Когда у нас появлялись новые молодые доктора, мы часто задавались вопросом, чему именно их учили на протяжении последних пяти лет. Когда новички осматривали пациентов, у них перед глазами все еще маячили «Клинические методы», но им никогда и в голову не приходило помыть руки, прежде чем начать осмотр. Практиканты знали обо всех новых лекарствах, но понятия не имели об их дозировке или о правильном кормлении грудных детей. Кроме того, они не представляли, как долго проводятся анализы и диагностические тесты, понятия не имели об их дороговизне и полностью терялись, когда приходило время говорить с родственниками пациентов. В палате сестры Каттер таким новичкам приходилось не сладко. Она никогда ничему их не учила, но стояла у них над душой и нудно повторяла фразы вроде «И вы называете себя докторами? Ха!» или «Полагаю, вы, мистер, родились стерильным — вам не нужно мыться, как простым смертным?». Сестра бубнила нечто подобное до тех пор, пока у бедняги совершенно не сдавали нервы и он не запутывался окончательно. Мы все были добры к малышу Стиву Сейлу и учили его защищаться от нападок сестры Каттер, но парень все еще не научился отстраняться от ее бесконечных придирок, как это делало большинство из нас.

— Не думаю, что она на самом деле пытается изводить тебя, — объясняла я ему. — Просто ей, как и всем маленьким женщинам, хочется быть заметной, и желание это приобретает агрессивную форму. Теперь уже никто не считает ее красивой и обаятельной, даже если когда-то она такой и была, и поэтому сестра привлекает к себе внимание и самоутверждается с помощью слов.

— Я тоже маленький, — возразил Стив, — но я не пытаюсь быть заметным. Честно говоря, иногда мне вообще хочется стать невидимым!

— Но ведь ты молод, и у тебя легкий характер, — ответила я ему. — А она — нет. И наверное, у нее никогда и не было подобного характера.

Впрочем, наша беседа, кажется, мало что изменила. Сейл все еще боялся этой женщины не меньше, чем хирургические сестры из отделения неотложной помощи боялись старшей сестры Крейдж, а это серьезно. Всякий раз, встречая в столовой похожих на загнанных зверьков медсестер, мы, не спрашивая ни о чем, знали, что девушки сбежали из отделения неотложки и боятся возвращаться. Только в отделении неотложной помощи да еще в нескольких палатах регулярно появлялись студенты. Большинство же из них оставались в палатах Королевского лазарета, больницы, расположенной в непосредственной близости от медицинской школы. Но мы с интересом слушали истории о необычных эпизодах, упоминаемых студентами, а несколько аспирантов даже собирали материал для кандидатских. Даже сестра Каттер их не преследовала: она сама собирала информацию о непредвиденных случайностях в хирургии.

Я начала забывать испытания рабочего дня, спускаясь вниз, чему немало способствовало появление Мартина Вудхерста у входной двери, заметившего: «Лин, ты чудесно выглядишь». К моему восхищению, он добавил: «Я должен подвезти Ди Воттс и ее подружку на новоселье к Тому Робертсону. Ты тоже туда собираешься?»

Я ответила «да» и призналась, что эта подружка — я.

— Ди в гостиной, — добавила я. — Зайду за ней.

Мартин улыбнулся:

— Хорошо. Я могу прихватить еще гостя, если нужно, но только одного. В машине со мной двое ребят, Джордж Форд и малыш Сейл, но там еще может поместиться какая-нибудь девушка, если она не побоится давки.

Я кивнула:

— Договорились, Мартин. Я посмотрю, кто еще не смог найти машину.

На самом деле в гостиной, кроме Ди, болтались только второкурсники, которых на вечеринку не приглашали, Я обрадовалась, ведь если бы Мей Вильямс оказалась там, было бы непорядочно не предложить подвезти ее, А вот Ди смогла бы. Хоть я никогда не отличалась терпимостью по отношению к непослушным лошадям, как она, но зато была гораздо терпимее к людям. Конечно, подруга никогда не грубила пациентам, но коллеги часто говорили: «Спаси Господь ленивого новичка, которому придется работать с Воттс. Вот уж кто задаст ему жару». В любом случае, Мей не было в гостиной, и мне не нужно было сначала упражняться в порядочности, а потом ненавидеть себя за невозможность поступить иначе.

Машина стояла прямо напротив двери. Я села на переднее сиденье рядом с Мартином, а Ди примостилась на заднем между Джорджем Фордом и Стивом. С ее стороны это был благородный жест, потому что Джордж, наш временный психиатр, оказался довольно скучным пуританином, чье лицо, похожее на застывший пудинг, полностью соответствовало его внутреннему миру. Стив же выглядел слишком по-мальчишески и поэтому тоже не мог бы понравиться подруге.

Я обернулась, чтобы поболтать со Стивом:

— Как тебе удалось вырваться? Сегодня же твое дежурство. Или сестра Каттер наконец-то приказала тебе держаться подальше от палаты?

Парень скорчил гримасу, но затем его лицо снова приняло слегка удивленное выражение.

— Хотелось бы. Это было бы чудесно, — вздохнул он. — Но на самом деле мисс Лей, то есть Виктория, сказала, что справится, если мне захочется смыться пораньше и попасть на вечеринку. Она просто душка, правда?

— Она просто замечательная, — согласилась я. — Во время ленча она чуть было не разорвала сестру Каттер в клочья. Никогда не думала, что наступит день, когда сестра не найдет слов для ответа. Это выглядело незабываемо: Каттер пыталась что-то бормотать, а потом заперлась у себя в кабинете почти на час.

— Сестра страшная женщина, — заявил парень, замахав своими маленькими руками перед лицом. — Она парализует меня, заставляя делать что-либо. Я сразу будто становлюсь левшой. Как бы мне хотелось, чтобы она оставила меня в покое! Человек в ее присутствии начинает вести себя как идиот, пытающийся сделать большой прокол не той иглой. А она просто стоит над душой, как ангел возмездия.

«Ангел», по-моему, не совсем подходящее определение для этой женщины. Джордж Форд хрюкнул в своем углу и пробормотал что-то о неадекватной личности сестры Каттер. Когда я отвернулась от Стива с Джорджем, Мартин улыбался. Он поинтересовался:

— Вы говорите о женщине, которая называет старшего доктора «молодой человек»?

Вот этого я не слышала.

— Правда? Что же, это вполне в ее духе. Она говорит еще более интересные вещи секретарю.

— Да. Я слышал об этом в комнате отдыха.

Ди наклонилась вперед, просунув голову между нашими сиденьями.

— А что еще ты там слышал? — спросила она. — Мы все знаем, что ваша комната отдыха всегда полна сплетен. Ну, например, об Эдриане Вулфе?

— Об Эдриане? — Голос собеседника прозвучал настороженно. — Ничего. А должен был?

— Я просто подумала: может быть, в этом разговоре всплывало имя Севард?

Так вот в чем дело! Грета Севард была новой старшей сестрой в третьей женской палате доктора Хилсдена. Она видела Эдриана каждый день, как раньше видела его Ди до перехода в другое отделение. Я могла понять, почему приятельница волнуется: на Грету было приятно смотреть, а кроме того, она была золотой медалисткой и медсестрой от Бога. Одна из тех высоких спокойных блондинок, голос которых похож на сладкий карамельный крем, а глаза, как у Барбары Мюррей или Джейн Голден, — голубые с черным ободком по краю и изогнутыми ресницами. Даже Ди не смогла бы выдержать сравнение с ней, если бы, разумеется, возникла необходимость такого сравнения.

— Насколько я знаю, нет, — произнес Мартин. — По крайней мере, не в связи с Эдрианом. Кажется, скорее ее упоминали вместе с Биошемом.

Это прозвучало убедительно, но было, скорее всего, блестящей импровизацией. Доктор Крофт — видный мужчина, холостяк, но никто никогда не замечал, чтобы он хоть раз проявил интерес к какой-нибудь медсестре. Если же слова Вудхерста правдивы, то Грета Севард просто волшебница.

— Неужели? — произнесла я вслух. — Это интересно, правда, Ди?

— Было бы интересно, если бы я хоть на секунду поверила словам Мартина. Проблема общения с психиатрами заключается в том, что нельзя верить ни единому их слову. Они все время хитрят и готовы на любые проделки.

— Только в терапевтических целях, — возразил ей Мартин. — Если честно, я думаю, что доктор Крофт тоже вступил в забастовочный комитет, требующий повысить зарплату, и они вместе занимаются этим вопросом.

Я вспомнила, что Грета Севард была делегатом от старшекурсников в комитете по демонстрациям в Мидленде. Алан Бриттон, работающий со мной, был делегатом-мужчиной в нынешнем комитете, а вот делегата-женщину старшекурсникам еще предстояло выбрать.

— Ну и пусть он радуется, — заключила Ди, снова усевшись на заднее сиденье. — А что насчет вас двоих? Почему вас там не видно? Идите и выскажите свое мнение, хотя бы на собрании в воскресенье.

— Хорошо, я так и сделаю, — неожиданно согласился Джордж Форд. — Или вам нужны только доктора?

— Нам нужны все, кто работает вместе с нами, и нам необходимо чувствовать их поддержку в случае проведения забастовки. Черт побери, если свое мнение может высказать мусорщик, то я не вижу причин, почему бы этого не сделать персоналу. У вас ведь, кажется, самый сильный профсоюз в мире?

— Но мы не должны бастовать, — с волнением проговорил Стив. — Как же мы можем?

— А я могу, — возразил ему Джордж. — Пациент ведь не умрет, если я не проведу с ним тест на IQ или не выясню предпочитаемый им цвет.

У меня перехватило дыхание, и понадобилось несколько минут, чтобы оно восстановилось. Наконец я смогла произнести:

— Ты понимаешь, о чем ты говоришь, Ди? Ты ведь не можешь всерьез решиться на такой безответственный поступок! Мы не должны бастовать. Мы не имеем на это права!

— Ну, разумеется, мы не можем устроить настоящую забастовку. Но мы просто откажемся выполнять те обязанности, которые не являются непосредственно сестринскими. Например, заполнять бланки, приносить еду, ставить цветы в воду, вызывать основной персонал из аптеки.