— Твой агент на проводе, Талли. Говорит, что это очень срочно.

— Спасибо!

Перекинувшись по дороге парой слов с ребятами из новостной группы и вспомогательных служб, Талли добралась наконец до своего кабинета. Плотно закрыв за собой дверь, она взяла трубку и нажала клавишу «один» на аппарате.

— Это Талли. Привет, Джордж.

— На улице тебя ждет машина. Встречаемся в «Плазе» через пятнадцать минут.

— Что происходит?

— Подправь макияж и пошевеливайся.

Талли повесила трубку, сообщила всем, кого это касалось, что отправляется на встречу, и покинула здание.

Возле отеля швейцар в ливрее тут же материализовался у ее машины, чтобы открыть Талли дверцу.

— Добро пожаловать в «Плазу», миз Харт.

— Спасибо. — Талли дала ему на чай десять долларов и направилась в мраморный вестибюль цвета слоновой кости с золотом.

Агент Талли, Джордж Дэвисон, в элегантном сером костюме от Армани, уже ждал ее.

— Ты готова все сделать ради того, чтобы сбылись твои мечты? — спросил он.

— Тебе наконец удалось организовать это, да?

Джордж повел Талли по коридору вдоль стеклянных витрин с дорогими сувенирами и ювелирными украшениями. Они вошли в просторный зал ресторана с высокими потолками.

Талли сразу увидела того, с кем они должны были встретиться. В дальнем углу зала сидел президент Си-би-эс.

Он поднялся ей навстречу.

— Здравствуйте, Таллула. Спасибо, что согласились прийти.

Она чуть не споткнулась, но улыбка не исчезла с ее лица.

— Здравствуйте.

Талли присела напротив, глядя, как Джордж усаживается между ними.

— Не будем долго ходить вокруг да около. Насколько мне известно, программа «Сегодня» бьет наше утреннее шоу по рейтингам.

— Да.

— Мы считаем, что значительной долей успеха эта программа обязана вам, Таллула. Мне особенно бросилось в глаза, что вы — мастер интервью. Эни Фишер и Джой Баттафуоко, пережившие бомбардировку Оклахомы, группа защитников О. Джей Симпсона и Лайл Менендес. Вы были неподражаемы.

— Спасибо.

— Мы хотим предложить вам место соведущей одного из блоков нашей утренней программы, начиная с первого шоу в девяносто восьмом. Наши исследования рынка показывают, что зритель чувствует связь с вами. Вы им нравитесь, они вам доверяют. И это как раз то, что нам нужно, чтобы отвоевать назад свои рейтинги. Что скажете?

Талли чувствовала себя так, словно вот-вот взлетит над стулом. Радость переполняла ее, улыбка становилась все шире.

— Я удивлена, — сказала она. — И польщена.

— И что конкретно вы готовы предложить? — вмешался в разговор Джордж.

— Один миллион долларов в год на пять лет.

— Два миллиона, — решительно произнес Джордж.

— По рукам. А что скажете вы, Талли?

Талли не смотрела на своего агента. Это и не требовалось: оба они мечтали о таком предложении уже несколько лет.

— Я скажу: «Черт побери, да!» И можно мне начать прямо завтра?


Начав писать, Кейт снова обрела собственный голос. Она просыпалась каждое утро в шесть и шла к себе в кабинет, оборудованный в пустующей гостевой спальне. И там она усердно работала, доводя до совершенства каждое предложение, отшлифовывая каждый абзац до тех пор, пока не становилось ясно, что текст отражает именно то, что она хочет сказать. Джонни заходил, чтобы поцеловать ее на прощанье, отправляясь на работу, потом просыпалась Мара. Тогда начиналась ее реальная жизнь.

Она чувствовала себя так уверенно, сидя за компьютером в этом импровизированном кабинете. Ей бы эту уверенность сейчас, когда она стояла у доски в аудитории, а напротив развалились на стульях скучающие студенты. Двое, казалось, даже спали. А рядом с ней преподаватель — молодой человек с длинными волосами, в кроссовках и камуфляжных брюках — терпеливо ждал ответа.

Кейт набрала в легкие побольше воздуха и принялась читать:

— «Девушка была одна в доме. По крайней мере так думала она сама. В этом жутком месте, где не было освещения, а окна были заклеены черной бумагой, трудно было сказать, как оно выглядит на самом деле. Стоит ли ей воспользоваться случаем и попытаться убежать? При последней попытке она просчиталась, и это дорого ей стоило. Девушка задумчиво коснулась саднящей скулы…»

Кейт погрузилась в написанное, в собственный рассказ, придуманный ею от первого и до последнего слова. Все закончилось слишком быстро. Замолчав, Кейт подняла глаза, надеясь увидеть снисходительное одобрение на лицах сидящих перед ней.

Не тут-то было.

— Что ж, — сказал преподаватель, — это было интересно. Похоже, в наших рядах появился начинающий жанровый писатель. Кто-нибудь хочет прокомментировать?

Следующие двадцать минут все обсуждали рассказ Кейт, отыскивая в нем недостатки. Кейт внимательно слушала, усилием воли заставляя себя не обижаться на критику. Кого волнует, что над этими шестью страницами она билась почти четыре недели? Все обращали внимание только на то, что следует улучшить. Ей надо сжать сюжет, четче обозначить свою точку зрения и быть внимательнее к диалогам.

К концу занятия, вместо того чтобы испытывать обиду и уколы уязвленного самолюбия, Кейт почувствовала себя полной сил и готовой к действию, словно перед ней вдруг открылась новая дорога. Она с нетерпением ждала того момента, когда снова окажется дома перед компьютером и примется за работу.

Когда она собирала вещи, преподаватель подошел к ней.

— Все это выглядит действительно многообещающе, Кейт.

— Спасибо.

Улыбаясь, Кейт вышла из аудитории. Всю дорогу через кампус и на стоянке для студентов она размышляла над новыми направлениями развития сюжета и над тем, как подогнать их друг к другу.

Эти мысли так поглотили ее, что она пропустила свой выезд из кампуса и пришлось разворачиваться.

В час двадцать она припарковала машину на стоянке под бетонным виадуком и, перейдя через дорогу, оказалась в ресторане «У Ивара». За столиком в углу уже сидела мама. Залив Элиотт переливался в солнечном свете. Чайки взлетали ввысь, бросались камнем вниз, чтобы полакомиться ломтиками картофеля фри, разбросанными туристами по пирсу.

— Извини, опоздала, — сказала Кейти, усаживаясь напротив матери. — Терпеть не могу вести машину по городу.

— Я уже заказала нам обеим «Луи» с креветками. Я помню, что тебе надо успеть на двухчасовой паром. — Мама наклонилась и положила локти на стол. — Итак, твой преподаватель сказал, что рассказ у тебя вышел лучше, чем у Джона Гришэма?

Кейти не смогла не рассмеяться.

— Ну, не совсем теми же словами. Но он отметил, что у меня есть способности.

— О! — В голосе миссис Муларки послышалось разочарование. — А я считаю, что твой рассказ просто потрясающий. И папа думает так же.

— Папа думает, что я лучше Джона Гришэма? И это всего-навсего после первого рассказа? Тогда, думаю, я настоящий гений.

— Ты считаешь, что наше мнение небеспристрастно?

— Немного. Но я еще больше люблю вас за это.

— Я горжусь тобой, Кейти, — тихо произнесла мама. — Я тоже хотела бы делать нечто подобное. Но я вместо этого стала вязать платки.

— Зато ты воспитала двух гениальных детей, — возразила Кейт. — Ну, хорошо, одного гениального и одного очень даже ничего. И ты сохранила свой брак и сделала нас всех счастливыми. Этим стоит гордиться.

— Я горжусь, но…

Кейт накрыла ладонью руку матери. Обе они понимали, о чем идет речь. Каждая женщина, ставшая матерью и домашней хозяйкой, это понимала. В конечном итоге любой женщине приходится платить за сделанный ею выбор.

— Ты — моя героиня, мам, — просто сказала Кейт.

Марджи смотрела на дочь, и в глазах ее стояли слезы.

Прежде чем она успела что-то ответить, официантка принесла салат и воду и отошла.

Кейт первая принялась за еду.

Вдруг она почувствовала неожиданно подступившую тошноту.

— Прости, мам, — пробормотала Кейт, роняя вилку, зажимая ладонью рот, и выскочила из-за стола. Она едва успела добежать до кабинки в дамской комнате, прежде чем ее вырвало.

Когда в желудке уже ничего больше не осталось, Кейт подошла к раковине, вымыла лицо и руки и прополоскала рот.

Она дрожала всем телом и чувствовала слабость. Лицо в зеркале было бледным и изможденным. Кейт заметила темные круги у себя под глазами.

Наверное, у нее желудочный грипп. Многие детишки с площадки для игр, куда она водила Мару, заболели за последнее время. Все еще чувствуя дрожь в ногах, она вернулась за столик под бдительный взгляд своей матери.

— Со мной все в порядке, — сказала Кейт. — Просто в выходные я возила Мару на площадку для игр. Там многие детишки болеют.

Она подождала, пока мать ответит. Но миссис Муларки хранила молчание. Кейт встревоженно подняла глаза.

— Что такое?

— Майонез, — многозначительно произнесла мама. — Когда ты была беременна Марой, тебя от него тоже тошнило.

Кейт почувствовала себя так, словно стул, на котором она сидела, вдруг — пуф! — и испарился, и теперь она быстро падает. Мгновенно пронеслись в мозгу воспоминания о некоторых неудобствах, которые она испытывала в последнее время, и все сложилось в единую картину: тяжесть и болезненность в груди, хотя до месячных было еще далеко, сонливость, быстрая утомляемость. Кейти закрыла глаза и с тяжелым вздохом покачала головой. Она хотела еще одного ребенка, и Джонни тоже хотел, но они сдались уже несколько лет назад. А сейчас, когда все так хорошо стало складываться с ее писательством… ей не хотелось снова возвращаться к бессонным ночам и плачущим младенцам, когда она уставала так, что за обедом уже не в состоянии была поддерживать разговор, не то что писать вечером рассказы.