Джонни подошел к елке, нагнулся и достал из-под елки небольшой предмет, завернутый в золотую бумагу с большим бантом из красной фольги, и протянул его Кейт.

— Ты хочешь, чтобы я открыла это сейчас?

Джонни кивнул.

Кейт отклеила бантик, сорвала бумагу и обнаружила внутри синюю бархатную коробочку. Открыв ее, она буквально лишилась дара речи. В коробочке лежали золотая цепочка искусной работы и украшенный бриллиантами медальон в форме сердечка.

— Джонни…

— Я наделал в своей жизни много глупостей, Кейти, и за большую их часть заплатил свою цену. Но недавно тебе тоже пришлось расплачиваться. Я знаю, каким трудным был для тебя уходящий год. И я хочу, чтобы ты знала одно: женившись на тебе, я сделал самый правильный поступок в своей жизни. — Он вынул цепочку с медальоном из коробочки и застегнул на шее Кейт. — Я иду на новую работу на прежнем телеканале. Тебе больше не придется обо мне волноваться. Ты — в моем сердце, Кейти Скарлетт, и я всегда буду рядом. Я люблю тебя.

У Кейт предательски защипало в глазах.

— Я тоже тебя люблю.


Когда они учились в колледже, вишневые деревья на площади Квад будто напоминали им о смене времен года. Одно сменяло другое, а серо-коричневые деревья то стояли голые, то покрывались бутонами и зацветали. В восьмидесятые о ходе времени будто сообщали уличные фонари, отбрасывавшие свет на мощеную мостовую перед Паблик-Маркет. Как только на фонарях появлялись первые флаги с надписью: «С Рождеством!», Кейт отмечала про себя, что прошел еще один год.

А в девяностые о ходе времени давала знать прическа Талли. Каждое утро, пока Кейти кормила и купала Мару, она смотрела утреннюю программу по телевизору. Прическа Талли, как по часам, менялась дважды в год. Сначала была прическа с короткой челкой в стиле Джейн Поли, потом художественный беспорядок, как у Мег Райан, потом стрижка «под эльфа», с которой Талли выглядела нереально юной и свежей, а в последний раз она выбрала прическу, о которой говорили по всей стране, — под Рэйчел из сериала «Друзья».

Каждый раз, видя новую прическу подруги, Кейт с тревогой думала о том, как быстро бежит время. Годы не проходили — они пролетали с бешеной скоростью.

На дворе стоял конец августа девяносто седьмого года. Через несколько дней Мара должна была пойти во второй класс.

Кейт стеснялась признаться даже себе самой, что с нетерпением ждет этого дня.

Все прошедшие семь лет она делала все от нее зависящее, чтобы стать лучшей матерью на свете. Старательно описывала успехи дочери и весь путь ее взросления — шаг за шагом — в специальном альбоме. Сделала множество фотографий. Более того, она наслаждалась обществом своей дочурки, так что иногда ей казалось, что она вот-вот потонет в океане любви, окружавшем их двоих. Они с Джонни пытались все эти годы зачать еще одного ребенка, но Бог не благословил их усилия. Кейти было трудно пережить это, но со временем она смирилась и сосредоточилась на том, чтобы сделать жизнь их небольшой семьи практически идеальной. Она нашла в этой жизни дело, которому готова была отдаться с настоящей страстью — материнство.

Но по мере того как пролетавшие месяцы складывались в годы, Кейт начала испытывать неудовлетворенность. Сначала она старалась подавить в себе это чувство, — в конце концов, сказала она себе, разве ты можешь на что-то пожаловаться? Ей нравился ее образ жизни. Свободное время Кейти посвящала волонтерской работе в классе Мары и в Доме помощи — местном благотворительном центре, поддерживающем нуждающихся в помощи женщин. Она даже взяла несколько уроков рисования.

Однако этого было недостаточно, это не могло заполнить целиком невидимую пустоту внутри Кейт, но по крайней мере давало почувствовать себя полезной. И хотя люди, которые ее любили — Джонни, Талли и мама, — постоянно повторяли, что ей явно хочется чего-то большего, Кейт предпочитала не обращать на их слова никакого внимания. Было гораздо проще сконцентрироваться на повседневной жизни, на заботе о дочери. А для копания в себе у нее будет время позже.

Кейти стояла в пижаме у окна в гостиной и смотрела на темный двор. Даже в темноте она отлично видела игрушки, разбросанные на крыльце и по двору. Барби, бобовые человечки, брошенный велосипед, розовый пластиковый «корвет» покачивался туда-сюда в приливной волне.

Покачав головой, Кейт отвернулась и включила телевизор. Как только Мара проснется, надо заставить ее собрать игрушки. Хотя это наверняка вызовет у девочки приступ гнева.

Телевизор включился с резким звуком. Под мрачным лицом Бернарда Шоу красовались слова: «Горячие новости». По периметру экрана сменяли друг друга кадры фотомонтажа о принцессе Диане.

— Для тех, кто только что включил телевизор, сообщаем последние новости из Франции: принцесса Диана умерла.

Кейт ошалело уставилась на экран, не в силах постигнуть смысл сказанного.

Принцесса Диана мертва!

Рядом с Кейт зазвонил телефон. Она машинально взяла трубку, не отрывая глаз от экрана.

— Алло!

— Ты смотришь новости? — послышался голос Талли.

— Это правда?

— Я в Лондоне, чтобы сделать об этом репортаж.

— О боже!

Кейт смотрела на кадры, сменявшие друг друга на экране.

Юная, застенчивая Диана в клетчатой юбке и коротком жакете, беременная Диана, полная надежд и выглядящая такой счастливой! Элегантная Диана в роскошном платье с обнаженными плечами, танцующая с Джоном Траволтой в Белом доме. Смеющаяся Диана на конной прогулке в Диснейленде со своими сыновьями. И наконец, Диана одна, в больнице где-то далеко от дома, держащая на руках страдающего от недоедания черного ребенка.

И в этих нескольких кадрах — вся ее жизнь.

— Как быстро все может закончиться, — сказала Кейт скорее самой себе, чем Талли. Она только сейчас поняла, что Талли продолжала говорить, а она ее перебила.

— Она как раз начинала свою собственную жизнь.

Может быть, она слишком долго ждала, не решаясь попытаться.

Кейт знала, каково это — смотреть, как растут твои дети, как муж уходит каждый день на работу, и думать о том, что делать с тем крохотным кусочком жизни, который принадлежит тебе самой.

Знакомые фотографии заполнили экран: Диана одна в кадре на каком-то светском рауте, Диана машет толпе, затем возник кадр из этого времени — ворота замка, у которых начинают складывать цветы в память о погибшей принцессе. Как быстро может измениться жизнь! Кейт уже успела об этом забыть.

— Кейт? С тобой все в порядке?

— Думаю, мне надо посещать курс литературы в университете, — тихо проговорила Кейт. Слова эти, произнесенные вслух, удивили ее саму.

— Правда? Это было бы здорово! Ты всегда суперклассно писала сочинения.

Кейт ничего не ответила. Она медленно опустилась на диван, не сводя глаз с экрана телевизора, и, к собственному удивлению, начала плакать.

Кейт почти тут же пожалела о принятом решении. Ну, то есть это было не совсем так. Пожалела она о том, что рассказала об этом Талли, которая тут же разболтала маме, а та сказала Джонни.

— Отличная идея! — сказал Джонни несколько дней спустя, когда они сидели вечером на диване и смотрели телевизор. — Я помогу тебе во всем, в чем тебе может понадобиться моя помощь.

Кейт тут же захотелось выдать ему длинный список причин, почему учеба никак не может сочетаться с ее жизненным расписанием. По мнению Джонни и Талли, все было очень просто, словно жизнь — это тарелка с закусками, которую можно заказать, оплатить и получить. Но Кейт знала, что это не так, она знала, что значит чувствовать, что ты недостаточно хороша для какого-то дела.

В конце концов она перестала обманывать себя и искать одну причину за другой, чтобы не выполнить задуманное. Когда Мара отправилась в школу, у Кейт появилось свободное время.

В теплый день бабьего лета в середине сентября, завезя Мару в школу, она успела на утренний паром. Проехала улицами нижнего Сиэтла и в десять тридцать уже парковала машину на стоянке для посетителей перед университетом штата Вашингтон. Кейт направилась в факультетское здание, где шла запись, и записалась всего на одну дисциплину: «Художественная проза».

Всю следующую неделю она чувствовала себя неудачницей на грани нервного срыва.

— Я не смогу, — ныла она, жалуясь мужу в тот день, когда ей предстояло в первый раз отправиться на лекцию.

— Ты сможешь, — увещевал ее Джонни. — А я отвезу Мару в школу, чтобы ты не волновалась, что можешь не успеть на паром.

— Но у меня стресс.

Джонни поцеловал ее и, улыбаясь, отступил на шаг.

— Вытаскивай свой зад из кровати. Пора! — строго сказал он.

После этого Кейт двигалась словно на автопилоте — приняла душ, оделась, собрала рюкзак.

Всю дорогу до университета она думала: «Что я делаю? Мне тридцать семь лет. Я не могу вернуться обратно в колледж».

Она оказалась единственной из присутствующих в аудитории, кому было за тридцать, включая преподавателя.

Она не смогла бы сказать, в какой именно момент ей удалось расслабиться, но постепенно она начала успокаиваться. Чем больше говорил преподаватель о литературном творчестве, об искусстве рассказывать истории, тем явственнее Кейт ощущала, что принадлежит к этому миру.


Со своего места за новым столом Талли закончила переговариваться в эфире с другими ведущими программы и сосредоточилась на чтении новостей с телесуфлера:

— Шеф полиции Денвера Том Коби признал сегодня, что в расследовании дела Джонбенет Рэмси были допущены ошибки. Близкие к расследованию источники утверждают…

Закончив, Талли выдала на камеру свою фирменную улыбку и передала бразды Брайану и Кейт. Когда она собирала со стола текст и другие бумаги, подошла помощник продюсера и прошептала ей в самое ухо: