От Снегиревки до Таврической двадцать минут пешком, от Снегиревки до Московского вокзала тоже двадцать минут пешком. Одинаково идти до дома и до вокзала.
Все эти месяцы, проведенные в одиночестве, Соня с легкостью отгоняла от себя страшные мысли, словно в больнице она опять стала маленькой, словно была уверена, что о ней подумают другие… О ней и думали – измеряли температуру, ставили капельницу, давали таблетки. Сейчас, стоя на заснеженной улице у проходной Снегиревки, она вдруг увидела свое положение как будто впервые, и положение ее было ужасно.
Куда ей идти, на Таврическую? Но зачем ей быть на Таврической, пока Антоша в Хибинах? Ехать в Москву? Но зачем ей в Москву?.. Соня уже сама запуталась, не помнила, в какой точке отношений они с Князевым в последний раз расстались – в любви, в непонимании, в охлаждении?..
Сознание ее было слегка затуманено, как бывает у человека, долго не выходившего на улицу, и обычная городская жизнь вызывала настороженность, немного даже пугала, как будто она не вполне ясно понимала, что творится вокруг. Напротив проходной висел щит с надписью: «Новое качество печали». Соня прочитала и удивилась: что это, откуда они знают, что печаль имеет новое качество?.. Когда всмотрелась, оказалось: «Новое качество печати», реклама.
Соня постояла еще немного и пошла в сторону Таврической. Шагала бездумно, смотрела по сторонам, привыкала к городу.
Постояла у дома на Таврической, посмотрела в окна и поняла – невозможно. Невозможно, да и незачем, ВСЕ уже, все. В Москву.
В Москву?.. В Москву. На Московский вокзал.
Она не могла понять, почему на ее жест не останавливаются такси, шла к метро, время от времени поднимая руку, и, только взглянув на свое отражение в стеклянных дверях, догадалась, что выглядит в узкой Танечкиной куртке… ну, не как нищенка, конечно, но… как беременная, второпях сбежавшая от стафилококка. Но откуда же возьмутся в больнице ее шубы? В больнице у Сони не было шуб, ни норковых, ни из соболя.
Соня вышла из вагона на станции «Площадь Восстания», Московский вокзал, и тут же, на перроне, поняла, что ни в какую Москву она не поедет. Прошла к началу туннеля, прислонилась к стене, закрыла глаза.
– Вам плохо, девушка? – спросил кто-то.
– Мне хорошо, – не открывая глаз, сказала Соня. Анна Каренина бросилась под поезд, так ей показалось легче, чем мучиться и мучить всех… Но ведь жизнь больше любви, при чем же здесь поезд?..
…Однажды Соня с Алексеем Юрьевичем ехали в поезде, переезжали из одного маленького немецкого городка в соседний швейцарский городок. Попутчик их был русский, симпатичный молодой человек, рассказал им, что живет в Германии, а работает в Швейцарии и на работу из одной страны в другую ездит поездом – это не так уж далеко. Почти как Левка ездит на работу из Бескудниково в другой конец Москвы.
Между немецким городом Фрайбургом и швейцарским городом Базелем поезд резко остановился, и они услышали что-то похожее на «поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны».
«Personen unfall, несчастный случай с человеком», – перевел их попутчик.
Русский молодой человек закрыл свой компьютер, Алексей Юрьевич закрыл свой путеводитель, и они вышли на перрон. «В этом местеpersonen unfallне реже раза в месяц, – сказал молодой человек, – здесь все под поезд бросаются с моста… вон мост, смотрите».
Головин, особенно недоверчивый в путешествиях, прошелся вдоль похожего на белую сосиску поезда, заглянул вперед, вернулся, подтвердил: «У поезда вся морда в крови, как у собаки Баскервилей»…
…Соня стояла, прислонившись к стене на станции «Площадь Восстания», и думала: между Фрайбургом и Базелем человек бросился под поезд из-за любви. А из-за чего же еще? Вряд ли это такой древний кельтский обычай – бросаться под поезд, если не получил продвижения по службе…
Придет ли в голову Левке бросаться под поезд из-за того, что его только что уволили и в сорок лет он всего лишь красив, обаятелен и похож на испанского гранда?.. Нет, конечно.
Между Фрайбургом и Базелем не реже раза в месяц случается personen unfall. ЧАСТО… Наверное, это обычно происходит вечером в пятницу, пятница для многих тяжелее, чем понедельник… Ей, например, тяжелее всего было смириться с тем, что придется прожить без Князева выходные…
Или в понедельник.. В понедельник тоже можно броситься под поезд, если не знаешь, как прожить без него целую неделю и всю жизнь… Это так просто, просто, просто – например, она не может жить без Князева… И с Князевым не может… Жизнь больше любви, но ведь каждый решает сам, правда?..
Соня невыносимо, до слез, устала, и сознание ее все еще оставалось слегка затуманенным, и все вокруг виделось ей будто сквозь дымку… Поэтому она и подошла к краю платформы – посмотреть.
Она не хотела бросаться под поезд, она просто хотела посмотреть – КАК ЭТО, как на краю платформы рождается решение расстаться с жизнью… Но бросаться под поезд на станции метро «Площадь Восстания» Соня Головина не собиралась, ничуть, – она же не Анна Каренина… Хотя ее положение было еще хуже – так думала Соня и была права, потому что каждому человеку его положение представляется ЕЩЕ ХУЖЕ. Как же страшно, когда никому не нужна, как страшно…
Соня стояла на краю платформы, завороженно смотрела в черноту туннеля, и, когда навстречу ее взгляду загремел поезд, она вдруг поняла, что произошло с Анной Карениной.
Анна Каренина бросилась под поезд – от страха. Ни один человек не решится так ужасно покончить с собой, как бы он ни хотел насолить другим или как бы ему ни надоела жизнь… Он просто примет яд или мирно положит голову в духовку.
Как страшно неслась на нее махина, как гремела и скрежетала… Это было ТАК страшно, что Анна бросилась под поезд, как запуганная зверюшка, которая сама бросается в пасть ко льву, – чтобы больше не бояться, желая покончить вовсе не с жизнью, а со страхом.
Поезд несся на Соню, и, уже почти впадая в транс, она поняла, что какая-то страшная злая сила сейчас толкнет ее туда, в черный туннель, и, зажмурившись, сжалась и уже почти что пошатнулась, как вдруг почувствовала рядом с собой странное напряжение. И, не успев ничего подумать, бросилась туда, откуда исходило напряжение, немного вперед и вбок, и изо всех сил схватилась за чьи-то плечи, за красный капюшон…
– Ты что, дура? – шепотом спросила Соня, вцепившись в красный капюшон. Она не говорила так уже лет тридцать, и вдруг сейчас откуда-то выскочило это девчоночье, детсадовское – ты что, дура?
Они шли по Невскому, на всякий случай Соня крепко придерживала девочку за локоть, а девочка поддерживала Соню, чтобы она не упала.
– У вас кто-нибудь умирал, кого вы знали? – спросила девочка. Ей было двенадцать лет.
– Нет, – подумав, ответила Соня, – а у тебя?
– У меня мама умерла. Странно, правда? Когда кто-нибудь умирает, кого ты знаешь.
– Ты любишь снег? Я люблю… – ловя снежинку ртом, сказала Соня.
Девочка жила с бабушкой. Бабушка была очень старенькая. Бабушка не умрет, пока девочка не вырастет, чтобы ее не отдали в детский дом.
– А под поезд ты зачем? – спросила Соня. – Мороженое хочешь?
– Под поезд из-за любви, – важно сказала девочка, – мороженое хочу.
…Из-за любви, конечно же девочка хотела броситься под поезд из-за любви. Ее история была как все истории девочек, наивная по содержанию и трагическая по силе чувств… Выраженная в словах, она сводилась к простому – «я его люблю, а он меня нет».
– Как вы думаете, может, он меня еще полюбит? Я очень горюю… – И девочка покосилась на Соню хитроватым глазом.
Соня взглянула на девочку с сомнением:
– Кто-нибудь тебя непременно полюбит… Скажи, ты правда хотела броситься под поезд?..
– Ну… не совсем, – призналась девочка, – знаете, во мне кое-что есть… как я ни горюю, во мне что-то такое всегда остается, что я не пропаду ни при каких бедах. Я просто проверяла, как я его люблю. Смогу я броситься под поезд, как Анна Каренина, или нет. Я как раз поняла, что смогу, и вы меня схватили…
– Не проверяй больше, зачем?.. Главное в любви знаешь что? Не знаешь? А я знаю. Что жизнь больше любви. Вот же снег, мороженое… – Соня повела рукой вокруг.
Теперь уже девочка посмотрела на Соню с сомнением, недоверчиво протянула:
– Не-ет, не ду-умаю…
И они пошли дальше молча. Девочка думала: «Любовь – самое главное в жизни, единственное, ради чего стоит жить…» Поймала ртом снежинку, лизнула мороженое.
А Соня думала: у девочки есть такая сила внутри, что она не пропадет ни при каких бедах, а у нее самой есть ли?..
– Я тебя провожу, – сказала Соня, – где ты живешь? Девочка жила с Соней в одном доме, в сорокаметровой
комнате с огромным балконом с витыми перилами, которая ежедневно раздражала Алексея Юрьевича тем, что принадлежала не ему. С той самой старорежимной трехсотлетней ба-булькой, ровесницей Санкт-Петербурга, которая хотела умереть от голода на глазах Алексея Юрьевича. Так она ему сказала: «Ни за что не уеду отсюда, лучше умру от голода вместе с внучкой». На самом деле бабулька была не бабулька, а питерская барышня-гимназистка, и дочь ее была переводчица, в пятьдесят лет родившая девочку от своего старого друга-профессора. Так что родители девочки были не алкоголики, как думал Головин. И хотя профессор, отец девочки, изредка выпивал в своей компании, в целом картина оказалась не вполне такой, как представлялось Головину, несмотря на его аналитический ум. Ну, а телевизора у бабушки с внучкой действительно не было.
А если бы Головину удалось сломить старорежимную бабушку и зал с огромным балконом уже принадлежал бы ему? Тогда совсем иная сложилась бы картинка?.. Девочка с Соней, два солдатика любви, которые сегодня спасли друг друга, не встретились бы на станции «Площадь Восстания»?.. И девочка ступила бы в черноту туннеля? И Соня?..
– Вот мой дом, – сказала девочка, – а вы где живете? Дом их, напротив Таврического сада, был угловой. Соня
"Умница, красавица" отзывы
Отзывы читателей о книге "Умница, красавица". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Умница, красавица" друзьям в соцсетях.