрыми, как молния. Она читала о том, что в тропических водах водятся такие морские существа, однако до сих пор ей не доводилось наблюдать их. А теперь у нее просто перехватило дыхание – настолько потрясающим было это зрелище.

От яркого бирюзового цвета воды Элизабет ощутила резь в глазах и прикрыла их ладонью. «Элиза» на всех парусах продолжала стремительно приближаться к размытой тени на горизонте, и постепенно перед пассажирами стало вырисовываться побережье Барбадоса. Поросший сочной зеленью, обрамленный белыми пляжами и окруженный пенящимися волнами, остров вздымался из розового известкового ракушечника, который связывал его с глубинами моря. Элизабет невольно вздохнула, потому что пейзаж был настолько прекрасен, что у нее даже стало тесно в груди.

Роберт оттолкнул Уильяма Норингэма в сторону и, придвинувшись к Элизабет, обнял ее за плечи.

– Вот твой новый дом. Разве он не прекрасен, Лиззи?

Его рука была легкой, и он не пытался приставать к ней, однако она вздрогнула, как будто кто-то внезапно пробудил ее от сна.

– Да, – сказала она тихо, – он прекрасен.

И она не удержалась от того, чтобы еще раз посмотреть на нос корабля. Там стоял Дункан, и, словно по какому-то тайному согласию, их взгляды снова встретились. Она не могла рассмотреть выражение его лица, потому что ей мешало яркое солнце. Но тем не менее ей показалось, что он смотрит на нее совсем не так, как на море.

Элизабет направила Жемчужину через густые заросли папоротника и высокого кустарника, мимо низко свисающих с веток лиан и похожих на ходули растопыренных корней огромного дерева. Деирдре следовала за ней, правда медленнее, на невысоком мерине – одном из скаковых коней Роберта, – который, по его мнению, уже слишком состарился.

Молодая ирландка была служанкой в доме Данморов, имевшей долговой рабочий контракт на несколько лет, и таких людей на Барбадосе было очень много. Элизабет за два с половиной года, которые она прожила на Барбадосе, успела полюбить эту девушку. Из всех домашних служанок Деирдре была самой приятной для нее. Она говорила немного, все свои задания выполняла быстро и аккуратно и никогда не жаловалась, даже в тех случаях, когда Элизабет, как это часто бывало, принимала неожиданное решение устроить конную прогулку или поехать искупаться, для чего ей требовалось сопровождение.

Медно-рыжие волосы непокорными локонами падали девушке на лицо. Нос, усеянный веснушками, покраснел от солнца, а загорелое плечо, которое выглядывало из сползшей рубашки, было оцарапано о низко свисающие ветви. Она выглядела одновременно чувственно и невинно, и Элизабет, глядя на нее, могла представить, какое впечатление она сама могла бы произвести на постороннего наблюдателя, – молодая женщина сидела на лошади с широко расставленными ногами, ее плечи и лодыжки были оголены, пышные волосы распущены, а лицо усеяно мелкими жемчужинами пота.

Только что прошел дождь, и лес был наполнен быстро испаряющейся влагой, смешанной с ароматом растений. Пар, который поднимался от земли, казался плотным и тяжелым, как и туман, наполненный запахом пряностей и состоявший из мириад мельчайших капелек. Рой комаров вился на просеке перед ними, и Элизабет прихлопнула двух жадных кровососов, которые хотели усесться к ней на руку.

Она на короткое время остановила Жемчужину, чтобы полюбоваться огромным ярко-пурпурным цветком. Вокруг цветов кружились стаи колибри, которые пили из них нектар и так быстро махали своими маленькими крылышками, что те сливались в воздухе в мерцающую тень. Среди густых зарослей можно было увидеть множество прекрасных уголков и получить радость от их созерцания. Мысль о том, что все больше и больше этих пышных тропических лесов становятся жертвами топоров плантаторов, внушала страх Элизабет. Все эти огромные мощные деревья с их переплетающимися ветвями, росли здесь сотни лет, однако теперь стали помехой для расползающихся во все стороны плантаций сахарного тростника.

Элизабет смахнула влажные волосы с лица и поправила корсет. Она уже распустила его насколько могла, больше расшнуровать его было нельзя, иначе рубашка начала бы трепетать на ветру и показалась бы голая кожа, которая могла привлечь еще больше комаров. Не говоря уже о нежелательных взглядах.

Добропорядочные жены давно живущих на острове плантаторов с недовольством взирали на Элизабет и ее привычку скакать в мужском седле с подобранными юбками. Надежда, что на Барбадосе с этим будет несколько свободнее, разбилась вскоре после ее прибытия туда. Пусть даже Бриджтаун в остальном был настоящим Вавилоном греха, однако самозваные блюстители нравственности высоко держали знамя пуританских идеалов и усердно защищали их от всяческих вредных влияний, независимо от того, исходили они от роялистских происков или от бессовестных, имевших ни нравственности, ни уважения женщин из своих же собственных рядов.

Элизабет знала, что она, благодаря тому, что ее свекор был влиятельной особой на острове, находилась в привилегированном положении. Так же, как и в Англии, где она не особо обращала внимание на общественное мнение, здесь, на Барбадосе, ей не нужно было налаживать хорошие отношения с апостолами морали или самоуверенными сплетницами. Ни ее отец, ни теперь уже Гарольд Данмор не делали ей никаких предписаний. Гарольд все равно большую часть времени находился в поместье Рейнбоу-Фоллз, где с утра до вечера надзирал за рабочими и добычей сахара, а в городе бывал редко.

Однажды Элизабет, находясь на званом ужине, случайно услышала из соседней комнаты, как одна из жен плантаторов обратилась к Гарольду, заговорив с ним о несколько свободной манере поведения его невестки. Гарольд, усмехнувшись, решительно заявил, что тот, для кого нравы на острове кажутся недостаточно строгими, пусть просто переселится подальше отсюда, к фанатикам – в Новую Англию. Лично он переселился из Англии на Барбадос, чтобы жить, как свободный человек в свободной стране, и то же самое право он признает за своими родственниками. И действительно, Гарольд так и поступал. Он не запрещал ей конные прогулки. Возможно, он также считал, что эти небольшие вольности послужат некоторой компенсацией за эскапады Роберта.

С его ведома она даже научилась плавать под руководством Деирдре, поскольку обнаружила, что на таком острове, как Барбадос, умение плавать является очень полезным навыком и, помимо того, очень приятным времяпрепровождением. Естественно, Элизабет делала это не у всех на виду, а в одной потаенной бухте, подальше от поселений, где она беззаботно могла выскользнуть из своей одежды и прыгнуть в кристально чистую воду без того, чтобы по этому поводу стал шептаться и возмущаться целый свет.

Вот и сегодня в послеобеденное время они с Деирдре вдоволь наплавались. Освежившись телом и душой, они на обратном пути совершили еще и дополнительную прогулку, потому что Элизабет не хотелось так рано возвращаться в Бриджтаун. Ей было не по себе от мысли о предстоящем празднике и об ожидаемых почетных гостях в их строгих одеяниях. К счастью, на праздник были приглашены также Уильям и Анна Норингэмы и их мачеха, леди Гэрриет, которые все же были здесь неким лучом света. Однако остальные гости, как и всегда, с презрением будут взирать на нее и Роберта и шептаться у них за спиной. Хотя, надо признать, некоторые из сплетен действительно были вызваны дерзким поведением Элизабет. Однако бо́льшая часть слухов все же была связана с поведением Роберта. Тот вообще даже не пытался скрывать свои похождения и связи. Не проходило и недели, когда Элизабет тем или иным образом узнавала, что его видели с очередной женщиной. Служанки, проститутки, даже дочери из хороших семей – ни одна красивая молодая женщина не могла чувствовать себя в безопасности, оказавшись рядом с Робертом Данмором. Благодаря своему обаянию и сияющей улыбке он легко покорял их. Поговаривали, что уже как минимум полдюжины отпрысков появилось по всему острову от этих краткосрочных любовных связей, а Роберт, как и Гарольд, игнорировал этот факт. До сих пор Данмор-младший не опасался никаких последствий, за исключением одного-единственного раза, когда он совратил и обрюхатил самую младшую дочь одного богатого плантатора. Девушка через полгода умерла при родах, и ребенок умер вместе с ней. Отец этой девушки, будучи вне себя от горя и гнева, попытался застрелить Роберта, однако промахнулся. После этого он хотел расправиться с ним при помощи шпаги, однако в поединке с Робертом потерпел неудачу и получил тяжелую рану.