Джилл Барнет - Унесенные страстью

– А ну-ка, выходите сейчас же, вы, оба! Довольно пререкаться!

Грэм выбрался из укрытия первым – он снова опередил ее! Но Кирсти все еще пыталась уразуметь, как, он на такое решился. Что приключилось с Грэмом? Если она больше не сможет им помыкать, тогда кем же? Могут ли мальчишки внезапно поумнеть? Кирсти что-то не верилось. Большинство мальчишек, которых она знала, вели себя так, будто у них вообще нет мозгов в голове.

Кирсти встала на четвереньки и, выбравшись из кустов, выпрямилась и отряхнулась.

– Ага, вот и ты, малышка! Ну что же, пошли!

Фергюс потрепал ее по голове, словно какую-нибудь собачку, повернулся и пошел по тропинке. Грэм обогнал его, чтобы быть впереди и камешком скатиться с горы. Как будто бы она собиралась скатываться! Вместо этого Кирсти побежала вприпрыжку и догнала Фергюса.

– Мы что, возвращаемся домой? Папа прислал наконец за нами?

Она уже знала ответ, когда Фергюс, не глядя на нее, устремил взгляд прямо перед собой.

– Нет, малышка.

– Почему мы не можем поехать домой?

– Я ведь уже объяснял тебе – твой отец занят делом.

Девочка замедлила шаги и поплелась позади него. Фергюс остановился и обернулся. Он протянул свою громадную руку.

– Идем же, малышка!

Кирсти подошла и вложила свою ладошку в его большую ладонь.

– Куда мы идем?

– Ловить руками форель.

– А как ты ловишь форель руками?

– Я покажу тебе, малышка.

– А где мы найдем форель?

– Там, впереди, чуть подальше. Около мостика. Форель любит прятаться между камнями. Мы должны ее выманить оттуда.

Кирсти шла рядом с Фергюсом.

– Фергюс?

– А?

– А почему у форели радуга на спине?

Старик внезапно остановился, подбоченившись.

– Ты что, решила опять заговорить меня?

– Нет, я просто так подумала.

Кирсти прихлопнула шмеля, потом долго разглядывала его. Фергюс остановился у моста над ручьем и обернулся к Кирсти:

– Что же ты не идешь?

– Я просто подумала... – Девочка догнала его. – Почему их называют шмелями? Если поднести их поближе к уху и прислушаться, то слышно, как они жужжат. Почему бы не назвать их жужжалками?

Фергюс только засмеялся в ответ и потащил их с Грэмом в воду. Он стал учить их, как нужно правильно сцеплять пальцы и опускать их в холодную воду, на несколько дюймов в прозрачную глубину.

Он учил их замирать и не двигаться – Грэму это не слишком хорошо удавалось – и доказал им правдивость той истины, которую знает каждый шотландец: если ты осторожен, если ты ведешь себя тихо-тихо и если в голове у тебя есть смекалка, а в жилах течет кровь шотландских горцев, тогда рыба сама попадет к тебе в руки и ты сможешь поймать ее одним согнутым пальцем, а потом оглушить – и вот у тебя уже есть вкусный обед!

У Кирсти были еще вопросы. Множество всяких вопросов. Иногда ей казалось, что вся она – один большой вопрос. Зачастую никто ей не мог ответить, когда она спрашивала. На нее просто не обращали внимания или насмехались, если ее вопросы казались им неважными. Но они были важными для нее.

Даже Фергюс, у которого в запасе было столько чудесных историй, который мог ловить руками форель, умел говорить по-гэльски и высекать огонь без кремня, – даже он не мог ответить на все ее вопросы.

Так что Кирсти пристроилась поудобнее и стала учиться ловить форель и придумывать новые способы подчинить себе брата, но она так и не узнала, где же можно научиться понимать то, что она действительно хотела понять: например, почему умирают мамы или почему их отец не хочет, чтобы они были рядом с ним?

Эми стояла на палубе баркаса, глядя, как возникают на горизонте горы Портленда – громадные серые горбы реального мира, которые вырастали, становились все отчетливее, по мере того как они приближались к берегу. Море было удивительно спокойным и синим, пока они проплывали мимо пяти или шести островков, лежавших на пути к материку. Эми казалось, что плывут они слишком быстро – не успела она оглянуться, как белесая, потрепанная ветрами пристань, с ее шумом и суетой на соседних причалах, уже была перед ними.

Намертво пришвартованные вдоль всей западной оконечности бухты, стояли одномачтовые рыболовные суда и легкие рыбачьи плоскодонки, баркасы и шлюпы. Деревянные ловушки для омаров были свалены шаткими штабелями у стен дощатых сараев на пристани, а струи пара и дыма плыли, поднимаясь к синему небу, из маленьких заржавленных труб, торчавших над кровельной дранкой лачуг, точно указующие персты.

Фургоны, развозящие продукты, и экипажи стояли рядами вдоль запруженной мостовой. В некоторые как Раз загружали бочонки рыбьего жира, сосновые и дубовые доски – все, что привозили с близлежащих островов. Грузчики тащили огромные глыбы сверкающего льда с прилипшей к ним кое-где соломой в сараи на пристани, где свежую, только что пойманную рыбу взвешивали, чистили и солили.

Эми стояла не шевелясь, слегка растерянная; она никак не могла поверить, что они уже в Портленде. Ей казалось, они только что отплыли от острова.

Джорджина перестала мерить шагами палубу и остановилась рядом с Эми.

– Ну надо же, как долго мы плыли! – Она откинула с лица прядь волос, точно время тянулось слишком медленно для нее и это ее раздражало. – Я думала, мы уже никогда не доберемся.

Девушка окинула взглядом пристань, нетерпеливо барабаня пальцами по поручням. Потом повернулась к Эми:

– Ну как ты, ничего?

– Да.

Они помолчали, глядя на суету на пристани, каждая погруженная в свои мысли.

Эми повернулась к Джорджине:

– Желаю тебе удачно выйти замуж, Джорджина. Надеюсь, Джон Кэбот оправдает твои ожидания.

– Ну еще бы! Ну а ты не передумала?

Эми покачала головой:

– Я знаю, чего хочу.

– Тогда, надеюсь, ты этого достигнешь. Только не забывай мой совет.

– Не беспокойся. У меня хорошая память, – улыбнулась Эми.

Джорджина протянула ей руку, и они попрощались.

Братья замешкались, бросая и привязывая швартовы, так что девушкам пришлось постоять так еще минуту в неловком молчании. Эми чувствовала себя совершенно разбитой, она не в силах была вымолвить ни слова и очень нервничала. Она сомневалась, что сможет стать такой, как Джорджина; та, запросто подойдя к Эйкену, как раз выговаривала ему за то, что они так долго швартуются.

Эти двое были довольно-таки странными соперниками. Джорджина стояла, высоко вскинув голову, точно вообще не имела понятия, что такое страх. Она подбоченилась и одной ножкой нетерпеливо постукивала по палубе.

Чем больше говорила Джорджина, тем медленнее работал Эйкен. Эми сомневалась, чтобы Джорджина в ее состоянии это заметила. В конце концов он вразвалочку, не спеша прошел к борту, Джорджина – за ним по пятам. Эйкен спрыгнул на пирс с легкостью длинноногого человека и спокойно пошел прочь.

– Эй, не уходите, куда же вы? – крикнула ему вслед Джорджина. – Мак-Олух!

Эми ахнула. Джорджина была бесстрашной. Или бестактной. А может быть, и то и другое вместе. Эйкен обернулся так медленно, что, казалось, прошла целая вечность. Он стоял и смотрел на Джорджину; лицо его было непроницаемым. Девушка жестом королевы протянула ему руку.

– Помогите мне сойти, – приказала она.

Кое-кто из мужчин, стоявших на пристани, с интересом наблюдали за этой парой, прислонившись к стене сарая. Несколько рыбаков, занимавшихся ловлей омаров, замерли на своих плоскодонках, а грузчики бросили разговоры и повернулись к баркасу.

Эйкен не произнес ни слова, однако вернулся и стоял теперь, разглядывая ее руку.

Все произошло мгновенно. Холодный взгляд Эйкена скользнул с руки Джорджины на ее лицо. Эми видела, как он взял руку Джорджины.

Эми поняла, что сейчас произойдет. Но не Джорджина; она в это время пыталась разглядеть его на пристани, под бортом баркаса.

В мгновение ока Эйкен чуть пригнулся и вскинул Джорджину прямо на свое могучее плечо, руками обхватив ее ноги.

Девушка отчаянно закричала, но Эйкен не обратил на это внимания и спокойно, как ни в чем ни бывало, продолжал шагать по пирсу навстречу одобрительным возгласам и свисту рыбаков. Он приветственно помахал им рукой и скинул Джорджину на мостовую так, точно сбросил мешок с камнями.

– Похоже на двух разъяренных мулов в одной упряжке.

Эми обернулась на голос Калема. Его черные волосы растрепались на морском ветерке; он сбросил куртку и закатал рукава рубашки, ставя и убирая паруса. Руки его до локтей были темными от загара, под кожей бугрились мускулы; кисти сильные, будто созданные для того, чтобы управляться со снастями. Трудно поверить – но это были те самые руки, что так нежно касались ее щеки. Эми посмотрела на его подбородок, как обычно покрытый темной щетиной, однако губы его были сжаты в упрямую, твердую линию; такого она прежде не замечала.

Калем поправил очки на переносице – сколько раз Эми видела этот жест! Она знала, что он делает так, когда нервничает. Мысль о том, что он взволнован, пробудила в ней слабую надежду. Быть может, она не безразлична ему?..

Калем посмотрел на нее своими темно-синими глазами:

– Хочешь, я провожу тебя домой? Я придумаю что-нибудь в твое оправдание, если нужно.

– Мне не перед кем оправдываться.

Эми чувствовала на себе его взгляд и расправила плечи, но не смотрела на него. Она боялась заплакать.

Калем сунул руки в карманы.

– Мне нужно тут встретиться кое с кем, а потом плыть в Бат.

Во время выздоровления Эми Калем приходил в ее спальню и рассказывал ей о кораблях, приходящих из Шотландии, в частности и о том, который должен был вот-вот прийти, и о том, что он должен обеспечить прибывших на судне одеждой, едой и кровом. Калем давал этим людям возможность новой жизни на этой новой земле.