– Тебе виднее, – пожала плечами Вера и встала. – Пожалуй, я оставлю тебя, чтобы ты поразмышляла над этим в одиночестве. Пока!

– Спасибо, Вера! – Я вскочила со стула и прижалась щекой к ее плечу, как маленькая девочка.

Она похлопала меня по спине, отстранилась и спросила, взяв меня пальцами за подбородок:

– Ты ведь расскажешь мне, что ты решила?

– Обязательно расскажу, – улыбнувшись, пообещала я.

Выждав несколько минут после ее ухода, я заперла Дверь и, едва волоча ноги, поднялась в свою квартирку. Чистя на ночь зубы, я размышляла о Вере и Бридже, которые, в чем я была почти уверена, по-прежнему любили друг друга, но одиннадцать лет прожили порознь, отдав свое счастье в жертву мужской гордости и женской трусости.

Впрочем, их любовная история вполне могла обернуться и драматическим разрывом, как это произошло с Мэгс и Джеком, и тогда сердца обоих были бы окончательно разбиты.

Я прополоскала рот и, взглянув на свое отражение в зеркале, произнесла:

– Все это бред.

Но мое отражение было с этим не согласно.

– Да что ты можешь в этом понимать? – разозлилась я, вышла из ванной и, выключив свет, легла спать.

– Порция! Йен! – всплеснув руками, воскликнула мать Бьюджи, Уэнди, открывшая нам входную дверь. – Милости просим!

Она увидела в руке Йена бутылку вина и корзиночку с подарками для малыша, которую несла я, и с умилением добавила:

– Напрасно вы все это принесли, но все равно спасибо. Проходите в гостиную, – кивнула она в сторону большой комнаты. – Все уже там. Я сейчас тоже туда приду.

В гостиной мы увидели счастливых родителей малыша и его дедушку, сидящих на корточках вокруг колыбели. Завидев нас, Бью Старший вскочил, по-свойски обнял и поцеловал меня в щеку, а Йену крепко пожал руку.

– Здравствуйте. Еще раз хочу поблагодарить вас обоих за заботу о моей дочери.

– Не за что! – улыбнулся Йен.

– К сожалению, Бридж не смог прийти, у него дела, – сказала Бьюджи. – Папа послал ему в подарок пять фунтов персиков. – Она указала на диван: – Присаживайтесь.

Но едва Йен собрался сесть, как его схватил за руку Дэви и заговорщицки произнес:

– Должен предупредить тебя, старина, что Уэнди большая поклонница твоего таланта. – Он обернулся и бросил быстрый взгляд в сторону кухни. – Она прочитала все твои книги и за последние полчаса уже четыре раза переодевалась.

– Неужели? – Йен с тревогой посмотрел на меня. Отец Бьюджи подошел к нему и дружески хлопнул по плечу.

– Не волнуйтесь, Уэнди дала мне слово, что будет держать себя в руках. Но скажу вам по секрету, я бы на вашем месте постоянно оставался начеку: от моей прекрасной невесты можно ожидать любых сюрпризов.

Я улыбнулась, услышав, как забавно он назвал свою жену. Бьюджи закатила глаза к потолку.

– В лучшем случае, – вмешался Дэви, – тебе придется подписать стопку своих книг, старина.

– Я думаю, что и фотографирования на память тоже не избежать, – добавила Бьюджи, – чтобы потом хвастаться снимками перед своими подругами.

– У моей невесты неуемный темперамент, – доверительно поведал Йену Бью Старший.

Это было еще слабо сказано. Оценить ее темперамент в полной мере можно было, сходив на футбольный матч на стадионе Трули и посмотрев, как самоотверженно Уэнди поддерживает игроков своей любимой команды с трибуны.

– Я тронут, – сказал Йен, побледнев.

В следующий момент в гостиную вошла, держа в руках поднос с закусками, сама Уэнди. Взгляд ее был устремлен на Йена. Она поставила поднос на столик и тут же схватила Йена за руку:

– Я горячая поклонница вашего таланта! Все ваши романы я перечитывала по пять раз. Отведайте, пожалуйста, моих домашних грибков! – Она расплылась в улыбке. – Объедение!

– Благодарю вас, Уэнди. – Йен с опаской покосился на тарелочку, которую она ему всучила. – Вы чрезвычайно любезны. Надеюсь, вы позволите мне подписать вам какую-нибудь книгу на память? – Очевидно, он надеялся таким образом уклониться от угощения.

– Вы не шутите? Как это мило с вашей стороны! – Уэнди от радости запрыгала и захлопала в ладоши.

Лицо у писателя вытянулось.

– Может быть, прямо сейчас и пройдем в кабинет? – немного успокоившись, предложила Уэнди. Она взяла Йена под руку и потащила его в коридор. Все оставшиеся в гостиной вздохнули с облегчением.

– Мне надо промочить горло, – сказал Бью Старший.

– Что будешь пить, Порция? – спросил Дэви.

– Джин с тоником, – ответила я не задумываясь.

– Прекрасно! – воскликнул Дэви. —А для новоиспеченной мамочки я принесу имбирного эля домашнего приготовления. – Он послал Бьюджи воздушный поцелуй и вместе с ее папашей вышел из комнаты.

Бьюджи подошла ко мне.

– Ну разве мой малыш не самый красивый ребенок в мире?

Мы одновременно взглянули на колыбель.

– Он просто ангелочек, – искренне согласилась я, отметив, что за две минувшие после родов недели личико Майлса уже меньше походило на печеное яблоко, что было добрым знаком.

– А у меня есть домашний телефон и адрес Джека, – шепнула Бьюджи.

– Ты шутишь? – обернулась к ней я.

– Нет, я говорю серьезно, – покачала она головой и, наклонившись к колыбели, достала оттуда лист желтой бумаги. – Он живет в штате Алабама, в городке Тускалуса. Адрес я нашла в Интернете.

Я взяла у нее листок и сжала его в кулаке, не в силах промолвить ни слова.

– Все будет хорошо, – подбодрила меня Бьюджи. – Убери это в карман и пока не думай о Джеке, ты еще не готова к разговору с ним. Расслабься и отдыхай.

Вымученно улыбнувшись, я спрятала листок в карман своего голубого летнего платья. Вернувшийся в гостиную как нельзя более кстати Дэви подал мне бокал, и я, с благодарностью взглянув на него, сделала большой глоток джина.

– Ты была подозрительно молчалива за столом, – сказал Йен, когда мы сели в машину. – Надеюсь, ты не переела домашних грибов? С одним из героев моего последнего романа после их дегустации случилась пренеприятнейшая история...

– Уэнди чудесно их готовит, – сказала я. – Кстати, ты совершенно ее покорил.

Йен пожал плечами и включил мотор.

Автомобиль плавно тронулся с места и словно бы поплыл по дороге в направлении центра города. Йен был прекрасным водителем. Я посмотрела в окно и спросила:

– А почему ты пользуешься псевдонимом? Ты ведь уже не новичок, а маститый мастер, миллионер!

– Кто это тебе сказал? – с удивлением спросил он.

– Это всем известно!

– Вообще-то писатели не зарабатывают бешеных денег, – рассмеялся он.

– А как же фильмы?

– Я все же не настолько знаменит, чтобы получать миллионы, – сказал Йен. – Но почему мы вдруг заговорили не о тебе, а обо мне?

– Просто мне так захотелось, – ответила я.

Краем глаза я заметила, что мышцы его лица напряглись. Он свернул на Мэйн-стрит и вскоре затормозил у «Пейдж». Я продолжала сидеть, не выражая желания выйти из машины. Йен выключил двигатель и, помолчав, спросил:

– А что именно тебя интересует?

Я зажмурилась, ослепленная ярким светом фар встречного автомобиля на шоссе, поморгала и сказала:

– Мне бы хотелось знать, почему тебе не нравится повышенное внимание к твоей персоне... Чего ты стесняешься? Разве стыдно быть известным богатым писателем?

– Во-первых, я всего лишь относительно популярный автор детективов. А во-вторых, мне стьщно за то, что я, сын профессора-филолога, подался в беллетристику.

– Я тоже кое-что смыслю в литературе, – заметила я, – и хочу тебя успокоить: твои книги достойны наивысшей оценки.

– Спасибо, Порция! – улыбнулся Йен. – Ты настоящий друг.

– Мне кажется, что твой отец гордился бы тобой, – добавила я, похлопав его по плечу.

– Спасибо, Порция, – повторил Йен, почему-то помрачнев. – И спокойной ночи.

Я порывисто подалась к нему и легонько поцеловала его в губы.

– И тебе, Йен!

Он стиснул зубы, борясь с охватившим его волнением.

Я заерзала на сиденье, но не отвела взгляда.

– Все в порядке, Йен, – первой нарушила я молчание, пронизанное возбуждением. – Ты был прав, мы с тобой повстречались не в очень удачное время. Но могла же я, одна из так называемых «барышень» Фаллон, поцеловать хотя бы раз именитого английского писателя, пожаловавшего в наш провинциальный городок!

Не дав ему возможности ответить, я открыла дверцу, выбралась из машины, бегом пересекла дорогу и, не оборачиваясь, быстро пошла к дому.

Обернись я, и Йен очутился бы в эту ночь в моей постели, где овладел бы мной. А на следующее утро он бы от меня ушел, что стало бы невыносимым испытанием для моего истерзанного сердца. Не говоря уже об органах с тефлоновым покрытием, травмированных разлукой с Питером.

– Привет, Ронда! Это Порция!

Склонившись над письменным столом, освещенным зеленой лампой, я с тревогой поглядывала на распахнутую дверь конторы. Было уже четверть девятого вечера, магазин закрылся в восемь, но я все равно нервничала, опасаясь, как бы не вернулся кто-нибудь из «барышень». Всю неделю я собиралась с духом, чтобы позвонить по номеру, записанному на желтом листке бумаги. Однако набрать номер Джека так и не осмелилась.

Вчера я наконец подняла телефонную трубку, послушала гудок и положила ее на рычаг.

Сегодня я решилась позвонить Ронде, временно жившей в моей квартире в Сиракьюсе. Согласитесь, это все-таки был прогресс!

– Порция? Тебя плохо слышно. Как твои дела?

– Прекрасно! – соврала я, хотя по большому счету была близка к истине: ведь если не учитывать неудавшийся роман, испорченную карьеру и отсутствие перспективы когда-нибудь создать семью, то дела мои шли просто как в сказке, пусть и страшной. – А как твои успехи?

– У меня все нормально, – ответила Ронда. – Правда, новое жилище я пока себе не нашла, но судья обязал этого гнилого поганца выплачивать мне ежемесячно восемьсот долларов компенсации. Приятная новость, не правда ли?